Выхожу из машины, закуриваю сигарету и жду непонятно чего, знаю, что мать не отвернется, да и отец тоже, но все равно не по себе. Последний наш разговор с отцом помню смутно, кажется, он жутко злился, называя меня Бог знает кем. Кидаю окурок в снег и открываю калитку. Кажется, сто лет здесь не был, хотя всего пару лет прошло. Дом старинный, пора его снести к чертовой матери, вот накоплю денег и построю им нормальный дом, нечего ютиться в этой дыре.


- Мишка! - мама как всегда выходит без верхней одежды. Бросает таз с бельем и кидается мне со слезами на шею. – Приехал! Дурачок мой, живой хоть. А худенький какой, Мишенька.


- Ну ты просто обязана меня откормить, - целую маму в щеку. – Пойдем в дом, холодно, а ты без одежды почти.


- Пойдем, конечно, - хватает меня за руку и ведет в дом.


- Мам, а где папа и Марк?


- На рыбалку пошли, дурни. Как ни отговаривала, ни в какую. Скоро должны прийти, а ты так рано, ночью что ли выехал?


- Да, хотел пораньше приехать. Мам, ты прости меня, я вообще мало что помню, но про малого был не прав.


- Забудем, Миш. Ты главное не пей больше, водка-то все равно не поможет.


- Не буду, мам. Я за Марком приехал, он итак прилично школу пропустил. Я двушку хорошую снял, няньку может найму.


- А работу потерял?


- Другую предложили, гораздо круче.


- Ну вот видишь, все наладится. Я сейчас такой обед нам приготовлю, пальчики оближешь. Ой, Мишка, - и тут мама начинает плакать навзрыд.


- Мам, ты чего?


- Я уже и не надеялась. Отец твой, зараза такая, запрещал мне к тебе ехать, говорил «поедешь- разведусь», паршивец такой.


- Ну и правильно говорил, нечего тебе там было делать. Все, мама, прекрати лить слезы.


- Не буду больше. Все, я готовить, а ты съешь пока пирожки, там остались с капустой.


- Хорошо.


Парадокс, дом старый, без удобств, а все равно хорошо тут, уютно что ли. Не успел толком проглотить выпечку, как в дом вошли отец с Марком. Не знаю, как я себе представлял эту встречу, точно знал, что будет тяжело именно с ребенком. С папой все проще, он строгий, но отходчивый. По глазам вижу-рад.


- Наконец-то, Михаил Сергеевич, созрел? Приехал бы на пару дней позже, в дом бы уже не вошел. Ладно, иди сюда, поганец, - прижимает к себе, хлопая по спине.


- Пап, давай поменьше хватку, - отец тут же меня отпускает.


- Кать, давай скорее на стол накрывай, наш сын превратился в хлюпика, нужно скорее ему нарастить жировую массу.


- Да, я уже.


Пропускаю мимо ушей «хлюпика», но отец реально прав, в хреновой я форме. Подхожу к пацану, который и смотреть на меня не хочет. Интересно он понимает, насколько мне тяжело его принять как родного, да и вообще принять?


- Привет, Марк. Как дела?


- Хорошо.


- Мы через пару дней уезжаем. У нас будет новая квартира, у тебя своя комната, в школу снова пойдешь. Ты как, не против? - от чего-то страшно, по сути его ответ не важен, все равно будет так, как сказал я, но почему-то подсознательно хочется увидеть в его глазах одобрение.


-Не против.


Вот и хорошо, может уживемся, того гляди и подружимся. Раз Вера так хотела, точно не брошу.


Глава 3


- Возьми, - смотрю на пацана, который сует мне конфету.


- Я не люблю конфеты, Марк, тем более шоколадные.


- Как можно не любить конфеты, это же вкусно? Вот у нас в детдоме их никогда не давали, а если и давали, то старшие сразу отбирали.


Разбиваю яйца на сковородку, а сам начинаю вновь злиться. Уже больше месяца твержу себе, что он не виноват, это всего лишь ребенок, но как только вспоминаю, сразу срываюсь. Нет, ни на нем, но это не отменяет того факта, что хочется убить всех и сразу. Понял, что надо что-то делать и купил домой боксерскую грушу. Прихожу вечером в свою комнату и херачу по ней, что есть сил. Вот и сейчас хочется бросить эту яичницу к чертовой матери и помахать кулаками. Но не брошу, в который раз стерплю и накормлю ребенка.


- А ты пленку сверху яиц снимаешь? Я их не люблю, они похожи на сопли, сними, пожалуйста.


- Не поверишь, я их тоже не люблю, - усмехаюсь сам себе, мы похожи не только внешне.


Снимаю белок с желтков и жду. Нет, не яичницы, а хрен знает чего. Я не знаю как вести себя с этим пацаном, он мне чужой, как бы я ни пытался себя уговорить, мне даже трудно с ним разговаривать, да собственно и некогда.


- Я тебе совсем не нравлюсь, да? - вот тебе и на, пацан не так уж и глуп.


- Дело не в симпатии, Марк. Просто тяжело это все, знаешь, всему свое время. Прости, но я не могу проводить с тобой так много времени, как это делала Вера, отсюда нам сложно найти точки соприкосновения, понимаешь?


