— Я позже расскажу. Наверное…

— Это твоё дело, Милена. Лезть и допытываться я не стану.

Девушка не отвечает. Молчит до тех пор, пока мы не размещаемся в креслах на борту самолёта и не взлетаем.

— Это он, — отворачивается от иллюминатора и смотрит прямо мне в глаза. — Мужчина из клуба, — шёпотом. Боится, что мужчина, который сидит чуть поодаль услышит наш разговор.

— Это хорошо или плохо для тебя?

— Не знаю, — пожимает плечами. — Я по-прежнему боюсь за него.

— Ты понимаешь, что если мой батя отправил его сюда, то за него тебе бояться не стоит?

— Нет, Марк, — качает головой. — Мой отчим слишком опасен. Я не могу втягивать в это ещё людей. Я потеряла всех, кого любила. У меня не осталось никого. И я больше не хочу терять. Я просто этого не переживу, — встаёт резко из кресла. — Я в туалет.

Провожу взглядом худую спину и тянусь к столику за водой. Замечаю краем глаза, как Демьян встаёт со своего место и плавной походкой двигается за девушкой. Усмехаюсь. Отчего-то уверен, что мужчина с ледяным и цепким взглядом не отпустит девушку. Он смотрит на Милену взглядом собственника. Уже считает её своей.

Я делаю пару глотков воды, когда слышу грохот и вскрик Милены. Пытаюсь вскочить с места, забыв, что пристегнут. Ремень безопасности больно врезается в живот. Матерясь, расстегиваю его и мчу в сторону туалета. Дверь распахивается и оттуда вываливается на меня Демьян с залитыми кровью губами и подбородком. Мужчина матерится тихо, руками удерживаю тонкие запястья Милены. Девушка извивается, брыкается и глазами мечет молнии.

— Отпусти её, — говорю я Демьяну, который пытается притянуть девушку к себе. Но тот будто не слышит, дёргает с силой девчонку на себя, когда та лягает его в ногу и сцепляет обе руку у неё за спиной своей лапищей. Милена тяжело дышит. Её подбородок начинает дрожать, как вчера, перед тем, как у неё случилась истерика. Этого только не хватало!

— Отпусти девушку, Демьян, — взбешённо говорю я, видя, что мужчина не собирается выпускать Милену из своей хватки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Уйди, щенок, — вдруг взбешённо бросает он ледяным тоном, кидая на меня уничтожающий взгляд.

Сцепляю в бешенстве зубы. Пелена ярости застилает глаза, и я впечатываю кулак ему в лицо. Раздаётся хруст. Кажется, я сломал ему нос. Демьян отпускает Милену. Аккуратно подталкивает её в туалет и закрывает дверь. Неуловимым движением заламывает мне руку и с яростью шипит на ухо:

— От того, чтобы переломать тебе кости меня останавливает то, что я должен твоему отцу. И то, что ты защищал её.

Мужчина отпускает меня. Разворачиваюсь к нему лицом, разминая саднящее плечо.

— Оно моя невеста, — хрен знает, зачем я это говорю. Хочу вывести его на эмоции? Пробить броню невозмутимости, которую он снова нацепил на лицо? Убедиться, что Милена будет под защитой рядом с ним?

— Мне срать. Она моя, — невозмутимый тон.

Мужчина уходит на своё место.

Открываю дверь и ловлю плачущую девушку, которая вываливается из кабинки прямо мне в руки. Она с тревогой ощупывает меня взглядом и облегчённо всхлипывает.

— Зачем ты полез? Он мог тебя покалечить, — утирает рукавом толстовки слёзы.

— Спасибо, Миленочка, за веру в меня, — говорю ехидно ей на ухо, кидая взгляд на сжимающего руками подлокотники кресла Демьяна. Интересно, я тоже выгляжу настолько безумным, когда ревную Аню? "Да", — подсказывает внутренний голос. Даже хуже. Демьян хоть эмоции скрывать умеет, в отличие от меня. Я что думаю, то на лице и отражается.

— Марк, не обижайся на меня. Ты видел его телосложение и своё?

— Не такой уж я и дрышара, — обиженно буркнул я. — Чего у него вся рожа в крови? — наблюдаю за нервничающей девушкой, которая заправляет волосы за уши дрожащими пальцами.

— Я его за губу укусила, — заливается краской. — Я испугалась. Он так резко вошёл.

Хмыкаю, бросая очередной взгляд на Демьяна. Понимаю, что мужчине придётся тяжело с Миленой. Очень тяжело. Помимо внешних факторов, ему придётся пробиваться сквозь стену страха.

— Умойся, у тебя кровь запеклась. И постарайся в этот раз никого больше не бить.

— Да иди ты! — возмущается, но улыбается уголком губ.

Опускаюсь в кресло. Беру в руки телефон и, сняв блокировку, захожу в галерею. Открываю фотографию двухгодичной давности. Я прижимаю Анютку к себе, приобняв за плечи и улыбаюсь широко в камеру. Нос малышки испачкан мороженым, и она недовольно хмурится. Смотрит сердито в камеру из-за стёкол очков. Улыбаюсь нежно, пальцем обвожу овал её лица. Забавная и до тянущей нежности в груди родная. Моя.

— А она очень милая, — голос Милены заставляет испуганно вздрогнуть.

— Тебе не говорили, что подглядывать в чужой телефон некрасиво? — бурчу я, блокируя экран.

