— Когда вы созванивались с ней в последний раз? — спросил агент, внимательно смотря в экран компьютера, его пальцы шумно били по клавиатуре. Этот звук отдавался прямо у меня в висках.

— Три часа назад, — сказал Ной, глянув в телефон.

— Рейс до Остина вылетает через 20 минут, я пробиваю список пассажиров.

Только этого нам сейчас и не хватало. Господи, да что же это такое?

— В списках её нет, следующий вылет только через 12 часов, но и на этот рейс нет пассажиров с такой фамилией, — отчитался агент.

Ной решительно встал на ноги и, убирая телефон в карман, громко сказал:

— Я еду с вами! Решено!

— Вы не можете!

— Она моя сестра! — уже зло кричал он, что даже вены на шее вздулись. — Вы представляете, если они что-то заподозрили и что-то с ней сделают?

Агент взял трубку рабочего телефона, ничего не нажимая и даже ни слова не говоря, он лишь кивнул и обратился к Ною:

— В таком случае вы можете полететь с нами.

Я не могла оставить Ноя, не могла его снова отпустить чёрт знает куда.

— Могу я поехать с вами? — нерешительно спросила я.

— Нет, самолет под завязку, — сказал агент, даже не посмотрев на меня.

— Малышка, будь здесь! Я вернусь, обещаю! — погладил он мои щёки подушечками своих больших пальцев, вытирая уже давно высохшие слёзы. — Всё будет хорошо!

— Вдруг они что-нибудь с тобой сделают, и ты снова забудешь меня? — вцепилась я руками в его футболку, боясь отпустить его.

— Хло, что ты такое говоришь? Я им не позволю снова сделать такое с собой! И я буду не один, — он погладил мои волосы, прижав меня к себе. — Только, пожалуйста, не падай духом! Я лю… Я скоро вернусь.

Ной решил остаться в штабе с агентами ФБР, а мы все разъехались по домам. Я неохотно рассталась с ним, у меня было дурацкое предчувствие. Надеюсь, всё это лишь мои внутренние страхи. Я боюсь, что его вновь отнимут у меня, второго такого раза я уже не переживу без каких-либо серьезных последствий для себя.

Когда мы прощались, мне показалось, что Ной хотел сказать, что любит меня, или, возможно, я лишь хотела это услышать. Не знаю, как бы я отреагировала на эти слова, произнеси он их. Может, и правда он хотел открыться мне, но подумал, что момент был совсем не подходящий. Я не расстроена этим. В моей голове лишь только Хитклиффор и Оливер. Пока я ехала к дому на машине Ноя, позвонила взволнованная бабушка, разыскивая меня. Мне пришлось ей всё рассказать. Всё до мельчайших подробностей, даже про маму.

Дома меня встретила бабушка и Мейсон, они сидели в кухне и о чём-то напряжённо разговаривали. Увидев меня, они резко замолчали и оценивающе посмотрели на меня.

— Девочка, как ты? Присаживайся, я заварю тебе чай с ромашкой, — сказала бабушка.

Я присела к ним за стол, положила руки перед собой и опустила подбородок на них, глубоко вздыхая.

— Нет, бабуль, не стоит. Я устала от всего, пожалуй, сейчас приму душ и завалюсь спать.

Она понимающе кивнула и глянула искоса на Мейсона, тот с жалостью смотрел на меня.

— Хлоя, скоро это всё закончится. Мы вновь вздохнём полной грудью, — погладил он меня по волосам.

— Но это не вернёт мне мою маму, — сказала я дрожащим голосом.

— Верно, но у тебя есть мы: бабушка, которая тебя очень любит, друзья, которые тебя ценят, и я. Я верю в то, что и Пита мы сможем вернуть в нашу семью.

Я замерла от его слов, подняла голову и моргнула, от чего слёзы, которые копились в глазах, ручьём скатились по моим щекам.

— Не представляю, о чём буду с ним говорить. Как мне с ним общаться? Я ведь его вообще не знаю. Он меня даже не вспомнит. Он никого из нас не вспомнит. Хитклиффор сказал, что воспоминания не возвращаются к жертвам Оливера.

— Ну как же? Как ты тогда объяснишь мой случай? Ной ведь тоже начинает вспоминать. Может, и на Пита нахлынут воспоминания, когда он вернётся к прежней жизни, в семью.

И тут я задумалась. Ведь так оно и есть. Мейсон вспомнил всё случайно, после очередной встречи с бабушкой. И Ною приснилась я, а дальше всё начало проявляться будто вспышками.

— Я была бы самым счастливым человеком на всём белом свете! — сказала я с надеждой в голосе.

Может, действительно воспоминания не безвозвратны? Может, человек, которому стёрли память, начинает восстанавливаться при влиянии людей из прежней жизни? А может, это любовь всему виной? Может, не только материнская любовь неподвластна этому, но и любовь в целом, неважно, какая она: к родителям, к любимой девушке, к месту или событию. Просто проявляется это по-другому.

Приняв душ, я решила не откладывать свой сон, я написала сообщение Ною о том, как он мне дорог, и что я с нетерпением жду его с Лили возвращения. Я даже не стала дожидаться ответа, зная, что он ещё не скоро мне сможет написать, потому как в эту самую минуту он на высоте 6 с лишним тысяч миль на пути к Нью-Йорку. Я погрузилась в беспокойный и тревожный сон в надежде, что завтра всё будет иначе. Завтра мы все будем другими.



