«Ладно, – решила Ася, – сброшу фотки в ноут и попробую кому-нибудь показать. Если и другие увидят это… значит, я пока ещё не сошла с ума».


Между тем, веселье потихоньку набирало обороты. Очевидно, все участники съёмочного процесса решили расслабиться после успешного рабочего дня на полную катушку.

Киношники – народ суеверный; если первый съёмочный день выйдет комом – может статься, что всё затем пойдёт наперекосяк. Сейчас же все были на подъёме, радостно наполняя одноразовые стаканчики вином и провозглашая один тост за другим. Королевой нынешнего вечера по умолчанию стала Вера – именно ей досталась львиная доля всеобщего внимания, восхищения и обожания. Всё-таки, это был её дебют. Члены съёмочной группы наперебой подваливали к актрисе с поздравлениями и поцелуями. Впрочем, Аурика и Белецкий тоже получили свою порцию заслуженных комплиментов.

Хозяин ресторана священнодействовал над мангалом, не подпуская к нему посторонних. Ася засмотрелась на его чёткие и отлаженные движения: вот он нанизывает на очередной шампур куски сочного мяса – крупные в центр, чтобы они хорошо прожарились, а маленькие по краям; присыпает угли в мангале солью, чтобы они не воспламенялись от капающего жира; поливает мясо в процессе жарки оставшимся маринадом и переворачивает шампуры… Оператор-постановщик предложил было полить шашлык красным вином, но Василий Егорович возмутился так, будто ему нанесли смертельное оскорбление.

– От вина мясо станет жёстким! – категорично заявил он и стал с удвоенным энтузиазмом оберегать свой мангал, как какой-то божественный алтарь.

Готовность он проверял следующим способом: слегка протыкал кусочки мяса ножом. Если жидкость, сочащаяся из надреза, была красной – значит, он ещё не готов. А вот когда она становилась прозрачной, а сам шашлык покрывался золотистой корочкой…

Можно было сойти с ума от ожидания и от витающего в воздухе аромата жарившегося на углях мяса. Зато, когда шашлык приготовился… О, это была настоящая пища богов!

Тут же, на подхвате у ресторатора, суетилась уже знакомая всем официанточка. К мангалу, впрочем, Василий Егорович её тоже не подпускал, однако она бойко резала овощи и раскладывала их по одноразовым тарелочкам, а затем сновала туда-сюда, разнося порции всем желающим и не забывая украдкой задевать взглядом Андрея.

– Эх, благодать!.. – воодушевлённо сказала Вера, сидя рядом с Асей на расстеленном пледе и с аппетитом жуя шашлык. – Давно у меня не было так легко на душе. Какое-то блаженное умиротворение…

– У меня тоже, – кивнула Ася, чуть-чуть слукавив. Ей, конечно, тоже было в данный момент хорошо и спокойно, но отдельные шаловливые мысли всё же не позволяли расслабиться полностью, без оглядки. На Белецкого она старалась не смотреть. Он сидел чуть поодаль, возле мангала, в компании режиссёра, продюсера, сценариста и оператора, что-то весело им рассказывая. Неизменная великолепная пятёрка. Об Асе он, конечно же, и думать забыл… А ещё рядом с ним ненавязчиво кружила Аурика, делая вид, что просто прогуливается туда-сюда со своей тарелкой шашлыка. Андрей замечал её манипуляции, но старался не слишком нервничать. «Нет, не всё так уж чинно и благородно, какое-то лёгкое напряжение в воздухе, однако, витает,» – отметила Ася. А может быть, она просто переносит свои собственные чувства и эмоции на окружающих. Вера вон выглядит совершенно беззаботной, по-детски счастливой…


Вдруг уютную вечернюю тишину разорвали оглушительные звуки музыки. Компания вздрогнула от испуга, настолько неожиданно это случилось. Музыка грохотала со стороны деревни. Это были какие-то индийские мотивы – слава богу, не набившая оскомину песенка «Джимми-Джимми», но всё же вполне характерные и узнаваемые напевы.

– Цыгане, – ресторатор раздражённо махнул рукой, поскольку все присутствующие в немом вопросе обратили взоры на него. – Как врубят вечно на всю округу свою шарманку, хоть стой, хоть падай… Аж окна дребезжат. А им по кайфу…

– Цыгане очень любят индийское кино, – подтвердила гримёрша Валентина. – Я сегодня разговорилась с ними на площадке… Сказали, что цыганский язык и хинди очень похожи. Они и в болливудских фильмах, и в песнях понимают самые простые слова и фразы. Короче, родственные души!

– А вот лошадей они боятся, – проворчал один из ассистентов режиссёра, занятый набором цыганских жителей в массовку.

– Да ну?! – недоверчиво протянул кто-то.

– Именно, – скорбно вздохнул тот. – Ох, и намучился я с ними… Издали им всё красиво: лошадки, коняшки, и-го-го. А стоит кобыле чуть-чуть приблизится – пиши пропало, разбегаются с визгом, включая мужиков. Вот вам и конокрады… Еле наскрёб пять человек, умеющих ездить верхом, для завтрашних съёмок.

– А ещё они очень боятся собак, – вспомнил ресторатор. – В цыганских дворах практически никто псов не держит.

– Грабежей не опасаются? – спросил продюсер Вовочка.

