— Я попробую… на гитаре и петь… — горло неожиданно пересохло. Мирош наклонился, взяв инструмент за гриф. Разогнулся и добавил: — Подыграешь. Еще запись есть студийная. Там слышно, что Гапонов делал. Не знаю… надо?

— Надо, — кивнула Полька и включила синтезатор, который на некоторое время должен был стать ее. Если, конечно, она сможет договориться с этим незнакомцем — она была уверена, что у каждого инструмента, даже с искусственным интеллектом, есть характер и нередко довольно капризный. Пока они присматривались друг к другу, Мирош достал телефон и, непродолжительное время порывшись в его памяти, запустил плеер.

— Это первая, Таранич… продюсерша местная, считает ее самой удачной, — негромко произнес он и замолчал, положив трубку на синтезатор. Вступление было на клавишных. Вступал Олег. Уже потом добавились голос и гитары с ударными. И в принципе, ее определение как удачной было вполне понятным. Лирическая, даже несколько ванильная для «Меты». Но звучало хорошо, может быть, в силу юности исполнителей. Или потому что Мирош пел, завораживая время.

Мелодия все лилась, а он расчехлял гитару. И поглядывал искоса на Полину, внимательно наблюдая за ее лицом. То ли ожидал реакции, то ли что она вот-вот откажется от задуманного.

Но Зорина сосредоточенно слушала песню, брала отдельные аккорды, пока не повторяя основной темы, а примеряясь к тональности, ритму, настроению — неожиданно теплому. Когда песня закончилась, Полина неторопливо подобрала мелодию, пару раз взяв не те ноты, исправилась и резко прервалась, так что звуки повисли в тишине гаража, прежде чем в ней раствориться.

— Похоже? — спросила она.

— Ты вундеркинд! — восторженно провозгласил Иван и, подтянув к стойке синтезатора табуретку, уселся рядом. — Попробуем вместе?

— Да, давай… — Полька кивнула и подняла на него глаза. — И я не вундеркинд. Просто я занимаюсь музыкой почти пятнадцать лет.

Произведя в голове нехитрый арифметический расчет, Иван присвистнул. Провел по струнам и смущенно проговорил:

— Я гитарой заинтересовался в четырнадцать. Разочарование пришло, когда пальцы в мозоли стер. Ничего не получалось, кроме них. Три-четыре?

Первый аккорд был от Мироша. Потом вступила Полина. Снова подстраивалась, теперь под него, пытаясь повторять Гапонова, пока механически, на слух. Постепенно становилось легче, свободнее. Иван распелся, не особенно осторожничая и вслушиваясь. Повторял по памяти строчки. Иногда останавливался и спокойно, деловито объяснял, что нужно изменить, где и как выйти на первый план.

— Если хочешь, вот здесь, когда я допел припев, можешь импровизировать. У Олега фишка была — ни разу одинаково не сыграл. Всегда нежданчик. Поняла?

— Поняла, — кивнула Полина и усмехнулась: — но я не вундеркинд. Давай сначала.

— Давай сначала, — согласился Мирош. И опять коснулся струн, чтобы она присоединилась к нему со следующего такта. Если в остальном ладу не было, то в музыке они оказались на верном пути к гармонии. Что-то сейчас рождалось. Теплое, как мелодия, которую они играли. Бесконечно интимное, только на них двоих, живое. Протянувшееся между ними и соединяющее их.

Гармония нарушилась еще через несколько ходов минутной стрелки, одновременно превратившись в нечто большее. Увлеченные возней над инструментами, они могли бы и не заметить, если бы гараж был хоть чуточку просторнее. Сначала показался Фурса, следом — Кормилин. Некоторое время они молча наблюдали за происходящим. Мирош и Полина никак на их явление не отреагировали, продолжая играть. Потом ребята переглянулись.

К следующему припеву звякнула молния — освобождая бас-гитару из чехла. И такт отбивали барабанные палочки. Сейчас впервые друг к другу приноравливались четверо. И никто не задавал никаких вопросов, кроме тех, что касались музыки. Потому что у троих из них не было выбора. И потому что четвертая приняла сторону Мироша — у нее тоже теперь его не осталось.

На то, чтобы отыграть четыре песни, понадобился не один час. На общую репетицию на территории «Руты» они опоздали. Иван отмахался от Таранич, сообщив, что репетируют в гараже, но в Луна-парк приедут пораньше. Ситуация жуткая, бесючая, но вариантов у них не было. Чем больше выучат сейчас, тем потом будет легче. Про Полину Маринке не сказали. На месте разберутся.

К обеду напряжение постепенно спадало — они успевали. И только тогда Кормилин жалобно и полувозмущенно протянул:

— Жрать мы сегодня будем или нет?!

— Нет, — отрезал Фурса, — еще одна песня. Потом отпущу.

Мирош двигал вперед в глобальном. На репетициях главным тираном становился басист. Но сейчас, впервые за все время с самого утра Влад запнулся и посмотрел на Полину.

— Если только больше никто не хочет…

— Больше никто не хочет, — отозвалась она. — Но если чего — обед есть.

— Спасительница! — простонал Кормилин. — Тебя как зовут-то хоть?

