Я подул на ладонь и вытер её о штанину, ввёл код и, прищурив глаза, прислонил ладонь к считывателю, боясь услышать противный сигнал блокировки системы. Замигала зелёная лампочка сверху. Идентификация пройдена. Щелчок. Замок открылся. С меня сто потов сошло, пока я выжидал этот звук открывающейся двери.

— Я бы на месте их главного уволил бы к чёртовой матери агента по безопасности, — сказал кто-то, разрываясь смехом. — И менял бы пароли ежедневно во избежание подобных случаев.

— Нам на руку то, что Оливер оказался таким глупцом.

Агенты стремительно побежали вперёд, я уверенно последовал за ними. Когда мы добрались до двери с табличкой, на которой большими буквами было написано «Томас Оливер — глава корпорации», кто-то из агентов резко пнул ногой в дверь. Она с грохотом распахнулась под тяжестью удара, и моим глазам представилась удивительная картинка: Оливер расслабленно лежал в кресле с бокалом виски в руке, его ноги были заброшены на стол, и при виде нас его самодовольная улыбка расплылась по его мерзкой физиономии.

— Что-то вы долго, — сказал он. — Я ждал вас уже несколько лет.

Агенты начали рыться в его вещах, вытряхивали все полки с различной документацией, забрали ноутбук, который лежал закрытым на столе. А где-то вдалеке я отчетливо различал крики испуганных людей.

— Мечтаешь оказаться в тюрьме, Оливер? — спросил Дженкинс.

Он подошёл к его столу и присел напротив в кресло, вытащив пушку из кобуры, он положил её на стол перед собой. Оливер даже не глянул на неё, он и бровью не повёл. Либо он был слишком уверенным в себе, либо же, наоборот, осознал, что он в ловушке, что деваться ему больше некуда и остаётся лишь только наслаждаться последними минутами свободы.

— Нет! Но я знал, что рано или поздно это случится.

Оливер вглядывался в свой бокал с алкоголем, он поднял его на свет перед глазами и зачем-то внимательно изучал тёмную жидкость, словно в ней было его спасение.

— Виски? — спросил он Дженкинса. — Я угощаю.

— Мы здесь не за этим, вставай, ты арестован.

— Могу ли я попросить о последнем желании?

Дженкинс лишь стиснул зубы, желваки его заиграли на скулах. По всей видимости, он был зол, но Оливеру было нипочём состояние капитана, он не унимался:

— Я хочу спокойно допить этот прекрасный виски, и затем я готов идти хоть куда, хоть сразу же на линчевание. Учитывая, сколько всего я натворил, мне только это и светит.

— Так, значит, ты осознаешь всё то, что совершил? Скольким людям ты испортил жизнь? Скольких погубил?

Оливер ухмыльнулся, и в тот же момент с его лица сошла улыбка, он глубоко вздохнул и закрыл глаза, о чём-то задумываясь.

— Я начал понимать, когда потерял сына, — сделал он глоток. — А когда я увидел тебя, — указал он пальцем на меня, — для себя я решил, что это будет моим последним преступлением. Я решил выйти из этого, вернув себе сына.

— Я не твой сын, — рявкнул я, двинувшись к нему с кулаками, но меня удерживали агенты. — Ты всё отнял у меня, чёртов ублюдок! Где моя сестра, говори!

— Ты копия моего сына, Ной. А сестра здесь, недалеко. Она цела и невредима.

Я смерил его презрительным взглядом и сжал до боли челюсти, борясь с собой. Смотря на меня блестящими от слёз глазами, он продолжил:

— Не смотри на меня так, да, мы с тобой разные. Но Маркус весь пошёл в свою мамашу. Ты очень похож на неё и моего сына. Я порылся в генеалогическом древе своей жены и выяснил, что у неё есть… — он прищурил свои глаза, — была двоюродная сестра, Миранда — твоя мать, отсюда эти сходства.

У мамы была старшая кузина — София, которая двадцать лет назад уехала жить в Америку, с тех пор мама лишь изредка с ней общалась. Она знала, что та вышла замуж за состоятельного человека и родила от него сына, но после его внезапной смерти у неё поехала крыша. Дальнейшую её судьбу мама уже не знала. Она никогда не приглашала нас в гости, не знакомила с семьёй, они встречались всегда либо у нас дома, либо в кафе и торговых заведениях. Теперь мне более или менее всё ясно.

— Но зачем? — шипел я. — Я бы не заменил тебе сына. Я бы не стал им!

— Всё просто, мой мальчик, — сказал он, сделав глоток.

— Не называй меня так! — рявкнул снова я.

— Как знаешь, — поднял он руки вверх. — Всё просто, я уже не молодой, и, ко всему прочему, я болен. Мои дни сочтены, я искал себе преемника. И нашёл его в лице тебя.

Что? Он действительно думал, что я смогу владеть компанией, которая причиняет людям одни лишь страдания? Он всерьёз думал, что я способен на такие жестокости?

— Тебе не обязательно было продолжать наше с отцом дело, я в своё время не смог отказать ему, потому что у меня не было выбора. Тебе же я его предоставил бы.

— Мне не нужны твои подачки, Оливер! — зло прорычал я ему.

Он встал на ноги перед панорамным окном от пола и до потолка, сделал последний глоток виски и осторожно поставил бокал на стол, его взгляд был испуганным, когда он снова посмотрел на меня.

— Я знаю, нет мне прощения, Ной! Я не хотел убивать твоих родителей, я хотел лишь навредить. Мой отец не щадил людей, я же был против убийств. Но твоих родителей уже не вернуть, и мне так стыдно. Каждый прожитый день я хожу с этим грузом на сердце, наверное, поэтому оно и отказывается работать, медленно сжигая меня изнутри. Прошу тебя, Ной, если ты всё-таки сможешь, то прости меня! Я обещаю, что заглажу часть своей вины перед теми, кто остался жив. Умоляю, только прости меня.

