— Доус! — орал Хэнслоу, уже, должно быть, позабыв и о присутствующем на сцене конкуренте, и о том, что хотя бы в Страстную пятницу даже такому греховоднику, как он, полагается прикусить язык. — Где его носит, чертяку? Найдите его и передайте, что если этот мерзавец не явится в течение четверти часа, я вычту с него двадцать шиллингов, как за полноценный спектакль!

* * *

Впору было — смутиться, прекратить это странное, дикое представление, отступить, удалиться прочь. Но Кит лишь усмехнулся криво, покосившись на миледи искристым взглядом — Нед был готов проклясть и сам себя, и его, и даже прекрасную госпожу, сделавшую его счастливым и чуть более богатым в эти дни: это было самое настоящее кокетство, ужимка, полунамек, присущий дамам, знающим цену своей красоте и притягательности.

Дамам, которые знают, что держат за яйца очередного помешанного на плотских утехах идиота.

— Вы мне льстите, графиня, — промурлыкал Кит, и Нед понял, что представление продолжается. Истинный драматург делает если не трагедию, то нелепый, и тем до колик смешной фарс из своей собственной жизни — и втягивает в исполнение главных ролей всех, кто был достаточно неосторожен, чтобы довериться ему хоть на минуту. — Не советую верить всем слухам и сплетням, что полощут мое имя то тут, то там, на обоих берегах Темзы. Как видите, мистер Аллен поверил, и теперь нет ему покоя…

И тогда Нед схватил его за подбородок, сильно сжав пальцами щеки.

— Я говорю — хватит. Я сделаю то, о чем ты просишь.

Он выделил выражением голоса последнее слово, но все равно никого не смог обмануть. Зритель попался — слишком уж искушенный.

* * *

Френсис тяжело дышала от восторга. Ей казалось, что именно для нее, пусть и ценою множества усилий и потерь, была поставлена невиданная доселе, захватывающая дух пьеса. Отсматривая ее от неожиданного начала до финала, развязка которого была все еще скрыта под пологом тайны, она позабыла обо всех своих несчастьях окончательно — выбросила их из головы, распустив непослушные после сна волосы по плечам, и ослабив пояс халата.

Ничто не должно было мешать ей дышать — и созерцать.

А зрелище было достойное и самых бурных аплодисментов, и недурной суммы денег. Нед Аллен, горячий, как огонь, на сцене, оказался весьма недурственным любовником — особенно рядом с выпивохами и рохлями, с которыми леди так намучилась в последнее время. Их развелось так много среди любителей театра, актеров, певцов, музыкантов и поэтов! И вот он, подарок судьбы — актер и любовник в одной реторте, пусть даже жжет взглядом и прикосновением не ее — на сей раз.

Это было волнующе. Это возбуждало куда больше обычных любовных игр, предложенных добротным и пылким Недом Алленом своей покровительнице — что же, он старался, но удивить искушенную даму было не так уж просто. Но Кит Марло, этот увертливый ублюдок, побуждал и в нем, и в ней какие-то особенно острые переживания — ненависть, слишком похожую на животную похоть. И пользовался этим с наглостью разбойника, забирающегося под юбки терпящей нападение женщине — чтобы найти спрятанные деньги, конечно. За каждым его выпадом следовал обман, за обманом — разочарование. Но стоило перекипеть гневу, слитому в тигли, чтобы принять форму мести — он являлся снова, и говорил вещи, требующие прощения.

О, леди Френсис прекрасно понимала Неда Аллена, Тамерлана, сброшенного со своей знаменитой колесницы и посаженного в баязетову клетку, чтобы кормиться с меча подачками в виде сырого мяса, будто дикий зверь.

— Имейте же совесть, джентльмены, — попросила она, с ногами забравшись на стол, и открывая бедро меж скользнувших в разные стороны пол халата. Конечно же, всей своей позой, своим голосом и взглядом, своим видом и жестами, она требовала — забыть, что такое совесть, или поиметь ее в действительности. — Вы заняты друг другом так страстно, когда дама в вашем присутствии скучает в сторонке… А ну-ка быстро разошлись по углам и не надо так сверкать очами друг на друга!

Ее восклицание возымело эффект — или Киприда решила сжалиться над своей вернейшей служительницей.

— Спасибо, — молвил Кит своему актеру, и без лишних расшаркиваний поцеловал его в губы — так же, как еще недавно целовал саму Френсис.

Размышлять о причинах его удивительной любвеобильности, одарившей сиянием даже бедняжку Винни, чьи мысли занимал один лишь Дик Бербедж, Френсис не хотелось. Она уселась поудобнее, и, наматывая прядь волос на палец, приготовилась любоваться открывающимся ей зрелищем.

А любоваться было чем — чтобы сжать чужие плечи, Нед выпустил на пол ее ночную сорочку.

* * *

Дорога через весь город, от Шордича до Саутуорка, показалась сегодня не слишком длинной: Уилл все думал и думал о том, что было между ними с Китом вчера, что случилось с ними вообще, и боялся даже помыслить о том, что могло быть, если бы…

Если бы он никогда не встретил Кита.

Если бы Кит не подошел к нему, не взял за руку.

Если бы не полоснул по руке ножом, смешивая их кровь — в одну, становясь с Уиллом — одним.

Если бы Кит не вернулся ос своего путешествия, или, хуже того — вернулся другим.

