— Я вам помогу. Тоже огурцы буду рвать, — решил он.

Вера звонко расхохоталась, и Александр Павлович понял, что означал ее веселый смех: мол, все готовы на готовое. Но не обиделся, а только согласно покивал головой в ответ: так оно и есть, что тут поделаешь? А вот когда здоровый огурец в траве нащупал, то испытал детское удовольствие, обтер и тут же в рот сунул. Огурец был сладкий, с мелкими зернышками, ему и рост во вред не пошел Александр Павлович сразу превратился в Саньку на бабушкином огороде. Нет, не было у того человека счастья, кто своими огурцами прямо с грядки не хрупал!

Вера между тем уже целую горку зеленых набрала и попросила:

— Несите корзину, что ли? Или таз. Вон какой урожай неожиданный.

Огурцов и впрямь целый таз набрался, небольшой, но увесистый.

— Я вас научу, как, и посолите, — пообещала Вера, Сане трудно было представить себя за засолкой огурцов. Вместе с аппетитным запахом чеснока, укропа, смородинового листа и хрена у него тут же всплыла в памяти бабушка в переднике и с засученными рукавами…

— Вы уж сами, Верочка с ними разбирайтесь, вы же им хозяйка, — увернулся он от предложенного ему нового дела. — Мы с вами сейчас чаем займемся, вот только я наверх за чайником сбегаю.

— А я чашки на стол поставлю, — отозвалась Вера, по-хозяйски оглядывая кухню, где хозяйничала целую зиму. — Только погодите, сначала привет передам.

Порылась в сумочке и достала маленький сверток.

— Надо же! В самом деле привет! А я-то думал, обычный, словесный! Вернее, не так. Думал, что привет — это вы, Верочка.

Саня рассмеялся, развернул сверточек, и лицо его выразило такое изумление, что Вера прыснула.

— А мне можно посмотреть? — спросила она. — Или это тайна?

— Тайна-то тайна, но вам можно. И не только можно, но и обязательно нужно!

Саня протянул Вере коробочку, она открыла ее и увидела кольцо с сине-серебристым квадратным камнем.

— Красивое, — сказала она. — И на камне что-то вырезано. Я не знала, что Всеволод Андреевич гравировкой занимается. И вы, как видно, тоже не знали, у вас такое лицо удивленное.

Она вынула кольцо из коробочки и стала его разглядывать. Разглядела и зашлась от смеха.

— Ой, не могу! — хохотала она. — Ну, Всеволод Андреевич! Ну, юморист! Он же вырезал того гуся, которого не знал, как в Москве пристроить, и сюда привез! Вы меня тогда еще среди ночи подняли, помните? Не знали, чем гуся кормить! А потом вы его к знакомой старушке пристроили. Вот шутник! Вот приколист! А я-то думаю, чего это лицо у вас такое смешное? Теперь поняла!

Саня глазами моргал и тоже смеялся, но как будто по принуждению, а не от души, как Вера.

— Значит, век будете своего гуся помнить, — заключила Вера, отдавая кольцо и коробочку хозяину. — Несите быстрее чайник, будем чай с пряниками пить.

Александр Павлович на призыв не сразу откликнулся, он никак в себя прийти не мог: ох, Сева! Ну, Сева! Веру уговорить к нему в Посад приехать — чудо, конечно, но возможное. В конце концов, Саня ей не грубил, а его разные мысли и оригинальные предположения никому, кроме Севы, не были ведомы. Но как Севе удалось вернуть Санино кольцо — родовое, старинное, найденное в бабкином сундуке? Вот загадка. Взял-то его человек, им обоим хорошо знакомый. Взял не просто так, а потому что увидел на печатке свой родовой герб. Сане тогда не захотелось вылезать с семейными историями, преданиями и легендами, и он ничего рассказывать не стал. Оставил кольцо герою-любовнику, своему возможному родственнику: родовое так родовое, осталось, так сказать, в семье… Да-а, бывают же такие коллизии, хоть роман пиши. А что? Можно и такой роман написать…

Вера между тем, видя, что хозяин улетел мыслями далеко от обещанного чая, открыла шкафчик, достала чашки.

— А пряники где? — спросила она. — И чайник несите. Он же у вас наверху.

— Несу! Несу! — отрывисто выпалил Александр Павлович и так резко ринулся к двери, что Вера от неожиданности выронила чайную ложечку.

— Не миновать вам еще гостей, — сказала она в спину убегающему Александру Павловичу.

Но он не обратил на ее слова никакого внимания. Волну благодарности сменила в его душе буйная радость. Он и знать не знал, что так обрадуется вернувшемуся колечку. Он простился с ним навек, и простился спокойно. А теперь был так рад, так рад, что усидеть на месте не мог. Прабабкино колечко ведь счастливое! Оно нежданные чудеса творит. Сане уже казалось, что не Сева вовсе, а колечко подарило ему поездку в Париж. И теперь он тоже готов был ждать нежданных чудес и всевозможных подарков.

Как же любил Санек-Игрунок чудеса! Жизнь сразу наполнилась биениями, энергиями, пульсациями, в каждом темном углу замерцал таинственный свет. Он не спешил узнавать, что ему приготовлено, не гадал, не раздумывал. Приготовился ждать, наслаждаясь возникшим напряжением ожидания.