Я только открыл рот, чтобы сказать, что не прощу его никогда и ни за что на свете, как он схватил тяжёлый железный стул, направил его в окно и выбил его им, осколки стекла полетели вниз вместе с этим же стулом.

— Стой, мать твою! — ринулся к нему капитан.

Он бросил на меня последний взгляд и одними губами сказал мне очередное «Прости», затем, шагнув в разбитое окно, он полетел вниз.

Я застыл на месте. Все вокруг что-то кричали, но я не мог различить ни слова, они носились по кабинетам, но я не мог сконцентрироваться и попытаться хоть что-то разглядеть, так как в глазах всё поплыло. Я впервые в своей жизни увидел убийство. Пускай это и самоубийство, но от этого мне ничуть не легче.

Кабинет опустел, все разбежались кто куда, только я так и остался неподвижно стоять в дверном проёме. Оправившись немного от шока, я неуверенными шагами потащился в сторону разбитого окна проверить, не привиделось ли мне. Ощущая под ногами осколки битого стекла и то, как оно похрустывало под каждым моим шагом, впиваясь глубоко в подошву ботинок, я подошёл к самому краю окна, и, высунув голову наружу, устремил глаза вниз. С высоты 34 этажа тело Оливера смотрелось словно расплывчатое пятно, он как тряпичная кукла распластался на асфальте у парадного входа в здание, а вокруг него, словно гиены, кружили несколько агентов ФБР и толпы прохожих зевак. Вряд ли он смог выжить после такого жёсткого падения.

— Эй, паренёк, отойди оттуда, — послышался незнакомый голос, и я мгновенно обернулся на него. — Дженкинс тебя ищет.

Я кивнул ему и в последний раз посмотрел на обездвиженное тело Оливера. Спустившись вниз на лифте, я осознал, что все мои страдания закончились его внезапным прыжком в лапы смерти, всё осталось позади, лишь только память будет напоминать мне об этих жутких моментах моей жизни. Когда наконец-таки я выбрался на улицу, на меня сразу же набросилась Лили, она была жутко напугана, ничуть не меньше меня.

— Ной, они не давали мне уйти. Сказали, что моя карточка сломалась и её нужно было починить, прежде чем покинуть здание, — она взяла паузу, чтобы отдышаться. — И связь они заблокировали. Я не понимала, что происходит в этой суматохе. Не могла даже позвонить, чтобы всё рассказать тебе.

— Всё хорошо, Лили. Всё закончилось. Мы теперь свободны и можем вернуться домой.

— Совсем? — недоверчиво она на меня посмотрела.

— Да, Лили, навсегда!

Нас с сестрой отправили первым же рейсом в Остин.

Вернулись мы домой уже глубокой ночью. По пути мы заехали в продуктовый супермаркет, поесть нам сейчас не помешает, такое ощущение, что я дня два ничего не ел. Я приготовил нам пасту с сыром, и, быстро перекусив, отправился в комнату, чтобы заснуть и проснуться уже совсем другим человеком.

Проснулся я от странного звука, будто кто-то громко чавкал, и доносилось всё это с первого этажа. Любопытство моё взяло верх, и я на цыпочках дошёл до лестницы, откуда мне открылась странная картина: Лили целовалась с Куртом. Они облизывались, буквально поедали друг друга своими ртами. В голове сразу же начали мелькать идиотские мысли, я думал, как бы мне поступить: либо оставить их и сделать вид, будто я ничего не заметил, либо же спугнуть их. Я громко кашлянул.

— Господи, боже! — вздрогнула Лили, хватаясь за сердце.

На меня уставились две пары испуганных глаз и смущённые, залившиеся в краске лица, в то время, пока я медленно спускался к ним по лестнице.

— Так-так-так, — ухмылялся я при виде этих голубков. — Что это тут у нас?

Курт почесал затылок и нерешительно взял Лили за руку.

— Ной, чувак. Надо было сначала поставить тебя в известность, прежде чем целоваться с твоей сестрой у вас дома.

— Я о чём-то не знаю? — пытался я говорить серьёзно, но никак не мог спрятать свою ухмылку, мне почему-то было смешно смотреть на них.

— Мы с Лили общаемся вот уже месяц, и всё у нас к этому шло, — заикался Курт. — А когда все эти проблемы с памятью подтвердились, я рассказал ей о своих былых чувствах и предложил встречаться, как только она вернётся в Остин.

Я подошёл к ним и похлопал по-дружески Курта по плечу.

— Я так понимаю, она ответила согласием?

— Ну не всё же тебе быть счастливым! — ответила сестра с явным раздражением в голосе.

И тут я задумался, а счастлив ли я? Заслуживаю ли я счастье? Определённо. Сейчас мне абсолютно ничего не мешает быть счастливым человеком. У меня практически всё есть для беспечной жизни. У меня есть своя собственная крыша над головой и самые лучшие в мире друзья, которые не побоялись отстаивать меня и мою сестру, которые боролись за наше будущее и никогда не отчаивались найти нас, даже тогда, когда вроде бы уже не оставалось никаких шансов. Единственное, чего у меня нет, так это матери и отца, но у меня навсегда останется память о них, как о самых замечательных родителях. Но самое важное — так это то, что у меня есть любимая девушка. Да, именно любимая. Я люблю её, и кажется, что я любил её всю свою жизнь. В моём подсознании внезапно будто загорелась самая яркая лампочка, озаряя тем самым мои запоздалые мысли в голове, в которой в последнее время столько всего творилось.