Если бы они не помирились вчера.

Если бы Кит больше не захотел с ним знаться. Никогда.

Это — было по-настоящему страшным. А все остальное — неважно, неважно, неважно.

С блуждающей на губах улыбкой Уилл потянул на себя дверь «Розы» — и почти услышал разносящийся по всему театру рык Хенслоу, походивший на рык одного из его медведей.

— Как заболел? А кто будет играть Гавестона? Кто будет играть, я вас спрашиваю? Кочерга?!

* * *

Нед отпихнул его первым — его движения стали на удивление неловкими, ладонь соскользнула с плеча, пальцы скомкали жесткую стеганую ткань рукава. Кит решил не размышлять о том, что это было — триумф самообладания, или, напротив — слабости. Ему вообще не хотелось поддавать что-либо вскрытию, хотя бы один день он стремился не быть мрачным чернокнижником, похищающим безжизненные тела с кладбищ, чтобы надругаться над ними с помощью ножа и книг во имя истины.

Покойники были надежно упакованы в своих могилах, а живые должны были двигаться вперед и бежать, чтобы оставаться таковыми.

— Нед, — он погладил Аллена по щеке там, где красовался набитый им же синяк. — Ты ведь играешь завтра моего Эдуарда? Неужели здесь ты забыл о репетициях?

Нед отвел его руку от своего лица, и, быстро подняв облакоподобную кружевную сорочку из-под ног, обвязал ее вокруг бедер — хотя ему так и не удалось скрыть другие нескромные последствия череды их перепалок.

— Нет, никого я не играю, — буркнул он, направляясь туда, где сидела, обмахиваясь исписанными листами, будто веером, леди Френсис. Взял ее руку в свою, и почтительно, несмотря на свой внешний вид и ее, поднес к губам. — Хенслоу взбеленился из-за того, что мы устроили в моей гримерной. Орал, топал ногами, потел, да и запретил мне выходить на сцену в субботу с синяком на лице. Даже не знаю, Кит, благодарить ли тебя за это. Учитывая то, что ты подарил мне «Эдуарда» — выходит как-то совсем глупо…

Он был смущен, и густо краснел под смуглостью кожи. Он решил отступить вовремя, чтобы продолжить войну после — когда представится возможность. В этом Кит даже не сомневался — он слишком хорошо знал своего Неда, говорящего из-под его пера, но думающего так, как ему вздумается. Нед не мог превратиться в существо с глазами барашка, попавшего под нож — как Томми Кид, но и сбежать никуда не мог. Он был связан со своим драматургом — деньгами, славой, восторженными воплями влюбленных девиц и ладанными объятиями леди Френсис. От таких обязательств отказываются только недалекие дураки, а Нед Аллен, взяв понемногу от каждого из сыгранных им героев, надевая то одну маску, то другую, и сам того не ведая, привык брать все, что преподносила ему судьба — пусть для этого и приходилось преодолевать трудности, продираться сквозь тернии.

И, в конце концов, это премилый вызов — когда твой терновый путь ведет к тому, кто пишет для тебя фразы, которыми так легко греметь со сцены из-под личины славного героя.

— Как жаль, — пожал плечами Кит, продолжая прозрачно, вешне, солнечно улыбаться. — Я хотел бы увидеть тебя в этой роли прежде, чем уеду.

Леди Френсис, не по-женски крепко пожав Неду руку, вмешалась в этот странный, завивающийся речными водоворотами разговор:

— Пускай в этот раз мистер Аллен отдохнет — скоро великий праздник, и ему это будет простительно, с учетом того, что он и так работает на износ. Но если господин Хенслоу еще хоть раз попробует отстранить нашего друга от роли — я лично приду к нему, и как следует отдеру за уши. Я, хоть и родилась на свет слабой женщиной, могу постоять за тех, кто мне… дорого обходится. Ты знаешь об этом, Кит, как никто другой. А тебе, Нед, еще предстоит узнать. Наконец, неужели во всей этой вашей «Розе» не нашлось ни одной склянки достаточно густых белил, чтобы попросту затереть ими чертов синяк?

Казалось, миледи, как попавшая под росу и ласковый мягкий дневной свет роза, была готова расцветать на глазах, упиваясь собственным манящим ароматом. Вот так, в очередной раз бросив играть и вывернув свою душу, как пьяница выворачивает свой скудный завтрак, перебрав с элем, Нед Аллен сумел удивительным образом угодить своей новой покровительнице.

Да и Кит, хоть и делал вид, что ершится, тоже остался доволен.

Им обоим было некуда бежать друг от друга — и Нед знал, что если Кит останется жив, то обязательно придет в его гримерную, размалеванную цветами, еще раз.

Оставалось с тоской думать о том, что скажет Хенслоу в ответ на подобный визит высокой особы — не ей, о нет, перед прекрасной дамой в бархатной полумаске он станет мести пол рукавами, пытаясь поцеловать край ее платья. Но что еще хуже — где-то вдали, за плечом своего ухватистого и ушлого дядюшки, стояла мисс Джоан Вудвард, держа на локте корзинку с пирожками, и смотрела на будущего мужа с немым сдержанным упреком. Этот взгляд можно было назвать смиренным — если бы Нед не знал, что кровь не водица, а жирная мамаша Джоан была той еще набитой деньгами и спесью стервой.