— Будет исполнено, — отвечал шикарий. — Я тотчас обойду всех еще раз и передам им ваше приказание.

— Сделай это, — сказал Гастингс, — а потом позаботься, чтобы завтрашняя охота прошла удачно.

Откланявшись, старший егерь обошел цепь и, переходя от одного ласкария к другому, каждому передал приказание губернатора.

— Парии, — говорил он, — хитрее зверей, и в одиночку они легче прорвутся через цепь, чем олени. Кто поймает парию, получит особое вознаграждение.

Гастингс вошел в палатку Марианны и застал ее сидящей в кресле около кровати. Она вздрогнула и боязливо взглянула на него.

— Теперь они в наших руках, — заверил он ее. — Неро не ошибается, они должны находиться здесь и могут ускользнуть от нас лишь каким-нибудь чудом.

— Боже мой, Боже мой! — дрожала Марианна. — Если суждено случиться несчастью, то я готова молить небо, чтобы они не попались нам.

— Успокойся, дорогая, — отвечал Гастингс. — Я принял меры, чтобы с Маргаритой ничего не случилось. А что касается разбойника, — добавил он мрачно, — то лучше, если он исчезнет навеки… Мужайся, я позаботился, чтобы все удалось.

— Удалось! — повторила она. — Милосердный Боже, разве такое называется удачей, и какая мука будет потом.

— Какая бы мука ни была, мы перенесем ее, и перенесем легко, потому что мы будем одни… Чтобы спасти человека из когтей льва или тигра, рискуют жизнью, а мы не побоимся мучений и горя, чтобы спасти наше дитя от позора и отчаяния.

— А разве нет другого выхода? — робко спросила Марианна.

— Нет! — сурово ответил Гастингс. — Преступник, которому я вернул человеческое достоинство и открыл путь к свету, не заслуживает прощения. Ни слова больше! Успокойся, моя дорогая, и пусть твоя гордость будет выше горестей материнского сердца.

Он поцеловал ее полные слез глаза и быстро пошел к своей палатке. Короткой стальной цепочкой привязал он собаку к ножке своей походной кровати и лег спать.

Глубокая тишина наступила в лагере, в лесу и в джунглях; лишь изредка нарушал ее храп лошадей, ворчание слонов и рычание тигров в дебрях.

II

При первых лучах солнца лагерь ожил, но все старались не шуметь. Даже прислуга говорила шепотом: все боялись спугнуть чутких хищников из их убежищ.

Гости-охотники давно встали. Лорд Торнтон сгорал от нетерпения; опытные охотники давали новичкам наставления, которые выслушивались с напряженным вниманием. Ласкарии чуть свет вышли из лагеря, став огромным полукругом в джунглях, спускавшихся к морю. Часть ласкариев осталась в лагере поддерживать огонь в кострах и защищать лошадей и вьючных животных от нападений тигров. Скоро появились и Гастингс с Марианной.

Перед большой палаткой на открытом воздухе подали закуски без спиртных напитков. Потом подвели охотничьих слонов. Вместо обычных седел, приспособленных для лежания во время путешествий, на их спинах были прикреплены хауды — охотничьи седла, нечто вроде ящиков с крепкими решетками вместо стен и очень высокими перилами, служащими одновременно стойкой для ружей.

Каждый из охотников взобрался на своего слона. Около слона леди Гастингс ехали два шикария на особенно могучих и хорошо выдрессированных слонах, чтобы помочь в случае малейшей опасности. Позади шли многочисленные и хорошо вооруженные егеря со сворами собак.

Гастингс взял Неро с собой в хауду; он не хотел оставлять его, боясь, что Неро побежит по следу. Умная собака легла у ног своего хозяина.

Вся охота направилась из лагеря в джунгли. Гастингс, ехавший впереди, подозвал к себе лорда Торнтона, чтобы дать ему еще несколько советов и особенно внушить, что надо целиться тигру прямо в сердце или в затылок, потому что только от таких ран он мгновенно умирает.

Слоны не выказывали ни малейшего беспокойства или волнения. При входе в джунгли они высоко подняли свои хоботы, чтобы тигр во время прыжка не мог схватиться за них; внимательно смотрели по сторонам и осторожно подымали тяжелые ноги, как бы желая избежать шума.

Не успела охота перейти через лагерный ров и приблизиться к джунглям, как первый шикарий, ехавший непосредственно за губернатором, протяжно затрубил в рог. В тот же миг со всех сторон поднялся оглушительный шум барабанов, трещоток и ружейных выстрелов, которым цепь загонщиков выманивала тигров из дневных логовищ и гнала их навстречу охотникам.

Вдруг слон Гастингса остановился — сбоку из кустов показалась огромная голова со сверкавшими фосфорическим блеском зеленоватыми глазами. Более опытные охотники отодвинулись, потому что одно из правил охоты — выступать против тигра в одиночку, чтобы освободить место для выстрела. Шикарий крикнул новичкам отойти друг от друга как можно дальше.

Несмотря на шум, раздававшийся со стороны загонщиков, послышался ужасающий рев страшного хищника. Почувствовав себя в засаде, он выполз из кустов и приготовился к прыжку. Не ожидая знака корнака, слон Гастингса повернулся на тигра, закинул назад хобот, низко наклонил голову и маленькими шагами направился к хищнику.

