Шей Саваж - На грани свободы

— Ты нужен мне... внутри меня... пожалуйста!

— Хочешь мой член?

— Боже, да…

Я скользнул в неё, но только наполовину длины. Отодвинулся назад так, чтобы оставался внутри только самый кончик, а затем скользнул обратно до половины. Раз за разом, головка моего члена потирала внутри, отступая до нервного узла, связанного с клитором. После девяти таких толчков я погрузился полностью, что заставило Лиа закричать.

— Эван! О мой… мой Бог…

Я вышел почти полностью, провёл рукой по её животу, а затем скользнул обратно наполовину. Еще несколько коротких толчков – восемь на этот раз. После восьмого, я проник на всю длину, потом почти вышел, а затем снова вонзился до предела.

— Святое дерьмо!

— Тише, — прошептал я у её кожи, когда опять вышел из неё.

— Эван!

— М-м-м?

Её грудь поднялась и опала, а отчаянные глаза захватили меня в плен.

— Что ты со мной делаешь?

— Тише, — повторил я. — Просто чувствуй.

Я повторил свои движения, семь коротких толчков, затем три длинных и глубоких. Я вышел, затем начал снова. Шесть коротких, четыре длинных. Я почувствовал, что мышцы бёдер напрягаются, и мои яйца угрожают взорваться, но всё же отказывался сдаваться. Я хотел сделать это после неё.

Надо продолжать считать.

При каждом движении бёдер я думал, что оно может стать последним. В то время как мой член начал пульсировать в её теле, разум сжался от ужаса при этой мысли. Весь контроль, которым я обладал обычно в таких ситуациях, просто не помогал. Я не тот, кто управлял этой близостью – это всё она.

Мой язык щелкнул по её соску, и Лиа вздрогнула. Я продолжил свою схему движений, быстро достигнув того момента, когда стал вонзаться глубоко в неё длинными, медленными толчками, а Лиа вонзила ногти в мою спину и начала кричать снова и снова. Я почувствовал, как её тело начало сжиматься вокруг моего члена, ноги, обхватившие мою талию, задрожали, а в уголках глаз заблестели слезы.

Она знает? Она тоже думает, что это конец?

Лиа подняла руки к моей шее и обвила ими голову. Потянула меня вверх, пока мой лоб не оказался у её плеча, и я продолжил вколачиваться до упора, роняя капли пота со лба на её кожу. Подсунув руки под её тело и не позволяя сдвинуться, пытался себя сдерживать.

Мне хотелось, чтобы это длилось и длилось. Я вообще не хотел кончать – просто не останавливаться до конца своей жизни. Но не мог, и не только из-за абсурдности намерения, но и потому, что она чувствовала себя не слишком хорошо.

— Господи, — прошептал я в теплую кожу её шеи. Разум пытался замедлить движение бёдер, но мой член хотел обратного, и, в конечном итоге, выиграл. Я толкнулся в неё в последний раз и почувствовал, как опустошаются мои яйца.

Тело снова содрогнулось от плеч до ножных икр, руки сжали её так сильно, как только смогли, и я рухнул на неё сверху. Ножки Лиа обхватили меня вокруг талии и удерживали внутри, пока я обдавал её шею горячим дыханием. Всё поплыло перед глазами, и я практически захлёбывался от ощущения завершённости, безмятежности и покоя.

Если бы я лишился этого утра, то мне было бы на хрен плевать и на Трента, и на Ринальдо, и на Греко. Я бы умер, если бы она меня бросила.

* * *

Я проснулся где-то в середине ночи. Свет уличных фонарей падал из-под края оконных штор, и единственным звуком в комнате было медленное дыхание Лиа.

В моей голове было пусто.

Не было никаких воспоминаний, никаких мыслей о следующем субъекте, которого я должен был выследить и убить, и никакого беспокойства о Моретти, Греко или тюрьме – просто тепло тела рядом со мной и покой, который пришёл вместе с ним.

Просто мне было... хорошо.

Наверное, я этого не заслужил. Чёрт, определённо не заслужил, но мне было плевать. Я хотел этого. Хотел, чтобы она была рядом со мной каждый раз, когда я просыпался. Хотел почувствовать её теплое дыхание на моей коже и запах её волос. Впервые в моей жизни мысль о том, чтобы просто остепениться и остаться с кем-то вместе на долгое время показалась мне привлекательной.

Я не просто хотел этого, я нуждался в этом.

Двигаясь медленно, я выпутался из объятий Лиа, сходил быстренько отлить, а потом подошёл к окну и выглянул. Яркий свет уличного фонаря давал возможность хорошо осмотреть окрестности. Посидеть в карауле вдруг показалось мне хорошим планом, поэтому я натянул джинсы и позволил моему пистолеты лежать на коленях, наблюдая за улицей и думая о всё ещё спящей в постели женщине.

