Некоторое время ехали молча. Витте, в задумчивости хмурясь, смотрел в окно.

Глебов был с ним согласен, русско-японская война оказалась тягостным бременем для России, ибо народ не желал и дальше терпеть свалившихся на него невзгод.

— Да уж, после ряда военных неудач этой зимой число оптимистов, верящих в благоприятный для России исход войны, заметно уменьшилось, — сказал он.

Витте обернулся. Его взгляд был печальным.

— Я не помню ни одного такого поражения русской армии как то, которое мы потерпели в Мукдене[92], - произнес он. — После того, как мы позорно проиграли бой и отступили, для здравомыслящих людей стало ясно, что следует употребить все усилия, чтобы по возможности достойно покончить войну. Государь по свойственному ему оптимизму ожидает, что Рожественский[93] перевернет все карты войны. Ведь сам Серафим Саровский предсказал[94], что мир будет заключен в Токио, значит только одни жиды и интеллигенты могут думать противное. — Последнее прозвучало с явной насмешкой. — Между прочим, я предупреждал, советуя не доводить нашу эскадру до боя с японским флотом.

Нахмурившись, он помолчал, затем продолжил:

— После хотели вслед за эскадрой Рожественского послать наш скромный черноморский флот, совершенно оголив Черное море. Я высказался, что посылка этой эскадры ничем не поможет на Дальнем Востоке, совершенно обессилит нас в Черном море.

Алексей заметил:

— Если российский флот покинет Черное море, в него сразу же войдет флот нашего давнего соперника — Англии.

Витте кивнул:

— К слову, наши политиканы пытались найти иной путь. Решался вопрос о покупке аргентинского флота. Флот, конечно, приобретен не был, но были затрачены и украдены многие миллионы.

Карета остановилась, и собеседники замолчали.

— Что ж, рад был с вами повидаться, — произнес Глебов. В последнее время он стал ловить себя на мысли, что общество семейства Витте ему приятно.

— Знаете, что, Алексей Петрович, а приходите-ка к нам сегодня вечерком. Матильда Ивановна будет вам рада.

— Благодарю за приглашение, — Алексей хотел было отказаться, но неожиданно передумал: — Я обязательно приду.

Май 1905 г. Москва

После похищения Лиза проболела целый месяц. Полиция искала похитителя, но его и след простыл. В конце концов Лиза устала бояться: нельзя же вечно сидеть дома, трясясь от страха, что маньяк вернется, чтобы закончить свое дело! Однако за нее опасались Шмиты и старались ни на миг не оставлять одну. Им помогали оберегать Лизу их общие партийные друзья. Но время шло, а ничего не происходило.

За это время Катя вышла замуж за Андриканиса, и Лиза переехала жить в их дом — находиться в доме Николая Шмита стало неприличным. Постепенно жизнь вошла в свое русло. Как бы то не было, революция разрасталась, а Лиза не хотела ставить свои личные интересы выше общих.