– Да кто станет у цыган воровать, что вы! – ресторатор даже засмеялся от подобного нелепого предположения. – Это просто анекдот получится… Хотя, не хвастовства ради, я вам вот что скажу – у нас на Севере вообще народ очень честный и порядочный. Мы же двери в домах никогда не запираем, если уходим ненадолго, не на весь день.

– Что, прямо дверь нараспашку, пока хозяева в отлучке? – усомнился сценарист.

– Ну, зачем же нараспашку… Снаружи палочкой припрём, да и только.

– В том доме, где тепло, не запирают дверь, – задумчиво произнёс вдруг Белецкий, – и тем, кто у двери, не задают вопросов…[13]

Ася даже не сразу сообразила, что это строчки из стихотворения, настолько естественно и просто он это сказал, как будто эта мысль только что пришла ему в голову. Но остальные уже оживлённо зашевелились – Белецкий был мастером читать стихи, и все это прекрасно знали.

– Неважно, кто ты есть, простак или философ, – продолжал Белецкий, устремлённый мыслями внутрь себя и словно не замечая никого вокруг, – войди, раз чист душой, и в звон часов поверь…

Ася без опаски смотрела ему в лицо – теперь, когда все взгляды и так были прикованы к Белецкому, она не боялась себя выдать. Какой же он всё-таки красивый… Она любовалась игрой света на его лице, которую создавали раскалённые угли, и мечтала, чтобы стихотворение не заканчивалось как можно дольше.

– Не запирают дверь в том доме, где тепло,

Особенно тогда, когда метель и стужа.

Здесь каждый, кто вошёл, хорош, любим и нужен,

Здесь выслушают крик и вылечат крыло.

Не запирают дверь в нешумном доме том

И долго жгут огонь в окне за лёгкой шторой.

Здесь спора не ведут, и не выносят сора,

И прячут черновик в старинный толстый том,

И помнят даты всех находок и потерь,

И судят по своим, а не чужим законам,

Здесь чайник на столе, а на стене иконы, —

В том доме, где тепло, не запирают дверь.

Ася впервые слышала эти строки, и они пробирали её буквально до мурашек. А может, дело было в самой магии его голоса – обволакивающего, завораживающего, гипнотизирующего, очень мужского и очень… сексуального, чёрт возьми!

Белецкий сидел, сцепив пальцы рук в замок и слегка опустив голову, словно мысленно отгородился от окружающих, оставшись наедине со своими думами. Но вдруг он поднял глаза и сразу же встретился взглядом с Асей. Как будто знал, что она в данный момент смотрит на него, всматривается жадно, с восторгом и упоением, впитывает каждое слово, которое он произносит… Уголок его рта чуть изогнулся в еле заметной улыбке.

– Здесь на горячий лоб – прохладную ладонь,

Здесь глаз не отведут, пока идёшь по краю…

Ася и не отводила. Ей уже было плевать на то, что он о ней думает – просто хотелось смотреть на него, глаза в глаза, слушать, провести рукой по его лицу и убрать упавшие на лоб тёмные прямые волосы… Она помнила, как приятно они пахнут, а о том, каковы на ощупь, могла только догадываться. Боже, и каких-то пару часов назад Ася всерьёз подумывала о том, чтобы выйти замуж за Димку? Да как же такое возможно – выходить за одного, если от вида другого тебя кидает то в жар, то в холод, и помани он тебя пальчиком – пойдёшь за ним хоть за тридевять земель…

А Белецкий уже заканчивал читать:

– В том доме, где тепло, дверей не запирают,

И ждут тебя всегда, и долго жгут огонь.

Он замолчал. Ещё мгновение все соблюдали почтительно-благоговейную тишину, а затем, опомнившись, разразились аплодисментами, зашумели и заговорили разом, выражая своё восхищение артисту.

Ася заморгала, медленно приходя в себя. Как он это делает, скажите на милость? Гипнотизирует, что ли? Ведь буквально минуту назад она действительно готова была пойти за ним хоть к чёрту в пекло. И не только она одна… Вон, Аурика так и вьётся вокруг змейкой, чуть из юбки не выпрыгивает.

– Александр! – зазвенел её кокетливый голосок. – Вы потрясающе стихи читаете! Я чуть не прослезилась, честное слово!

Ася заметила, как от этих слов закаменело лицо Андрея Исаева. Бедный мальчик влюбился, кажется, не на шутку – вон как страдает… Нет, конечно, он не конкурент Белецкому – даже смешно сравнивать. Только и есть в активе, что горячее безрассудство юности…

Аурика, похоже, тоже окончательно определилась с выбором. Обожание Андрея ей только докучало. Даже неловко было наблюдать, как увивается за ней несчастный парнишка, пытаясь хоть чем-нибудь угодить, а она только презрительно кривит свои красивые губы.

В конце концов, после того, как Аурика в свойственной ей манере в очередной раз грубовато отшила Андрея при всех, душа молоденькой официанточки не выдержала.

– Не стыдно парня на публику унижать? – вступилась она за начинающего артиста. – Он тебе кто – пёсик комнатный? Что за высокомерный хозяйский тон?

Аурика вспыхнула и растерялась.

– А что это вы мне тыкаете? – пробормотала она в замешательстве.