- Понимаю, ты работаешь почти все время, чтобы у нас были деньги. Но если ты так много работаешь, то зачем тогда жить?


- Чтобы хорошо жить надо сначала эти деньги заработать, а только потом хорошо жить на эти же бумажки, да и пока ты молод надо делать то, чего уже физически не сможешь делать в те же пятьдесят.


- Ну пятьдесят это уже старик.


- Посмотрим, что ты скажешь в пятьдесят. Колбасу вареную будешь?


- Буду.


- Как дела в школе?


- Нормально, - точно ненормально, не стал бы с запинкой отвечать, но и лезть к нему не хочу, я в психологи не нанимался.


- Ты уверен, что тебе не нужна нянька?


- Уверен. Зачем нам какая-то тетка, я итак себе хлеб с колбасой могу отрезать.


- Проблема в том, Марк, что на одной колбасе далеко не убежишь. Ладно, с едой разберемся. Только давай договоримся, если что-то случится или в школе обижают, ты мне скажешь, ясно?


- Хорошо. Там скоро яичница?


- Скоро.


***


В кой-то веки выбрался домой пораньше. Пусть не сын, но день рождения надо все-таки отпраздновать. Он, наверное, и тортов за всю свою жизнь никогда не ел. За прошедшие три месяца совместной жизни я понял, что, так или иначе, хочу наладить с ним хоть какие-то отношения, в голове набатом так и звучало «так хотела Вера». По дороге все же купил большой торт и поехал домой. Когда Марк увидел меня на пороге, сразу изменился в лице.


- А чего ты так рано?


- У тебя же день рождения сегодня, вот и рано. Держи торт.


- Класс, спасибо. Я чайник поставлю?


- Подожди. Торт быстро съешь и на следующий день о нем не вспомнишь, держи свой подарок, -протягиваю пацану телефон.


Марк берет упаковку, разворачивает и тут же выпучивает глаза.


- Это мобильник?


- Да. Нам так будет проще и спокойнее. Да и мало ли чего случится, ты мне сразу позвонить сможешь.


- А у нас ни у кого в классе нет телефона.


- Ну значит будешь первым. Телефоном особо не святи. Мне не жалко, просто люди всякие бывают. Звони по надобности, договорились? Разберешься с инструкцией?


- Да! -восторженно произносит пацан. - Спасибо, мне никто ничего не дарил. Никогда.


Не хочу слышать его историю, я итак ее знаю. С первого дня жизни в доме малютки, ни отца, ни матери. Никого. Черт, не хочу никого жалеть, ни себя, ни его. Достало все.


- Ладно, Марк, давай не грустить, да?


- Ага. Спасибо.


Вроде бы все относительно наладилось, с Марком мы не то чтобы друзья, но и не враги, чему я несказанно рад. Пацан оказался на редкость смышлёным и самостоятельным. В помощницах мы действительно не нуждались. Я по-прежнему почти все время работал, на ссоры у нас просто не было времени. Да и Марк, как оказалось, совсем не конфликтный ребенок, несмотря на то, что всю свою жизнь провел в детдоме. Все было вполне нормально, ровно до того момента, как я не обнаружил Марка дома.


Когда приходишь вечером домой, постоянно наблюдая одну и ту же картину в виде смотрящего телевизор ребенка, и тут его не обнаруживаешь на том самом месте, как-то сразу в голову лезут дурные мысли. Огляделся вокруг, но ничего странного не заметил. Стал звонить на мобильный, но абонент не доступен. Бл*дь, да что за жизнь такая. Надеваю обратно куртку и иду на улицу, сам не знаю куда. К ментам глупо, да и не примут они никакую заяву. Рано еще. Иду, даже не смотрю под ноги, голова не соображает. Не знаю с чего вдруг туда понесли ноги, но зашел я на детскую площадку прямо напротив наших окон. Какое же я испытал облегчение, когда на скамейке увидел Марка, словами не передать. Главное не сорваться, Озеров. Ну подумаешь захотел пацан подышать воздухом, с кем не бывает. Подхожу ближе, стараясь не испугать его.


- Марк, что ты здесь делаешь?


- На качелях катался, - шмыгая носом, утирая слезы, произносит Марк.


- Так накатался, что теперь вовсю ревешь?! Что случилось? – убираю руку от лица ребенка. - Ты из-за фингала ревешь?


- Нет.


- А из-за чего? Что вообще случилось, что ты сидишь здесь один в такое время? – молчит!


- Не хотел идти домой, мне страшно.


- Почему? Почему мне не позвонил, а? И трубку не берешь! Я для чего телефон тебе дал, глупый?


- Мне его разбили! Вот почему! Отобрали, потому что ни у кого такого не было и побили, назвав выскочкой. А я им не хвастался, честно! Я даже не показывал его никому, - и вновь заливается слезами.


- Так все. Успокаиваемся. Сильно ударили? Что кроме глаза болит?


- Ничего не болит, но телефон разбили! Это был мой единственный подарок.


- Да забудь ты про этот телефон, новый купим. Точно ничего не болит?


- Точно.


- Пойдем, - беру Марка за руку и веду домой.