— Как мы назовем нашего сына?

— Не знаю… я не придумала имя. Обещала детям, что они назовут.

А сама, задыхаясь от сумасшедшей любви, смотрю на сморщенное самое красивое личико во Вселенной, и меня душит от невыносимой любви и от счастья.

— Если обещала, надо выполнять.

— Вы тоже мне обещали разойтись по палатам. Я унесу малыша. Как только тебя осмотрят врачи, тебе принесут его покормить и оставят рядом с тобой. Карапузище. Четыре с половиной килограмма счастья. Сама б точно не родила. Откуда только все брал? В тебе веса от силы сорок пять.

— Ну… Вороновы все живучие, жадные и прожорливые. Да, пацан? Красавчик. Точно на маму похож.

Но я не отпустила Максима. Мне надо было еще время. Для осознания, что он рядом, что он со мной. Что живой. Лежать в его объятиях, в полудреме, чувствуя, как пальцы моего мужа перебирают мои волосы, гладят мою спину. Его сердце бьется громко, хаотично.

Я больше никогда не дам ему меня покинуть. Никогда. Мы вернулись из самого дна, и теперь я вгрызусь в него, вдерусь зубами и ногтями, срастусь с ним, склеюсь навечно. И сама смерть не отнимет его у меня. Не получится. Я сильнее. Не отдам. Это мой Зверь.

КОНЕЦ 8 КНИГИ

29.11.2019

Харьков

Бонус от имени Максима выйдет к Новому Году. В нем вы узнаете, как он выжил, его мысли, чувства. Как вы любите. А я хочу поблагодарить мою Инночку, мою дорогую помощницу и подругу за то, что помогала с вычиткой этого романа и поддерживала меня во всем. Иннуся, я люблю тебя.

БОНУС

(Прошу обратить внимание, что бонус не вычитан и пришел к вам в своем первозданном виде так как я знаю, как сильно вы его ждете).

Я никогда не боялся смерти. Но я всегда считал, что самая бесполезная и глупая смерть — это когда вдруг тонешь, доплыв до самого берега. Когда видишь свое спасение, когда тянешь к нему скрюченные пальцы и вот он долгожданный кислород, вот она сама жизнь маячит впереди и источает тонкий аромат счастья, а ты понимаешь, что нельзя тебе туда, нельзя ступить на этот проклятый берег иначе весь оазис вместе со счастьем уйдет под воду. И у тебя нет выбора. Только на дно самому, чтоб никого не тащить за собой.

И я, перед тем как сдохнуть, с радостной улыбкой на губах, дышал, жрал, заглатывал свой кислород. Оттягивал минуты и секунды, понимая, что дальше одна… дальше уже без меня. И дьявольски больно. Нет, не умирать, а отпускать ее… дать ей свободу окончательно и бесповоротно. Навечно. Ведь ни развод, ни разлука, ничто не могло нас разлучить… а костлявая все же смогла. Она беспощадная и хитрая тварь, умеющая ждать подходящего часа. Скалится, хохочет, и раскрывает объятия.

"Давай, родимый, забегался, заигрался. Кончилось твое время. Пора. Котлы горят, пламя трещит. Заждались мы тебя, голубчика.

Сейчас… только посмотрю на нее… еще немного, еще совсем чуть-чуть.

Насмотрелся уже. Хватит"

И мне так не хочется умирать, так не хочется заглатывать грязную и вонючую жижу, зная, что там на дне меня уже ничего не ждет, кроме пустоты.

Но все было не зря… Я прошел этот путь от черной ненависти обратно к ослепительной, чокнутой, сумасшедшей любви головокружительно быстро и болезненно медленно одновременно.

Но вначале была она… Всепоглощающая агония, медленно сжигающая душу и даже тело. Океаны ненависти к той, что заставила поверить в счастье, а потом… потом просто забыла о нем и стала иной, стала чужой, холодной и такой далекой, что хотелось свернуть ей шею. И ненависть такая жалкая, бессильная. Ведь по сути она всего лишь тень своей умопомрачительной, жестокой сестры. Дикой, яркой, обжигающей до боли в костях. Всего лишь тень любви, всего лишь ее эхо. Трансформация, то и дело ломающая мне хребет от постоянных превращений. От полетов то вверх, то вниз. Так что рвутся легкие и сердце, а кровь хлещет из ушей фонтанами и кажется ты уже весь потонул в ней.

И изнемогая хочется орать сорванным голосом "увидеть… один раз, умоляю, заклинаю, хотя бы раааааз, мать вашу".

Хочешь рассмешить Дьявола начни просить что-то у его злейшего врага. Да-да, того самого, которому я никогда не молился, а сейчас впервые начал, зная, что тот меня точно не услышит.

Но я просил, умолял. И получил сполна. Получил так много, что потом выл обезумев от тяжести своей ноши. Я получил то, что хотел и чуть не перерезал себе глотку от болезненного понимания, что теперь Костлявая улыбается мне беззубым ртом и показывает два пальца.

"Молодец, мальчик, привел и ее ко мне. Спасибо, дорогой. Сразу двое вместо одного. Оно того стоило. И не говори, что мамочка не выполняет твоих желаний".

Ошалевший от кокса, алкоголя, травы потонувший в пьяном угаре я не мог различить где явь, а где мой больной и истерзанный воспаленный мозг выдает мне галлюцинации. И жестко перестал нюхать свою анестезию. Нельзя. Иначе сука с впавшими глазницами получит нас обоих. Но я не позволю, хер ей, а не Дашка. Обойдется мной одним.