Глава 19.

Ной.

Мы все связаны. Кто бы мог подумать ещё полгода назад, что мы все будем ввязаны в такую историю? Что было бы, если бы я не пошёл в тот ресторанчик в Нью-Йорке и не встретил своих друзей? Что было бы, если бы я не поверил им? И что было бы, если бы мне не приснился этот сон? Я всё так же был бы марионеткой Оливера, всё так же за мои веревочки продолжали бы дергать люди, которые так же, как и я, расстались со всеми когда-то родными и близкими им людьми, со своими любящими половинками. И они даже не подозревали, что у них, как и у всех нас, было прошлое, возможно, даже счастливое прошлое, с кучей позитивных событий и трогательных моментов.

Сейчас у меня появилась мечта. Я мечтаю своими собственными руками придушить Оливера и всех его подельников, и я прекрасно понимаю, что моё желание так и останется неосуществимым. Он будет до конца своих дней прогнивать в четырёх стенах тюрьмы. Лишь бы его отправили куда подальше, желательно в тюрьму с наихудшими условиями, чтобы жизнь ему мёдом не казалась. Была бы моя воля — я бы распределил его на Кубу в Гуантанамо, чтобы каждый божий день он проживал в мучительных пытках и издевательствах со стороны персонала и американских солдат. Он это заслужил, и мне ни капли не стыдно за свои жестокие мысли.

Во время нашего полёта я думал, что скажу ему при встрече, но, как бы я ни размышлял, все мои мысли заканчивались фразой: «Чтоб ты сдох».

Прилетели мы в Нью-Йорк ближе к вечеру. Изначально меня ни в какую не хотели брать с собой на операцию, но я хотел быть полезным агентам, я не хотел отсиживаться в стороне, поэтому предложил им воспользоваться своим ключом доступа на этаж директоров компании. Так как, чтобы попасть в офис генерального директора Оливера, по меркам системы безопасности требовался специальный код и отпечаток руки. Без меня они бы выдали себя громким появлением, ведь при несанкционированном проникновении срабатывает сигнализация, а со мной они войдут тихо, не привлекая к себе лишнего внимания.

На меня надели жилет на крайний и возможный случай перестрелки. В таких операциях не знаешь, чего ожидать, сказали мне агенты. Я без каких-либо колебаний согласился нацепить его на себя, так как с недавних пор я отношусь к своей жизни несколько иначе, я начал ценить каждую её минуту после всего произошедшего со мной.

Так как Лили до сих пор не вышла на связь, агентам пришлось разделиться. Одна группа поднималась по запасной лестнице на 27-й этаж, где располагался мой офис и все мои сотрудники, а другая группа вместе со мной последовала через главный холл, где находился центральный лифт, который мог нас отправить на самый верхний этаж. Туда, где сидел Оливер и его жалкая команда, там же, собственно говоря, находился и Пит.

— ФБР! Руки вверх! Всем оставаться на своих местах! — прокричал толпе сотрудников капитан Дженкинс, с которым я уже успел познакомиться при инструктаже.

Все безоговорочно подчинились. Ещё бы, если на тебя наставляют пушку, тут любой сделает всё, что только ему скажут. Я думаю, если бы агент приказал всем сплясать джигу-дрыгу, то они, не задумываясь, начали бы танцевать, придерживаясь ритма и синхронности, — с ФБР шутки плохи.

Мы поднялись на 34-й этаж. Я вышел из лифта последний и заметил, что всё вокруг было подозрительно тихо, ни одна душа не бегала и не суетилась по распоряжениям Оливера, что показалось мне очень странным.

— Возможно, они уже в курсе о том, что к ним приехали вооруженные гости, — тихо сказал я Дженкинсу.

Он с ухмылкой на лице посмотрел на меня и сказал:

— Не страшно. Ты откроешь нам дверь, а мы убедимся в том, что он заперт в своей темнице и как принцесса ждёт нас, словно своего принца.

Я нервно хохотнул.

— Спорим на двадцатку, что он там сидит и трясётся, как девчонка, — послышалось из толпы.

Им весело, чёрт побери.

— Дженкинс, мы прочесали весь 27-й этаж, Лили Шуммер не была обнаружена, — сказал кто-то по рации.

— Понял тебя! Обыщите все верхние этажи. Нам нужно её найти!

— Лили, пожалуйста, найдись, — прошептал я себе под нос. Паника начала стремительно набирать обороты внутри меня. Ладони стали холодными и влажными, лишь бы сенсор считал мой отпечаток.

Подойдя к двери, я ввёл четырёхзначный код и поднёс ладонь к считывателю — идентификация не пройдена. Затем проделал то же самое снова — и вновь отказ.

— Чёрт! — выругался я. — Если считыватель не распознает мой отпечаток с третьего раза, двери заблокируются с той стороны. Открыть их сможет только Оливер. Только он имеет доступ к безопасности своего офиса.

— Что ж, в таком случае нам придётся лезть через окно, — спокойно сказал капитан, как будто в этом не было ничего необычного, как будто он каждый день лазает по окнам на высоте 34 этажа.