Кто бы знал, как я устала быть сильной... 

Глаза снова защипало от слёз, и я не стала их сдерживать.  

Им всем нужно только одно - секс. И многие согласны за него платить хорошие деньги, лишь бы не утруждать себя совершенно лишними знаниями о том, что твориться в твоей душе, что пришлось пережить в жизни. И ему нужен лишь секс. Но при этом он презирает очевидную взаимовыгоду. Ненавижу. 

- Пожалуйста, - собрав остатки моральных сил, прошептала я ему в губы, - просто открой мне дверь. 

Он мгновенно отстранился, вглядываясь в меня беспокойным взглядом. 

Серьёзно?  

Я застонала в голос. 

- Данил, пожалуйста... У меня нет сил играть в игры. 

- Никаких игр, Каролина, - со всей серьёзностью произнёс он. - Расскажи мне. 

- Что рассказать? 

- Всё! - твёрдо произнёс он и, наклонившись, коснулся губами моей скулы, высушивая слёзы. - Слышишь? Хочу знать о тебе всё. 

Он прижался лбом к моему, вглядываясь в мои глаза совершенно обезоруживающим, своим искренним желанием знать, взглядом. В сердце кольнуло. Его слова стали для меня откровением. 

Это невыносимо... 

Безумный калейдоскоп чувств, причина которого он. С самого первого взгляда на него меня бросает из стороны в сторону в эмоциональном плане, вынуждая действовать не привычным мне образом, идти на поводу минутных слабостей, и ниточка за ниточкой вытягивать себя настоящую из собственной скорлупы отгороженности от внешнего мира. 

И я не представляю, как к этому относиться...  

- Кара, - шепнул он и ласково улыбнулся от того, что я по привычке поморщилась. - Кара, я дурак. Непроходимый тупица. Прости меня. И знаешь, некоторым моим поступкам есть объяснения. И, если когда-нибудь позволишь, я попробую объяснить. Хотя, это ни в коей мере меня не оправдывает. Прости. Тысячу раз прости. Ты не заслуживаешь моего первоначального отношения. Ты невероятная. Смелая. Упрямая. И добрая. В твоём сердце живёт, наверное, всё сосредоточие сострадания. Иначе, тебя бы здесь не было. Ни в этом городе. Ни в моей жизни... И мне безумно жаль, что я вел себя так, словно этого не понимал. 

- Ты преувеличиваешь мои заслуги, - попыталась улыбнуться я, сглатывая сухой ком в горле от переизбытка чувств, вызванного его словами. 

- Нет, Каролина, - чуть качнув головой, болезненно зажмурился он. - Ты именно такая. 

А в следующий миг он отстранился и перехвалил своей широкой ладонью мою, переплетая наши пальцы. 

- Пошли. 

По инерции сделала вслед за ним пару шагов и остановилась. 

- Я не вернусь в столовую. Не смогу, - упрямо произнесла я. 

- Мы не в столовую, - нежно улыбнулся он, блеснув хитрым взглядом. - Покажу тебе место, где рос, до мозга костей, испорченный мальчишка. Слава богу, ему хватило ума однажды повзрослеть. 

- То есть свою комнату ты мне не покажешь? - усмехнулась я, заворожённая его мальчишеской улыбкой. 

Он рассмеялся, качая головой, а в следующий миг, словно не в силах ждать, притянул меня к себе и подхватил на руки, направляясь к устеленной насыщенно-синим ковром широкой лестнице. 

Что я испытывала? После всего, что успела испытать за последние несколько часов? 

Лёгкость. 

Невероятную лёгкость, свежим и тёплым ветерком наполняющую сердце. 

Именно она останавливала меня от свербящей в мозгу просьбы выпустить меня из рук.  

Меня многократно носили на руках ...в постель. И ни разу для того, чтобы узнать. И учитывая наши отношения... И его неожиданное признание...  

Гадство! Невыносимо противоречивый вечер! 

И я перестаю понимать, что со мной происходит. 

Мы преодолели лестничный пролёт и свернули направо по коридору с красивыми витиеватыми обоями золотистого цвета. У хозяев этого дома явно есть вкус. 

А затем он поставил меня на ноги у матово-чёрной двери. Гладкой, как камень. По сравнению с остальными классическими белого цвета - эта смотрелась инородной. 

Данил, заметив мой озадаченный взгляд, усмехнулся: 

- Это случилось, когда мне было двенадцать. Хард-рок, всё дела, - пожал плечами, надавливая на ручку и открывая для меня дверь. - Мама сопротивлялась дольше, чем отец и в итоге сдалась. Почему они до сих пор её не поменяли - ума не приложу. 

- Потому что любят, - тихо кивнула самой себе, делая шаг в полумрак просторной комнаты.  

- Что? - не услышал меня Данил. 

- Ничего, - повернувшись к нему, покачала я головой. 

Он подошёл к стене с выключателем и прежде, чем включить свет усмехнулся: 

- Обещай не пугаться и не ненавидеть меня ещё больше. Я изменился, честно. 

Я тихо рассмеялась, даже не представляя, что такого мне придётся увидеть. Плакаты голых женщин? Или зарисовки совсем-совсем эротического содержания? 

- Я тебя не ненавижу, - всё ещё веселясь, произнесла я в ожидании чего бы там ни было, чувствуя искренний интерес. 