Сейчас, в этой грязи, в этом лесу, где я давно перестал быть собой, а Зверь был выпущен на волю я осознал, что у меня было абсолютно все. Я был богат как Крез и обнищал как последний, ободранный бомж. Мне оставалось лишь жрать самого себя, жрать то, чем я наполнен до краев. Ненависть, ярость, боль и лютую зависть самому себе в прошлом. Себе, имеющему возможность любить свою девочку и знать, что это до безумия взаимно.

Ее созидающая сила сделала меня тем, кем я никогда не был и быть не мог. Она вознесла меня высоко, подняла из пыли, с грязи и мусора. Она вернула мне семью. Андрей, Савелий, Карина. Ради своей девочки я готов был стать кем угодно и простить даже своего отца.

У меня появилась семья. И это оказалось сильнее наркотика, сильнее самых острых крючьев, жестче колючей проволоки. Меня насадило на эту приманку, меня завлекло в эти сети, и я уже не мог выбраться, да и не хотел.

Моя встреча с Зарецким была засекреченной настолько, что я даже не помню и не знаю, где мы с ним встретились. С завязанными глазами я ездил по городу в машине, понимая, что они путают следы, чтоб я потом не смог найти дорогу. Вместо генерала говорил другой человек, но я знал, что он был там. Находился в проклятой комнате и молчал. Мой зверь его чуял, ощущал вибрацию ненависти, повисшей в воздухе. Когда понял, что задумал сукин сын волосы встали дыбом. Я был далек от политики, я никогда в нее не лез в отличии от Графа. Мои амбиции простирались не дальше моего кошелька и моей семьи. А власти было предостаточно, чтоб любая шваль ссалась от одного моего взгляда.

Но меня не просто втянули в политику, меня затащили крючьями за мясо в самое пекло, в самый эпицентр борьбы за власть, где я был всего лишь жалкой пешкой… пешкой, руками которой собрались убить тысячи людей и изменить ход истории. Наверное, именно тогда я понял, что должен пойти на это. Должен обрубить клешни этому спруту, который тянул свои проклятые, липкие конечности и хотел загрести все себе любой ценой. А ведь я шел туда, чтобы убить его. Никто не знал, что я проглотил капсулу, способную разнести к все к дьяволу в радиусе нескольких десятков метров, включая и меня, разумеется.

Пока сидел на стуле и крутил пальцами детонатор больше похожий на пуговицу с маленькой кнопкой посередине, слышал у себя в голове тиканье часов…

— Дороги назад не будет. Один неверный шаг и от твоей семьи останутся одни воспоминания. Мой человек держит ее на прицеле.

— Плевать. Я с ней развелся. Можете вышибать ей мозги.

Жестокий блеф, который стоил мне омертвевшего сердца.

— Неее, с детьми развестись невозможно, Зверь. Или ты настолько отмороженный, что тебе плевать на смерть своей единственной дочери? Включи звук.

"Мам, смотриии, кися. Мам… ну смотри. Ты совсем не смотришь. Там кися.

Да, моя маленькая, вижу.

Давай возьмем ее себе.

Не сейчас. Чуть позже обязательно возьмем"

Задыхаюсь, изо всех сил стараясь не начать захлебываться только пальцы сами сжались до хруста. Их голоса. Адской болью в самой груди, отравой по застывшим венам.

— Одно слово моему снайперу и ее не станет.

Я выпустил из пальцев детонатор и медленно выдохнул.

— Меняйте мне внешность. Я согласен. Выезжаю, когда скажете.

* * *

И он проснулся. Зверь, живущий во мне. Он был выпущен на свободу. Это чудовище, которое жило внутри меня. Алчная и кровожадная тварь дорвалась до своего пиршества и упивалась своей властью. Моя вторая сущность. Та, которую сам так боялся и надеялся, что она мертва. Она попала в свою среду, она буйствовала и бесчинствовала, а я ей потакал, подкидывал ей побольше мяса и крови. Так было легче отдалиться от Даши, отдалиться от прошлой жизни, зачеркнуть ее и упасть на самое дно.

Я был близок к цели, и я принял решение — обратно возврата не будет. Я похороню эту тварь прямо здесь вместе с другими тварями, которым не место на этой земле рядом с людьми. Да, я буду вершить историю, но не так как этого хочет Зарецкий. Днем я убивал, а ночью, когда отходило действие наркотика я думал о ней… о моей чистой и непорочной девочке. О моей искренней, честной, справедливой девочке, которая так молила меня вернуться к ней, тянула руки, падала на колени… а я уже не мог, я уже не принадлежал себе… я уже понимал, что, если откажусь не будет ее у меня больше.

И я засыпал свой путь трупами, я выстилал свою собственную дорогу к истине кровью тех, кто якобы стали моими собратьями. И мне дьявольски везло. Но кто об этом узнает и узнают ли. Да и имеет ли теперь значение… Мои победы приписывали случайностям, чудесам, силе армии и разведки. Тот автобус с детьми, который вменили мне в вину, а я и не думал защищаться это я расстрелял всех террористов, охранявших его. Расстрелял до того, как прилетел вертолет и якобы освободил всех пленных. Они были мертвы до того, как он приземлился.