— Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк! — запела Милочка.

— Где ты бродишь, глупый волк? — радостно подхватила Иринка, радуясь за Васю.

— А вот он я! И сейчас вас съем! — послышался страшный скрипучий голос из-за кустов.

Обе девочки от неожиданности взвизгнули и тут же принялись хохотать, увидев деда Пашу на четвереньках.

— Ага! Испугались? Ну то-то! — сказал он, поднимаясь и крепко обнимая падчерицу. — А твой где? — деловито осведомился он. — С тещей любезничает?

— Я его с собой не взяла, — сказала Милочка.

— Плохо себя ведет?

— Так себе.

— Расскажешь?

— Расскажу. Только попозже.

— А матери?

— Подумаю.

— Лучше сказать. Она у нас, сама знаешь, за семь верст все чувствует. И меня ты тоже знаешь, если надо, я и в нос могу!

Милочка улыбнулась, но невесело.

— Как выяснилось, я тоже могу в нос, дядя Паша, — призналась она.

— Значит, было за что, — заключил отчим.

— Потом обсудим, — вздохнула Милочка.

Иринка занялась устройством сада в песочнице, а взрослые пошли по дорожке к веранде, на ступеньках которой сидела Наталья Петровна и разбирала грибы.

Милочке стало полегче после разговора с отчимом. Тылы у нее были крепкие, в обиду ее не дадут. И мама, и отчим за нее горой. Но мать огорчать не хотелось. Только что к свадьбе готовились, а теперь… Дочку-то она утешит, а сама расстроится. Так что Милочка не торопилась. Она ждала, чем ответит Дима на ее неожиданный ход. От этого многое в дальнейшем зависело.

Она чмокнула мать, сидящую на ступеньках, и прошла в дом. На прогретой солнцем веранде стоял огромный букет ромашек и темно-лилового клевера. Милочка залюбовалась — жизненной мощью и радостью веяло от цветов. «Господи! Как жить-то хорошо!» — подумала она.

У нее в комнатке все так и стояло, как сто лет назад: тахта, столик, полка с книгами, вешалка для одежды за дверью. Занавески опущены, темно, прохладно. Пахло сухими травами и детством. Вон они висят, пучки мяты и зверобоя, что мама сушить развесила. А Иришку, видно, старики у себя на диванчике спать кладут, чтобы не страшно было. Милочка улеглась на тахту и заложила руки за голову. И сразу услышала тишину — тихо, тихо вокруг. Жужжит какая-то муха. Хорошо тут, а у нее! И так ей себя жалко стало, что она заплакала. Поплакала и заснула. Крепко-крепко. Устала она. Пора отдохнуть, пусть поспит.


Наталья Петровна с Павлом Антоновичем сидели на крыльце и потихоньку разговаривали. Наталья Петровна тревожилась. Павел Антонович успокаивал.

— Говорил я тебе, не надо ехать. Видишь, прав оказался. Рано нам, родителям, хлопотать. Пусть Милочка сама все хорошенько обдумает и решит. Может, она на попятную пошла. А сказать неудобно. Мы не будем к ней в душу лезть, правда ведь? — тихонько втолковывал он жене. — Ты знаешь, она у нас не строптивая. А если бы и строптивая была, тоже хорошо, ее право. Женщина на свои плечи больше тягот принимает, ей и решать, с кем на жизненную дорогу выходить.

Помолчал и прибавил:

— Тебе же он с самого начала не понравился.

— Не понравился, — кивнула Наталья Петровна и положила сыроежку к белым грибам.

— Так чего тебе огорчаться, если у них наперекосяк пошло? — спросил Павел Антонович и вытащил бордовую шляпку, затесавшуюся между коричневых крепышей. — Бывает, по случайности кто-то не в свою миску попадет, а потом все опять по местам распределятся.

— Сыроежки кипятком залей, — распорядилась Наталья Петровна, — а я пойду грибным кулешом займусь.

Жизнь в деревне от еды до еды идет, как еще Александр Сергеевич Пушкин заметил. Поел, поглядел, где солнышко стоит, и дальше живи, тихо, мирно, не торопясь. Как цветок живет, как дерево. Все вокруг растет незаметно, и в тебе незаметно прибывают душевные силы. Физических сил немало тратится на поддержание жизни на своих шести сотках, а вот душевных растрат тут не бывает. Всему ты тут полновластный хозяин, что хочешь, перекраиваешь, что хочешь, поддерживаешь. Захотел — посадил, надоело — выкопал. Земля пластичная. Растения жизнестойкие. И все обозримо, не мучительно. Каждому по силам такой пятачок обработать, к себе приспособить, по своему вкусу обжить.

С такими мыслями Павел Антонович, запарив сыроежки, которые потом захрустят среди мягких подберезовиков в жаренке, отправился обрезать шиповник. Вот уж кто надоел! Так на дорожку и лезет, так и колется! Зато и цветет пышным цветом, и пчелами гудит. Но гудели не только пчелы, загудела машина, засигналила, что тоже хочет к ним на участок, а тут Милочкина стоит.

Милочка тут же из окна выглянула — неужели приехал? Такси взял от станции и прикатил? Но увидела незнакомых — невысокого крепыша и маленькую стройную женщину. Кто же это? Догадалась по Иринкиному радостному визгу, что родители дочку навестить приехали, Миша с Лялей. Вот и хорошо, наконец познакомится. Она много о них слышала.