— Полина. Ну! Играть собираетесь?

— Чего у нас осталось? — мотнул головой Фурсов, обращаясь к Ивану. — Может, выбрать что попроще?

— «Девочка со взглядом», — упрямо ответил Мирош, потом обернулся к Польке и подмигнул: — Помнишь?

— Тут забудешь… — она смотрела прямо на него. — У вас сколько выступлений?

— Четыре. Плюс закрытие.

— Значит, все равно придется еще что-то порепетировать. Глупо играть одно и то же.

— У нас как раз освободилась одна кровать, — хохотнул Иван.

— И какое отношение это имеет к репетициям? — поинтересовалась Полина, удивленно вскинув брови.

— Ну, это если будем падать замертво от усталости.

— У меня есть, где упасть, забыл?

— Ноги не донесут — мы донесем, — торжественно пообещал Влад, бросив не особенно довольный взгляд на Мироша, будто бы сетовал на дисциплину. — Сейчас — «Девочка». Потом — перекур. Поехали.

«Девочку» играть было немного проще — «Девочку» она действительно хорошо помнила на слух. Нота за нотой. И каждая секунда звучания Мирошевого голоса была ей знакома как нечто близкое и важное. Казалось, от этой песни можно взлететь. Забыть обо всем и взлететь, завороженной остановившимся временем.

Потом они обедали, оказавшись вчетвером в Галкиной обители — на кухне, за большим столом, как всегда уставленным яствами. И хотя повариха ненавязчиво бурчала что-то о том, что все на скорую руку и ничего не успевает, заметно было, что к вопросу кормления трех здоровых лбов она подошла весьма обстоятельно, как она умела. Словом, была не только уха и пироги с мясом.

А еще, определенно, происходящее относилось скорее к категории бреда. Целый день в гараже на репетиции «Меты», этот странный обед, мамины набеги, чтобы познакомиться и узнать, не нужно ли чего еще. Предстоящий концерт. Предстоящие концертЫ. И ближайшие несколько суток, по прошествии которых, сомневаться не приходилось, она и правда будет падать от усталости.

Только Мирош, сидевший совсем близко от нее, тревожил все сильнее с каждой минутой. Не тем, что делал что-то не то. А самим фактом своего присутствия в ее жизни. Ведь он и правда есть в ее жизни.

— Что будем говорить, если прицепятся журналисты? — вдруг подал голос Кормилин и покосился на Полину.

— Ключевое здесь — «если», — отмахнулся Иван. — Не того полета птицы.

— Но подумать надо бы, — возразил Фурсов. — Правда про Гапона… некрасиво будет звучать.

— Да что угодно — простудился, температура поднялась. Взял больничный… ушел из группы. Никому это не интересно сейчас, — Мирош повернулся к Полине и добавил: — Если что — про консерваторию помалкивай. Чтоб твой приват-монстр не узнал.

— Буду помалкивать, — согласилась она. — И вообще, лучше, чтобы вы сами.

— Волнуешься?

Волновалась ли она? Нет, в том, что справится, Полина не сомневалась ни минуты. И правда — пятнадцать лет какого-никакого опыта никуда не денешь. И когда они ехали в белоснежной, но сейчас несколько прибитой пылью Королле к Луна-парку, она испытывала скорее азарт перед предстоящим выступлением. Это на концерт в академии или музее и даже на редкие подыгрывания Лёльке ничуть не похоже. А все новое всегда вызывало у нее особенный интерес. Фастовский может бухтеть сколько угодно, но попробовать себя на разных площадках, в разных качествах — навык, которого ей не хватает. Наверное, потому она и предложила помощь Ивану так быстро, не успев подумать и взвесить все за и против. За, конечно же, было больше. Против — было единственным, но существенным. Ранние подъемы для присутствия в Скайпе. Сегодняшним утром на другом конце Земли ей был поставлен прогул, она в этом не сомневалась. А значит завтра, даже мертвой, она должна быть под компьютером.

Эта мысль одиноко мелькала в голове, когда Полина поняла, что машина остановилась. Они были на месте. Выбравшись, Мирош подал ей руку. Запросто протянул пятерню, как если бы делал это всю свою жизнь, разом отшибая все планы на будущее. А после отшибания планов ее подхватил водоворот событий, происходивших одновременно в эпицентре их нынешнего существования и пролетавших мимо.

— Вы издеваетесь?! — верещала дородная дама немного старше среднего возраста, на чьем бэйдже значилось «Марина Анатольевна Таранич». — Чтобы я еще когда с такими придурками связалась! На сутки пропали. Нету вас! Мне к вам воспитательницу приставить?

— Лучше сразу нянечку, горшки выносить, — чуть хамовато отозвался Иван, вздергивая подбородок, покрытый густой щетиной.

— Буду иметь в виду! — огрызнулась она, но долго сердиться времени у нее не было. — Начало через час. Вы третьи. Чтоб от меня ни на шаг. Вам ясно?

Общее на всех мычание, раздавшееся в ответ, выражало, по всей видимости, согласие. И едва Марина кивнула, собираясь отойти в сторону, взгляд ее упал на Полину.

— Это кто? — полюбопытствовала она.

— Новый клавишник, — раздался готовый ответ.