— А пряники? — спросила Вера, принимая чайник.

— А пряников-то и нет, Верочка! Я их тете Лене отдал, — ответил, потирая лоб, Саня.

— Ну, так будем клубнику с молоком есть, — заключила Вера.

И когда они с Верой стали есть душистую клубнику с розовым молоком, он счастливо улыбался, глядя в ее яркой синевы небольшие глаза, любуясь пикантным носиком.

— А вы Вера — красавица! — внезапно воскликнул он. — Мне Сева давно говорил.

— А вы не верили, — улыбнулась она.

— Я совсем не то хотел сказать, — замахал Саня руками, сообразив, какую совершил оплошность. — Я всегда ценил ваши многочисленные таланты…

— Борщи, пироги с картошкой, я знаю, — все с той же улыбкой подхватила Вера.

— А что? Борщи знатные, их даже гусь ел и похваливал, — развеселившись, отозвался Саня. — А почему бы вам, Верочка, и эту зиму в Посаде не пожить? Вряд ли ваши жилищные условия улучшились. Бог с ними, с борщами, никаких борщей от вас не потребуется.

— Понадобится, сама сварю, без всяких требований, а за предложение спасибо, — степенно поблагодарила Вера. — У меня в Москве работа наклевывается, Всеволод Андреевич обещал.

— Он всю прошлую зиму обещал, и где она, эта работа?

— Есть работа, — сказала Вера. — Буду Всеволоду Андреевичу для картины позировать. Он сказал, что при случае в мастерской и переночевать можно.

Вот оно что. Ну, если честно, то Саня не желал Вере таких случаев, но это было не его дело. Вера — человек взрослый, Сева — красавец, им решать.

— Согласились, значит, наконец? Он ведь вас долго уговаривал. Наверное, правильно, сделали, — с кислецой одобрил Саня. — Сева — художник милостью Божией, глядишь, в веках останетесь.

— Вот и я подумала, почему бы в веках не остаться, и согласилась, — с безмятежно-серьезным видом сказала Вера и допила розовое молоко из блюдечка.

«Чего я вмешиваюсь? — подумал Саня. — И Сева не дурак, и Вера не проста! Справятся. А он давно вокруг да около ходит. Как кот возле сметаны. Хотел бы я знать, что получится!» А вслух сказал:

— Надумаете в Посаде пожить, милости прошу. Комната, как вы оставили, так и стоит. Я в нее раз или два заглядывал.

— Спасибо, но я на Москву настроилась. Из Посада далеко ездить.

Саня больше не настаивал. Видно, дело на лад всерьез пошло. Так что, как говорится, была бы честь предложена, а там хозяин — барин.

— Я вам еще от Ляли с Мишей привет привезла.

Саня протянул руку.

— Нет, с ними я по телефону разговаривала. Ляля сказала, что с вашими стариками созванивалась, чувствуют они себя неплохо, а вас просили мобильник надолго не отключать.

Александр Павлович вздохнул — что правда, то правда, водился за ним грешок: как только приезжал в Посад, отключал мобильник. Ему хотелось сосредоточиться, погрузиться поглубже в работу, а дергаться совсем не хотелось. И тем более скакать по чужим указкам и необходимостям. Но родители — это святое. Лялька права, что напоминает.

— Буду включать почаще, — пообещал он и повторил: — Родители — это святое.

Вот тут Вера и отважилась на вопрос, надо же проверить, как относится Александр Павлович к святыням.

— А с Тверью что? — спросила она. — Не собрались еще туда съездить?

— Еще как съездил, — радостно отозвался Саня. — После Парижа сразу в Тверь махнул! И так мы хорошо повидались, Верочка! Если бы вы знали, какая у меня мама! Чудо, а не мама. А характер какой! Тут, знаете ли, думать еще и думать. Я во многом в нее пошел, тоже горячий. Будет случай, обязательно вас познакомлю, вы друг другу понравитесь! Вы обе очень решительные женщины.

Саня говорил, и лицо его светилось счастливой улыбкой. Улыбалась и Вера и отвечала после каждой Саниной фразы: «Вот и хорошо! Очень хорошо. Я рада».

Саня чувствовал, что Вера радуется за него искренне, от души, и это его трогало, и он мысленно желал ей счастья.

Вера тем временем принялась убирать со стола, звенела чашками, ложками, а когда начала мыть чашки, то все что-то звенело и звенело, и стало понятно, что это вовсе не чашки, а колокольчик у двери.

— Я же говорила, ждите гостей, — вспомнив про упавшую чайную ложку, без всякого удивления сказала Вера и поставила чистые чашки в сушилку.

Саня тоже не удивился: от кольца только и жди, что неожиданностей. Он пошел открывать дверь, раздумывая, кого увидит на пороге. С утра появилась Вера. А сейчас? Катя из Парижа? Мама?

На пороге стоял незнакомый молодой человек. Наклонив чуть набок длинную шею, он смотрел на Саню прозрачными голубыми глазами.

— Я — племянник, — представился он.

У Сани округлились глаза. Кого-кого, а племянников у него не было. Он приоткрыл уже рот, готовясь задать вопрос, но молодой торопливо добавил, разъясняя:

— Внучатый.

— Аферист, — припечатала подошедшая Вера долговязого, окинув его взглядом.

Глава 3