Миша тут же предложил Павлу Антоновичу помощь — может, этот шиповник надоедный вообще выкопать? Пересадят его за забор, — чем не сторож? — и дело с концом. Шиповник в любое время года можно пересаживать.

— А ты откуда знаешь? — улыбнулся Павел Антонович. — У тебя же никогда участка не было. Или был?

— Я сметливый, — похвастался Миша. — Ну, за что браться? Руки чешутся.

— Ты почеши, и пошли змея пускать! — подскочила Иринка. — Пошли, а?

— После обеда пойдем, — пообещал Павел Антонович, — а то на нас хозяйка рассердится. У нее уже кулеш грибной на подходе.

Милочка успела познакомиться с Лялей, и они вместе с Натальей Петровной любовались розами — плетистыми, красными, и кустовыми, белыми и чайными.

— Второй раз цветут, — радовалась Наталья Петровна. — Да вы понюхайте, девочки! Аромат чудный! И подумать только, каждая на свой лад пахнет.

Девочки нюхали, восхищались. Чайные чаем терпким пахли, а белые и вообще чем-то неземным благоухали.

— А лилии-то, лилии каковы? — продолжала экскурсию по цветнику Наталья Петровна. — В этом году розовые совсем особенные. Вон какими кистями цветут!

Ляля только ахала тихонько. Она и не думала никогда, что в Подмосковье розы не хуже, чем в Англии. Подумать только, не вымерзают и цветут щедро. И от лилий глаз не оторвешь — розовые, белые, оранжевые, пятнистые, гладкие.

— А я люблю флоксы, — сказала Милочка, — белые шапки, розовые, малиновые, и пахнут так грустно-грустно.

— Я еще собираюсь ситчиковых насадить, — деловито сообщила Наталья Петровна. — Есть такие, глазастые, веселые.

— Да вы сами, как цветы, мои красавицы. — Миша притянул к себе жену, обняв за талию, и откровенно залюбовался Милочкой. — Видишь, какие девушки в садах вырастают! Надо и нам с тобой сад заводить, чтобы Ирка не хуже выросла.

Милочка засмеялась.

— А что, неплохая мысль! — загорелась Ляля.

— Конечно, не плохая, а очень даже хорошая, — согласился Миша, думая про себя, что высказал он хорошую мысль совершенно несвоевременно. Им с Лялей предстоят совсем другие хлопоты, но, с другой стороны, почему бы не потрепаться? Он все готовился сказать Ляле о предстоящей поездке, и почему-то язык не поворачивался. Он и сам не мог понять почему.

А Лялина фантазия понесла ее уже на всех парусах — она представила себе и домик, и садик, тетя Наташа с дядей Пашей рядом, им помощь, от них помощь. Так все выходило складно — душа радовалась. Понятно, что хлопот будет множество, но жизнь ведь и есть сплошные хлопоты, куда от них убежишь?

Ляля уже хотела посмотреть и поселок, и окрестности, расспросить, не продается ли симпатичный домик с участком где-нибудь поблизости и сколько примерно стоит такой участок.

Миша попытался ее отвлечь заботами об обеде. Но Ляля от него отмахнулась.

— Пойдем по поселку погуляем, — тянула она мужа. — Ты меня знаешь! Если я чего решу, то…

— На будущей неделе я буду у себя на участке клубнику сажать, — закончил Миша.

Оба улыбнулись.

— Не на будущей неделе, но осенью вполне может быть, — кивнула Ляля.

«Поедем обратно — скажу», — решил Миша.

— Тетя Наташа! Помощь нужна? Или нам с Мишей можно по поселку погулять? — спросила Ляля, возвращаясь в детские незапамятные времена: тогда она тоже всегда спрашивала, что можно, а чего нельзя.

— Гуляйте, гуляйте, — разрешила тетя Наташа. — Обедать будем через часок.

— Ирка! Пошли с нами! — скомандовала Ляля, схватила Мишу за руку и заторопилась за калитку. Ирка вприпрыжку помчалась за родителями.

— А у тебя какие новости, доченька? Давай выкладывай, — обратилась Наталья Петровна к Милочке, дальше терпеть беспокойство ей было невтерпеж. — Из-за чего с Димой поссорились?

Она обняла дочку, усадила на скамейку. И тут на скамейке рядом с мамочкой, которая, как никто, поймет дочку и посочувствует, Мила стала перечислять свои обиды. Оказалось, накопилось их предостаточно за те два года, на протяжении которых она с улыбкой встречала Диму после исчезновений — может, командировок, а может, и нет. Выходило, что Дима — законченный эгоист, только о себе и думает, все у него на первом месте, кроме Милочки, Валерке этому готов весь дом отдать!

Милочка выговорилась, поплакала, успокоилась, а Наталья Петровна все гладила и гладила ее по плечу.

— Представляешь, — внезапно сказала она, — пришла к тебе Ленка Плотникова брать взаймы, ты к ней выбежала в тапочках, а Дима дверь на замок закрыл и уехал.

Ленка Плотникова. У нее муж — игрок. Недавно чуть квартиру не проиграл. И сама она в тапочках. Нет, не она, — Дима в тапочках посреди улицы. А дверь на ключ заперта. И ключи у нее, у Милочки. Кошмар. Другими словами не скажешь.

— Ты так думаешь? — спросила мать потрясенная Милочка.

— Да, именно так и думаю, — с какой-то грустной суровостью подтвердила Наталья Петровна.