Катя тоже вмешалась в дискуссию, выразив сожаление по поводу того, что игроки клуба из Тотнема всю игру держались в глубокой обороне. Род остановился на полуслове. Оба мужчины удивленно уставились на нее.

— Чтоб мне провалиться, приятель, — воскликнул Род. — Блондинка и футбольная болельщица. Если она еще и нимфоманка, то эта девушка по мне.

Все это было сказано с такой комической усмешкой, что Катя не могла не улыбнуться. Она удивилась, что ее некомпетентность не разоблачена. Она ничего не знала о футболе; в памяти случайно отложилась фраза спортивного комментатора, сообщение которого прозвучало в ночном выпуске теленовостей. Эта фраза, произнесенная в нужный момент, произвела впечатление, что она знает больше, чем на самом деле, и это сыграло ей на руку.

Рок-звезда, обладатель миллионного состояния, пригласил ее разделить с ним бутылочку шампанского. Она, к своему удивлению, отказалась.

Зачем я отказалась, думала она, возвращаясь в компании Майка к скучному мистеру «Парику».

— Как насчет того, чтобы нам вместе выпить по чашке кофе после закрытия клуба? — прошептал ей на ухо Майк.

Да, вот так. Она больше предпочитает пить кофе с Майком, чем шампанское со знаменитым певцом.

У Кати было такое хорошее настроение, что она ошарашила мистера «Парика», подарив ему свою самую ослепительную улыбку.

Вечер подходил к концу, и мало-помалу ее коллеги начали разъезжаться по домам. «Катя, тебя подбросить до дома?» — спрашивали они ее, и, каждый раз отказываясь от предложения, она начинала чувствовать себя неуютно. Нужно ли было соглашаться остаться? С той минуты, как она села за этот стол, Майк куда-то исчез, и Катя спрашивала себя, не совершает ли она глупость. В ней нарастало смущение.

Когда даже мистер «Парик» ушел, она решила скрыться на время в дамском туалете. Проходя по коридору, она чувствовала себя так, словно все на нее смотрят, каждый шаг ей давался с усилием. В зеркале она увидела свое бледное, неулыбающееся, неуверенное лицо — совершенно не похожую на себя в начале вечера. Она приняла решение. «Все, я возвращаюсь за стол, и если через пять минут он не появится, ухожу».

Она все еще жила с родителями, и она все еще была в какой-то мере от них зависима. Два часа ночи — это крайний срок, который они установили и к которому она должна вернуться.

Катя появилась на свет в госпитале королевы Шарлотты, что находится на лондонской Голдхок-Роад, но ее воспитывали так, словно она родилась и выросла в центре Варшавы. Ее отец, поляк, переехавший в Лондон и сменивший фамилию Крожинский на Крофт, был строгим и властным человеком, и даже сейчас он и его жена-англичанка следили за каждым шагом их дочери.

Выйдя из туалета и увидев, что Майк стоит на лестнице, она успокоилась. Он, очевидно, решил перехватить ее там, в случае если она попытается покинуть клуб.

— Я рад, что ты все еще здесь. Я подумал, ты можешь принять меня за ловеласа и захочешь уйти.

Катя была обезоружена его кажущейся ранимостью и снова согласилась выпить якобы чашечку кофе у него дома. Но сначала нужно было позвонить родителям.

Хотя было уже полвторого ночи, ее взволнованный отец сразу же взял трубку.

— С тобой все нормально?

— Конечно. Я с Лайзой из «Вог», я тебе про нее рассказывала, и с Люси, редактором отдела красоты из «Харперз». Они собираются на вечеринку и хотят, чтобы я пошла с ними.

— Ты знаешь, который сейчас час? — Отец повысил голос, она очень хорошо знала, что это означает — это означает, что он сейчас взорвется. — Тебе же через несколько часов уже на работу.

— Моим подружкам тоже. Слушай, пап, я переночую у одной из них. Не переживай, все будет хорошо. Я позвоню тебе с работы.

Она солгала в первый раз, и это было только начало.

Катя не была девственницей, но она мало что знала о сексе и совсем не знала, как заниматься любовью по-настоящему.

Хотя она считала, что отлично владеет искусством флирта, она обычно попадала в ситуации, заканчивающиеся тем, что оказывалась в постели неизвестно с кем. Для того чтобы ее увлечь Майку не потребовалось особых усилий. У него, очевидно, был очень большой опыт. До этого она старалась избегать мужчин, которые казались ей слишком искушенными в сексе. Но теперь это не имело значения.

Он был горячим и опытным любовником, но сначала она была холодна к его ласкам. Она чувствовала только его колючий подбородок на своей чувствительной груди. Майк целовал ее соски и водил по ним языком. Когда его тело содрогнулось в экстазе, Катя про себя вздохнула с облегчением, подумав, что все закончилось, сейчас он отвернется и уснет. Но тут она услышала, как он спросил шепотом: «Как близко ты была?»

Не получив ответа, он поцеловал ее плечи, потом груди, потом спустился ниже и провел языком вокруг пупка. Ее дыхание начало учащаться, она схватила его за густые, шелковистые волосы, сама не зная, хочет ли она продолжения. А когда его язык проник глубоко в нее, она почувствовала, как выгнулась ее спина.