Он молниеносно подскочил ко мне, обхватывая ладонями моё лицо: 

- Скажи это ещё раз, - надтреснуто шепнул он. 

- Я тебя не ненавижу, - тоже шепнула в ответ я, понимая, что говорю правду. 

Он ещё минуту всматривался в мои глаза напряжённым взглядом, затем улыбнулся и вернулся на прежнее место. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Комнату озарил свет. Черный цвет теперь резко бросался в глаза. Боги! Он везде! На стенах, на кровати, мебель и та вся чёрная! Хард-рок? О нём говорят лишь плакаты, развешанные в хаотичном порядке по стенам - и на секундочку! - на потолке, русских рок-групп, которые уже перешли в разряд классики. Больше похоже, что здесь жил подросток-гот.  

- И никаких голых женщин? - скривилась я в притворном расстройстве. 

Данил усмехнулся, затем его взгляд озарился воспоминанием: 

- Одна! 

Он подошёл к гардеробной и открыл дверь и сразу же разочарованно вдохнул: 

- Видимо, не смотря на всё Праведное желание родителей сохранить обо мне память, моя Изольда пришлась им не по вкусу.  

- Жаль, - улыбнулась я и села на широкую кровать. - Я бы с ней познакомилась. 

- Да, она была приятной женщиной, - твёрдо кивнул он и рассмеялся, увидев на моих губах ироничную улыбку. 

А уже через мгновение его взгляд изменился. Нотки веселья исчезли, сменяясь доброй тревогой. Выражение лица приобрело участливость и серьёзность. От него буквально повеяло теплотой. 

Мозг начала заполнять паника, и он, почувствовав это, в несколько шагов сократил расстояние между нами, присев на корточки и сжимая мои пальцы в своих тёплых руках. 

- Всё в порядке, - ласково улыбнулся он. - Я понял, что тебе жутко больно вспоминать о своей тёте. Можешь не рассказывать о ней сейчас. Расскажешь тогда, когда будешь готова. 

И паника отступила, заменяясь волной горячи из ящика Пандоры, с сорванной с корнями крышкой. 

Я разрыдалась. Вот так просто - сидела спокойно, а в следующую секунду слёзы застилают глаза, горло сжимается, не позволяя вздохнуть, и вся боль выходит наружу. 

Данил мгновенно присел сбоку от меня и прижал мою голову к груди, второй рукой крепко обнимая за плечи. 

Вырвавшиеся воспоминания, которые, чёрт возьми, нельзя вернуть хотя бы на одно грёбаное мгновение поглотили меня своей невозможностью. И я сдалась. Я отдалась их власти.  

Я рыдала в грудь Данила, вспоминая тёплые руки, настойчиво будившие меня по утрам в школу. Смеющиеся карие глаза, смотрящие с укоризной. Густой, чуть каркающий, смех на мои выходки. Праведное негодование, если те переходили рамки. Совместные походы в магазины, в основном за продуктами, после маленькой зарплаты. Тяжёлые пакеты, оттягивающие руки. Уставшее лицо от волочения жизни от зарплаты к зарплате. Поселившийся в квартире запах алкоголя. Пьяные наставления, как избежать ошибок, что совершила она сама. С каждым утром увеличивающееся количество пустых бутылок у тумбы с мусорным ведром... 

И, наконец, ещё тёплый труп, который я нашла на кухне после очередного недельного отсутствия. Труп бесконечно любимой женщины, которая заменила мне мать. 

- Мне было семнадцать лет, когда она умерла, - осипшим голосом произнесла я, когда слёзы иссякли. 

Я потеряла счёт времени, в тёплых объятиях человека, которому, вроде бы, не всё равно. Он крепко сжимал меня в своих руках всё это, казалось бы, бесконечное время, словно удерживая от падения в бездну. Словно молчаливо сообщая мне, что я не одинока, что он рядом.  

Насколько долго, уже другой вопрос... 

- Какая она была? - на секунду, словно в благодарность, что я открылась, сильнее сжал меня он.  

- Невероятно добрая, - с силой зажмурилась я, чтобы не допустить новой волны слёз. В горле и так ужасно саднило, а затылок ныл тупой и саднящей болью. - Заботливая. Весёлая, что в купе с тем, когда она строжилась, было чудно. У неё была совершенно невозможная способность ругать - подкалывая. И произнесённые с юмором слова частенько заставляли задумываться... 

- Хм. Я так и думал. 

- Что думал? - нахмурилась я и отстранилась, вглядываясь в его самодовольное лицо. 

- То, что с самой юности ты отличаешься упрямым непослушанием, - улыбнулся он одним уголком губ.  

- Кто бы говорил, - не смогла сдержать улыбки я, отводя взгляд, потому что светящаяся в его глазах нежность смущала. 

Но он не позволил мне отвернуться надолго, быстро коснувшись двумя пальцами скулы и мягко возвращая себе мой взгляд. А затем он приблизился и прижался губами к моему лбу. 

- Расскажи, как сложилась твоя жизнь после? - шепнул он, прижимаясь щекой к месту оставленного поцелуя и пальцами перебирая мои волосы на затылке.  

- Тебе не понравится то, что ты услышишь, - скривилась я.