Тигр полз по земле, совершенно растянувшись, и ударял хвостом направо и налево, но вдруг сделал огромный прыжок и вцепился передними лапами в голову слона. Ужасные когти глубоко впились в толстую кожу слона, и кровь заструилась из ран. Лорд Торнтон, ближайший очевидец всего происшедшего, вскрикнул от ужаса; казалось, что тигр сейчас очутится на спине слона, так близко сверкали его глаза и лязгали страшные челюсти.

Но Гастингс стоял спокойно и неподвижно в своей хауде, нацелив ружье на тигра. Да и корнак, сидевший между головой слона и хаудой, оказался непосредственно перед тигром и держался спокойно.

Положение, казавшееся со стороны таким ужасным, в сущности, не представляло серьезной опасности: тигр, уцепившись передними лапами за голову слона, задними висел в воздухе и не имел точки опоры не только для прыжка, но и для дальнейшего карабканья по телу могучего животного. Если б тигру удалось зацепиться когтями за переднюю ногу слона, тогда корнаку и охотнику грозила бы действительно серьезная опасность. Но умный, отлично выдрессированный слон знал, что ему надо делать: он еще ниже наклонил голову, сильно потряс ею, и увлекаемый собственной тяжестью тигр грузно упал на землю.

Не успел яростно рычавший хищник приготовиться к новому прыжку, как грянули два выстрела из ружья Гастингса, и тигр, пораженный насмерть, свалился в предсмертных конвульсиях. Тогда слон выпрямился, поднял ногу и уверенно опустил ее на еще вздрагивавшую голову тигра.

Подошли шикарии и отнесли в сторону добычу. Громко раздался звук рога шикария, и со всех сторон послышались ликующие крики, приветствовавшие успех губернатора; но Гастингс, не останавливаясь, двинулся вперед на своем слоне, очень мало обеспокоенный полученными им ранами.

Скоро на краю огромного, обросшего тростником пространства послышался яростный рев второго тигра. Гонимый загонщиками, он выскочил из кустов и бросился прямо на слона лорда Торнтона. Тот выстрелил, не дав тигру прыгнуть. Целился он хорошо, но попал зверю не в сердце, а в бок. На мгновение зверь присел и громко зарычал от ярости и боли, затем сзади бросился на слона и вскарабкался ему на спину. Крепко уцепившись и щелкая зубами, сидел он непосредственно за хаудой и обдавал лорда своим горячим дыханием.

Шикарий быстро приближался на своем слоне, Гастингс велел корнаку также подъехать: лорду Чарльзу угрожала серьезная опасность.

Но лорд Торнтон не терял хладнокровия. Он схватил другое ружье, подошел к задней решетке хауды и почти в упор выстрелил из обоих стволов в голову тигра. Тигр упал со слона, кровь так и лилась, но выстрелы все-таки оказались не смертельными. Раненый зверь огромным прыжком бросился на шедших позади ласкариев, сшиб одного из них и, пробивая себе дорогу среди подходивших со всех сторон охотников, помчался прямо в чащу.

Гастингс подоспел на своем слоне. Лорд Торнтон непосредственно следовал за ним.

— Вы слишком рано стреляли, — крикнул ему Гастингс, — но вам делает честь ваше хладнокровие. При первой охоте на тигра обыкновенно теряют голову.

— Я уверен, что хищник смертельно ранен, — заявил лорд Торнтон. — Он не уйдет далеко. Нельзя ли его догнать? Очень уж хороша его шкура!

— Вы не знаете, насколько они живучи, лорд Чарльз, — возразил Гастингс. — Если сердце и затылок не тронуты, то тигры поправляются от самых тяжелых ран. Но шкура от вас не уйдет, а раненого тигра надо догнать и прикончить.

— Спустите собак! — приказал Гастингс.

Собак спустили, и они, рыча и обнюхивая, пошли по следу. Даже Неро завозился в хауде.

Все осторожно двигались за собаками, только Марианна осталась около раненого ласкария и утешала его. Вдруг собаки остановились и ощетинились; ни одна не осмелилась пойти навстречу тигру, который сидел в высоком тростнике и при приближении людей вскочил, зарычав от боли.

— Пустите меня вперед! — крикнул лорд. — Это моя добыча…

— Стойте! — приказал Гастингс. — Тигр теперь опаснее, чем когда-либо, и, если у него хватит сил для прыжка, он бросится на охотников и собак, и его жизнь нам будет дорого стоить. Стреляйте! — крикнул он.

Шикарии стали полукругом за собаками и прицелились; по знаку Гастингса раздался залп, и тигр свалился. Около него образовалась целая лужа крови.

— Теперь ваша добыча не уйдет от вас! — проговорил Гастингс.

Охота продолжалась. Один из тигров достался лорду Торнтону; на этот раз ему удалось подпустить тигра спереди и, когда слон стряхнул его с головы, убить его метким выстрелом в затылок. Другой подкрадывался к слону Марианны, но бросился на одного из находившихся поблизости слонов с шикарием. Слон стряхнул его, тигр упал на спину, и не успел он подняться, как Марианна выстрелила ему прямо в сердце, а ее слон наступил на голову умирающего зверя.