Ей уже не хотелось, чтобы он остановился. До Майка она всегда владела собой, когда была с мужчиной, но сейчас у нее не было ни сил, ни воли, чтобы противостоять возбуждению, вызванному его настойчивым языком и пальцами к захлестнувшей ее сладкой волной. Эти волны становились все выше, и когда их сила достигла crescendo[12], Катя задержала дыхание и замерла без движения. Ее бедра напряглись, она ощутила толчок внизу живота, словно там произошел взрыв, потрясший все ее чувства.

Катя испытала свой первый оргазм. Испытав второй, или третий, она уже не помнила, где находилась. Ее возвратил на землю его торжествующий голос: «Теперь, милочка, ты моя. Да? — он прошептал более настойчиво. — Катя, Катя, Катя. Хочешь, чтобы я еще раз это сделал?»

Катя довольно улыбнулась, ничего не ответив.

— Я с тобой никак не могу остановиться. Смотри, что ты со мной делаешь. — Он взял ее руку в свою и направил вниз.

Они занимались любовью весь остаток ночи. Язык Майка вновь и вновь совершал свое эротическое путешествие. Майк знал, как доставить ей удовольствие и когда.

Позже, размышляя о том, как Майку удавалось воздействовать на нее, она никак не могла понять, почему такое, хотя и сильное, но преходящее ощущение оказалось таким могущественным.

На следующий день Катя серьезно поссорилась с родителями. Град вопросов о том, как она провела ночь, привел ее в смятение. Чтобы объяснить, почему она не пришла домой, ей пришлось изворачиваться и снова лгать. С одной стороны, работая в журнале «Вива», она не зависела от родителей материально. С другой стороны, каждый вечер ее ждали к ужину, а если она задерживалась, то вынуждена была звонить и извиняться, кроме того, ей до смерти надоело возвращаться домой не позднее строго установленного времени.

Она догадывалась, почему родители выдвигали эти требования. В свое время, когда ее отец, иммигрант из Польши, и, хуже того, безработный музыкант, собрался жениться на ее матери, дочери священника, который в самых далеких от религии терминах выступал против этого брака, родителям пришлось непросто, но они поступили по-своему. Катя надеялась на понимание с их стороны, если она им расскажет, что у нее есть парень. Несколько недель она прибегала к различным уверткам, объясняя свое отсутствие тем, что проводит время у вымышленных ею коллег по работе. Но после того, как однажды мать позвонила Кате в офис, а ей ответили, что она осталась дома, потому что заболела, Катя решилась представить Майка родителям.

После ужина, во время которого отец учинил Майку самый настоящий допрос, ее родителя были абсолютно убеждены, что он никогда не сделает их дочь счастливой и ясно дали понять Майку, что они не желают, чтобы их единственная дочь выходила за метрдотеля из ночного клуба.

— По-вашему, для меня только принц Чарльз будет хорош! — закричала она, когда Майк уехал домой.

— Ну что ты, маленькая, — увещевал ее отец. — Подумай, что это была бы за жизнь: тебе бы пришлось сидеть дома с детьми и ждать, когда он вернется из своих ночных клубов.

Ее родители, похоже, не понимали, что работа в клубе не хуже любой другой профессии. Споры стали накаляться… и учащаться.

Когда несколько недель спустя она сказала им, что решила бросить работу и поехать с Майком на Майорку, они пришли в ужас и несколько вечеров подряд отговаривали ее. Катя впервые нашла в себе силы сопротивляться их яростной атаке, и поняв, что убеждать ее бесполезно, они попытались взять с нее обещание, что она по крайней мере не выйдет за него замуж. И не будет жить с ним под одной крышей.

— Я знакома с одной девушкой, у которой есть свободная комната в квартире, — ответила она им.

Еще одна ложь.

Но в предвкушении самого грандиозного вечера в городе, проблемы взаимоотношений с родителями и с любовником были отложены в сторону.


Лиз сидела в глубине зала, за зеркальной колонкой, рядом с кухней. Ее место уже многое говорило о том, насколько авторитетна газета, которую она представляла. Рядом с ней расположились еще восемь женщин, а также двое мужчин, которых, как она поняла чуть позже, совсем не интересовал ее пол. Справа от нее сидела эта парочка мужчин, а слева — высокая, шикарная блондинка. Судя по всему она работала в журнале мод. С такой внешностью нельзя быть репортером новостей.

Лиз жалела, что у нее не было времени принять душ, и чувствовала себя неловко. Запах ее собственного пота — результат нервного напряжения — смешался со смесью табака, ароматов шампуня, пахнущего жасмином, незнакомых духов и «Живанши Энсансе».

Манерные, безукоризненно одетые мужчины справа от нее были также безупречны, как и блондинка слева. Глаза у всех троих были подведены, а волосы уложены, и здесь трудно было отдать предпочтение кому-либо из них. Перед блондинкой была карточка с надписью «Катя Крофт, журнал «Вива». Другие гости рядом с Лиз были представителями изданий «Тайм аут», «Для женщин», «ТВ-Таймс», «Женский журнал» и «Домашнее хозяйство». Лиз была разочарована — первый день работы на Флит-стрит она проводит в компании репортеров из журналов; она полагала, что ее настоящее место должно было быть радом с журналистами из «Дейли миррор», «Дейли экспресс» и «Дейли мейл». Она надеялась встретиться с кем-нибудь близким ей по духу, с кем она могла бы работать вместе. Вместо этого она оказалась с людьми, о которых злые на язык газетные репортеры отзывались с пренебрежением, называя их «клубничными журналистами». Позже Лиз обнаружила, что эти ребята из газет были совершенно не правы.