— Так я одним глазком, — девушка плюхается на сиденье, сбрасывая кроссовки и поджимая под себя ноги. — Ты просто с таким дурацким выражением лица сидел. Вот с таким, — скорчила забавную рожицу. — Это ведь твоя Аня? Та, с которой ты вчера разговаривал по телефону?

— Да. Да. И как много ты услышала вчера?

— Весь ваш диалог, — виновато пожимает плечами. — Прости, — делает бровки домиком. — Я просто… я давно не слышала таких открытых разговоров. Без фальши и лести. Я будто коснулась чужой любви, которая согрела меня. И я ведь девочка, и мне всегда интересны все романтические истории, не забывай.

— Твоя романтическая история сидит с тобой в одном салоне самолёта и прикладывает лёд к прокушенной губе. Только не надо говорить мне, что это другое, — вскидываю руку.

— Расскажи мне об Ане, — переводит ловко тему. — Какая она? Опиши её.

— Она самая лучшая, — говорю, как само собой разумеющееся. — Добрая, умная и красивая. Любит читать и смотреть детективы. Пишет стихи, но боится кому-то показывать. У неё восхитительные рыжие волосы и зелёные глаза.

— Ты любишь её, — не вопрос, а утверждение. Милена щекой прижимается к мягкой спинке кресла и улыбается мечтательно и грустно.

— Люблю, — не вижу смысла этого отрицать. — Только, как понимаешь, пока вместе быть мы не можем. Как и ты, я не хочу подвергать её опасности. Дед знает про неё. Я стараюсь держаться подальше, но это у меня не выходит. Это как наваждение какое-то. Тянет к ней. Неконтролируемо. Вопреки доводам разума.

— Я верю, что всё будет хорошо, — девушка кладёт руку мне на плечо. — Как можно не любить такого доброго и чудесного парня как ты? Уверенна, что она любит тебя так же сильно, как и ты её.

К горлу снова подкатывает горечь.

Я прикрываю глаза и откидываю спинку кресла. В сон клонит нещадно. И я проваливаюсь в царство Морфея, чтобы проснуться уже в Москве.

Глава 32


Аня


— Дядя Глеб, пожалуйста, — прижимаю руки к груди и умоляющим взглядом смотрю на отца своего любимого. — Возьмите меня с собой! Я буду тихой, как мышка!

— Нет, Аня! Я уже сказал тебе! — мужчина даже не смотрит в мою сторону.

— Ну, пожалуйста, — я чуть не плачу, семеня следом за ним. — Я не причиню неудобства.

— Нет. И чтобы носа не высовывали из дома, пока я не вернусь, — твердый ответ, и дядя Глеб, поправив кобуру и поцеловав тётю Олю в лоб, выходит из кабинета, закрыв дверь прямо перед моим носом.

Тоскливым взглядом посмотрела в окно. Я так хотела поехать встречать Марка, но дядя Глеб не собирался менять своего решения. Как бы я его не уговаривала.

— Анюта, не переживай, — тётя Оля кладёт руку мне на плечо и легонько сжимает.

— Я с ним так и не поговорила нормально, — прижимаюсь виском к её плоскому животу и вздыхаю тяжело.

— Успеете ещё поговорить, — слышу улыбку в её голосе. — Ты сама понимаешь, что сейчас лучше сидеть и не высовываться. Отец Глеба ужасный человек, и он не остановится не перед чем.

Я киваю, больше не имея желания сейчас разговаривать.

Мне стыдно перед Марком. Стыдно, что тогда я повела себя как глупая мстительная девчонка тогда. Сбежала на утро трусливо. От Марка. От чувств, которых боялась, потому что помнила ту раздирающую боль после слов на пляже. Пусть мне было всего шестнадцать, но я уже тогда любила Марка. Взрослой, осознанной любовью.

Да, Марк рассказал мне всё ночью, признался в любви и объяснил причины своих поступков. Но я слишком была ошеломлена. Я не переварила до конца всё то, что он мне сказал.

Злилась на него за то, что он сразу не сказал, что скоро женится. Это было несправедливо с его стороны. Прийти ночью, подарить бесстыдные ласки, а потом забыть на утро, что было. А на следующий день ревновать меня к Лёше, повезти в дом родителей и целовать столь жадно и нежно. Лишая дыхания. Лишая разума. Я была готова подарить ему свою первую ночь там, возле бассейна.

Когда Марк позвонил мне, я ожидала, что он начнёт ругаться, ожидала чего угодно, но уж точно не интимного низкого шепота, который вогнал меня в краску смущения.

— Да, мой сладкий котик, — хмыкаю в трубку, улыбаясь от уха до уха и с трудом сдерживаясь от того, чтобы захохотать.

Я так старалась нарисовать бегемота, столько времени потратила вырисовывая тени и мордочку, надеясь, что парень оценит мои старания.

— Когда я до тебя доберусь, мышонок, я тебя оттрахаю так, что ты неделю не сможешь сидеть, — дыхание перехватывает, а глаза в изумлении расширяются. — Так, что ты охрипнешь, — голос Марка такой низкий и искушающий, что я начинаю дрожать. Я понимаю, что ничего прекраснее этого хриплого шёпота не слышала. Он ласкает слух, проходит сквозь каждую клеточку моего тела. Закрываю глаза и представляю, что Марк стоит сзади. Что его горячее дыхание опаляет моё ухо и шею.