Если бы я был совершенным глупцом, я бы позволил желанию - сбежать с ней - взять верх и поступил бы именно так. Однако я точно знал, куда ведёт эта дорога – к жизни в бегах. Я бы потратил всё своё время, оглядываясь и ожидая, пока Трент догонит меня и до конца жизни закроет в федеральной тюрьме, или пока Ринальдо предложит мне необратимую форму выхода на пенсию.

Самым странным было то, что, если бы я оказался под давлением этих двух сценариев месяц назад, мне было бы наплевать на последствия. Я бы просто сделал всё, что хотел, потому что меня бы не волновало, что со мной случится.

Но за последнюю неделю Лиа все это изменила.

Пожалуй, мне стоило разозлиться на неё за это. Моя простая, пусть и опасная, жизнь была перевернута с ног на голову, когда она вошла в неё так, как она это сделала. Нет, это было несправедливо, это не из-за неё, а из-за того, как я к ней относился. С одной стороны, она заставила меня чувствовать себя сильнее, чем когда-либо в моей жизни. С другой стороны, я понимал, что она была опасной слабостью.

Остальные тоже это понимали.

Я не мог оставить её одну. Что бы ни случилось, я должен был держать её около себя как для того, чтобы она была в безопасности, так и по более эгоистичным причинам. Пока она находилась рядом, я мог спать спокойно. Если бы я мог хорошо высыпаться, то шансы, что я сохраню нам обоим жизнь, были бы наилучшими.

Но это только в том случае, если она вообще останется со мной после завтрака.

Был весьма реальный шанс, что она согласится на моё предложение доставить её в аэропорт и покинет город. Это был не самый безопасный для неё вариант, и я совсем не хотел этого, но она могла не оставить мне разумного выбора.

В моей голове промелькнуло несколько безрассудных решений – в том числе держать её запертой в подвале до конца жизни, просто чтобы я мог спокойно спать и быть рядом. Ни одно из них не было выполнимым, а некоторые даже не были приемлемы, но это не помешало им устроить небольшой кавардак в моей голове.

Я знал, что должен рассказать правду и жить с тем, что она решит, но мне это не нравилось. Держать её в неведении и поближе ко мне, звучало гораздо лучше. Может, если бы я нашёл себе безмозглую биксу, это бы сработало – но только не с Лиа. Она была слишком умной.

Лиа пошевелилась и, в конце концов, проснулась. Я позволил ей принять душ, пока бегал за кофе и сэндвичами в ближайшую закусочную. Когда я вернулся, она была уже одета и сидела на кровати, расчесывая мокрые волосы.

— Охуенная красавица, — пробормотал я.

Глаза Лиа встретились со мной, и она слабо улыбнулась. Я мог видеть напряжение в спине и плечах, когда она сидела и ждала, что я начну раскрывать ей все свои секреты. Я обдумывал, не попытаться ли мне уговорить её перед этим покувыркаться в постели, но знал, что лучше, чем прошлой ночью, не будет. Вместо этого я передал ей рогалик с яйцом и сыром, и мы стали молча есть. Когда последние крошки были сметены со стола, я понял, что моё время закончилось.

— Что ты хочешь узнать сначала, — спросил я её, — что со мной случилось, когда я был военнопленным, или что, на хрен, происходит сейчас?

— Не знаю, — сказала она. — То, что случилось с тобой тогда, привело к сегодняшнему состоянию?

Я пожал плечами.

— В общем и целом, — ответил я. — То есть, это именно то, что привело ко всему потом, так что да, полагаю, что так.

— Тогда давай начнём в хронологическом порядке, — решила она.

Я понял, что с тех пор, как вышел из тюрьмы, в моей голове возникала только одна мысль, которая имела значение, – Лиа. И это была мысль, с которой я продолжал бороться. Глубоко в душе мне было ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Было опасно, даже если её просто увидят со мной, и предоставление ей всей информации, которую я собирался ей дать, только усугубило бы дело. Вдобавок ко всему, она видела меня в самый худший момент моей жизни.

Она видела меня сломанным, разрушенным и закованным в наручники, чтобы я не мог причинить вред себе или кому-либо ещё. Я никогда не смогу удалить эти воспоминания из её головы и всё исправить. Она всегда будет помнить меня таким – социопатом, умоляющим её присмотреть за собакой.

Что она собирается делать, когда узнает, в чём причина?

В моей жизни не было ничего более трудного, чем это.

— Я стал морпехом в семнадцать.

Кажется, неплохое начало.

— Почему в семнадцать? Этого хотели твои родители?

Или нет.

— Нет, я никогда не видел своих родителей, — вздохнул я и опустился на подоконник. Я провёл рукой по голове, раздосадованный тем, как сильно отрасли волосы, но и, вспоминая ощущения от пальцев Лиа в них, не мог испытывать слишком сильное отвращение. — Я сирота. Вырос в монастыре на юго-западе Огайо.

— В монастыре? Ты имеешь в виду место, где живут монахини?

— Ну да, а также довольно часто там находятся сиротские приюты, как правило, для детей, которым трудно попасть в приёмную семью или куда-нибудь ещё.

— Так ты католик?

Я хмыкнул.