– Что за бред! Да с какой стати?

– Ты привлекательна, я чертовски привлекателен… – отшутился он. – Чего им зря время терять? Достаточно малейшего повода для разгула фантазии. Мы снимаемся в одном фильме – этого с лихвой хватает для того, что плодить кричащие заголовки из серии «Новая пассия Александра Белецкого?» или «Певица Вероника Мендес завязала интрижку на съёмках?» И главное, заметь – подстраховываются, сволочи. Везде в конце вопросительный знак поставили. Мол, мы ничего не утверждали, мы сами в больших сомнениях…

Теперь Ася отчасти понимала, за что он невзлюбил журналистов. Тяжело это, наверное – когда каждый твой шаг освещается прессой, только почему-то на выходе получается отражение в кривом зеркале. Уродливое, фальшивое и искажённое…


Тем временем Вера, желая помочь хозяйке, а заодно и освободить стол для Белецкого, который ещё не завтракал, собрала оставшуюся посуду и понесла её на кухню к мойке. Здесь всё было по-простецки, никто не церемонился, и поэтому в гостевом домике действительно царила по-настоящему домашняя атмосфера.

Режиссёр с продюсером к тому моменту уже покончили с едой и ушли из столовой, а вскоре за ними последовал и оператор в компании сценариста, так что на некоторое время Ася осталась с Белецким один на один. Не рискуя открыто смотреть ему в лицо, она поглядывала искоса и вдруг заметила, что он положил в рот какую-то таблетку.

– Что это? – спросила Ася с недоумением, забыв, что ей надо притворяться, будто она и вовсе не глядит в его сторону.

Он усмехнулся.

– Не бойтесь, не «колёса». Всего лишь нитроглицерин.

«У него же был инфаркт пару лет назад!» – вспомнила вдруг Ася и ещё больше испугалась.

– Вам что, плохо?

– Да не переживайте, Ася, всё со мной в порядке, – Белецкий одарил её ласковой улыбкой, отчего вокруг глаз у него собрались милые морщинки. – Эти пустяки не стоят вашего волнения.

Смутившись от его пристального взгляда (ей тоже хотелось бы продолжать смотреть на него, но она совершенно идиотским образом стеснялась это делать), Ася одним глотком допила остывший кофе и решительно вскочила на ноги.

– Ну, я побегу. У меня ещё куча дел, – бодрым голосом соврала она. – До скорой встречи на съёмках и приятного аппетита!

– Счастливо, – попрощался он до обидного равнодушным, как ей показалось, тоном. Он вообще на неё больше не смотрел – уже звонил кому-то. Через несколько секунд Ася имела удовольствие прослушать начало его беседы с женой.

– Доброе утро, милая. Как ты?.. Я тоже скучаю… Нет-нет, всё хорошо. Чувствую себя прекрасно. Какие планы на день?..

Ася торопливо исторглась из столовой, чувствуя себя при этом, как оплёванная. Что, надо было обязательно звонить и миловаться при ней? Или наоборот – он так ненавязчиво дал ей понять, чтобы держалась от него подальше? Неужели он раскусил её тайный интерес?.. Но что это за игра, в самом деле – сначала таять в улыбках, а потом даже не смотреть в её сторону, будто моментально забывая о её существовании?

В дверях она едва не столкнулась со слегка опухшей утренней Аурикой, наконец-то тоже выползшей к завтраку. Увидев, что её рыцарь Белецкий сидит совершенно один, она моментально взбодрилась и вплыла в столовую как царевна-лебедь.

«Давай-давай, вперёд! – с досадой подумала Ася. – Сиди рядышком и выслушивай его воркования с любимой жёнушкой. Может, охолонишься чуток…»


В первый рабочий день они должны были отснять две ключевые сцены, происходящие у реки. Вера участвовала в обеих: сначала делила экран с Белецким, а затем – с Аурикой.

Несмотря на то, что точного расписания и графика съёмок никто из местных жителей не знал, к моменту начала работы на берегу собралась чуть ли не вся Романовка. Впрочем, не исключено, что поглазеть на столичных артистов «в деле» прибыли даже представители соседних сёл и деревень.

Ассистенты выставили хлипкие фанерные ограждения по всему периметру съёмочной площадки и строго-настрого запретили зевакам через них перелезать или причинять какую-нибудь порчу имуществу.

– На площадке должна быть тишина! – размеренно вещал один из помощников режиссёра в мегафон. – Каждый, кто помешает съёмочному процессу, будет оштрафован на двадцать тысяч рублей.

Разумеется, штраф являлся чистейшей воды выдумкой, но иначе этих людей невозможно было бы остановить и запугать. Особенно неистовствовали женщины – от одного только упоминания имени Белецкого они потеряли рассудок и жадно пялились на ширму, за которой он в данный момент переодевался.

Ася, прогуливающаяся по площадке с фотоаппаратом наготове, улавливала обрывки разговоров с внешней, «зрительской» стороны.

– Ах, хоть бы одним глазком на Белецкого взглянуть, – мечтательно вздыхала полная брюнетка с гладко зачёсанными волосами, одетая в синее платье и жёлтый платок, покрывающий её круглые плечи (Ася готова была поклясться, что она специально принарядилась в самое лучшее по такому случаю). – А то ведь и не верится даже, что на свете такие красивые мужики бывают.

– Да красоте этой – тьфу, грош цена! Вся деланая, – со знанием дела изрекала румяная бабёнка постарше, годков сорока пяти, и без таких приятных округлостей, как у её собеседницы. – Всем известно, что артисты и певцы от пластических хирургов не вылезают. Ненатуральное это всё… и отфотошопленное, к тому же. Вон Игорёк, бывало, сфотографирует меня на телефон, а потом через какие-то, эти… фильтры пропускает, так я сама себя не узнаю – личико гладенькое, как яблочко наливное. Он мне и сам говорит: «Мам, тебе на этой фотке больше двадцати сроду не дашь!»

«Однако, какие познания в области пластической хирургии и фотошопа!» – восхитилась Ася про себя. Эта беседа её откровенно забавляла.

В толпе мелькнуло знакомое лицо вчерашней красавицы-официанточки – очевидно, пришла полюбоваться на приглянувшегося ей накануне Андрея. Девушка не могла знать, что в сегодняшних съёмках он не задействован, но, впрочем, молодой артист всё равно вертелся на площадке – интересно было понаблюдать за тем, как работают другие. Ему самому многому следовало у них поучиться…

Явились поглазеть на съёмку и местные цыгане. Кое-кто из них громко хвастался перед остальными, что его завербовали в массовку (на завтра была запланирована шумная таборная сцена с лошадьми, костром, гитарами и плясками), остальные так же громко завидовали.


Начало съёмки немного задерживалось. Ася не влезала в эпицентр происходящего, чтобы не мешать процессу, но всё равно сообразила, в чём дело: Вера боялась. У неё начался самый настоящий мандраж, поскольку это была её первая роль в кино, к тому же сразу – главная. Жуткая ответственность перед киногруппой плюс толпа народу, явившегося оценить её игру, вызвали у Веры приступ паники и неуверенности в себе. Она засела за ширмой, служившей чем-то вроде походной грим-уборной, и трусила выходить к камере.

Белецкий подбадривал её, как мог: сыпал комплиментами, шуточками и анекдотами, а затем чуть ли не силой заставил бедняжку выпить рюмку коньяка для храбрости. Хорошо, что у продюсера Вовочки всегда была с собой «волшебная фляжка» – царивший на съёмках всеобщий сухой закон на него не распространялся.

Глотнув коньячку, Вера и правда немного расслабилась. Режиссёр дал всем команду занять положенные места. Едва Белецкий появился из-за ширмы с Верой под руку, толпа благоговейно охнула – в едином порыве, точно вздохнула.

– Ой, божечки, не могу… – прошептала та самая полная брюнетка, хватаясь за сердце.

– Тишина на площадке! – гаркнул Семён самым грозным своим тоном. – Пятиминутная готовность для всех. Саша, прогони-ка с Верой текст ещё разок. Соберитесь. Настройтесь, – его слова, конечно, больше предназначались Вере, чем Белецкому, но он тактично не стал акцентировать на этом внимание.

Снимали сцену первого поцелуя графа и Насти – тот самый момент, когда у цыганки начинает зарождаться к нему ответное чувство. По сценарию, в финале сцены Настя должна была с силой оттолкнуть графа от себя – так, что, не удержавшись на ногах от неожиданности, он падал в воду. Температура воздуха в то утро была не выше пятнадцати градусов, а в реке – и того холоднее. Ася для пробы сунула туда руку и даже взвизгнула. Да уж, падение в такую стынь было делом, далёким от приятного… Впрочем, сцену планировалось отснять с одного дубля, чтобы Белецкому не пришлось бесконечно нырять и переодеваться.

– Ему, наверное, вредно мокнуть в ледяной воде, – робко сказала Ася, приблизившись к режиссёру. – У него же сердце…

Семён неопределённо пожевал губами, а продюсер Вовочка только пренебрежительно хмыкнул:

– Он уже большой мальчик, сам разберётся.

– Ему предлагали сделать эту сцену с дублёром, – бесстрастно сказал режиссёр, ни к кому конкретно не обращаясь. – Так нет же, упёрся: говорит, что здесь должен быть именно крупный план. Это, мол, круче, чем спина дублёра.

– Глупое самопожертвование в ущерб здоровью… – заметила Ася осуждающе.

– Да что ты переживаешь понапрасну, Асенька, – вздохнул режиссёр. – Не размокнет. Жена вон и то не протестует, спокойно отпустила его на съёмки… а мы должны перед ним бегать на цыпочках?

Асе словно пощёчину влепили. Семён моментально поставил её на место упоминанием о жене. Ну-ну… Она испытывающе взглянула на Горевого. Неужели догадался? Но его взгляд был абсолютно непроницаемым и невозмутимым.


Начали не очень удачно: Вера сходу запорола несколько дублей. Режиссёр с оператором старались не выдать своего разочарования, но видно было, что они нервничают. Время шло, а Вера всё ещё не могла раскрепоститься. Ася с тревогой поглядывала на неё, искренне переживая, и мысленно посылала сигналы Белецкому: ну, встряхни же её! Поддержи! Ободри и внуши веру в себя!

Он и старался изо всех сил.

– Послушай, – сказал он ей вполголоса, приобняв за плечи. – Не надо думать обо всех этих людях, которые сюда пришли. Они всё равно ни черта не понимают в кинопроизводстве. Даже если ты облажаешься по полной, никто и не заметит. Что касается Семёна… он знает, что ты можешь это сделать. Он выбрал тебя не случайно. Понял, что ты справишься. Ты действительно сможешь, я верю… Ты же много раз выступала на сцене! Так представь теперь, что съёмочная площадка – это и есть сцена. Только играть тебе сейчас нужно перед одним-единственным зрителем. Передо мной… – он взял её за подбородок и заглянул в глаза. Вера благодарно улыбнулась.