Он вдруг вспомнил строчки из прочитанного недавно стихотворения: «Если ты потерялся в лесу, то кричи…»[26] Как и все актёры, Андрей знал много стихов и часто цитировал их в подходящих жизненных ситуациях. Правда, до того естественного шика, с которым это делал Белецкий, ему было пока далеко. Он громко, надрывно расхохотался, проговаривая вслух так кстати всплывшие в памяти строчки:

– Если ты потерялся в лесу, то кричи,

Птичьим криком касаясь деревьев сплетенья,

И на вдохе вливая в себя отраженье

Трав пахучих и неба проём – не молчи!..

Собственный голос казался ему чужим. Похоже, у него начиналась истерика. Последние строки он уже не говорил – а действительно кричал, орал изо всех сил, как безумный:

– Крикни ввысь и замри, ожидая ответ,

В этом мире растущих корней и камней.

Слышишь песню без слов? Просто следуй за ней.

И молись, чтоб меж веток забрезжил просвет…

Он затрясся в очередном приступе болезненно-сумасшедшего хохота и, забывшись, потревожил сломанную ногу. Она мгновенно отозвалась вспышкой острейшей боли, и Андрей, не прекращая полусмеяться-полурыдать, повалился на землю. Смех перешёл в крупную дрожь – его буквально колотило то ли от холода, то ли от шока. Андрей не мог поверить, что всё, всё, всё – это конец. Так не бывает! Двадцатилетние парни не умирают, заблудившись в тайге. Бред! У него всё впереди, у него столько планов на эту грёбаную жизнь…

Внезапно внимание Андрея привлёк равномерный гул в отдалении. Едва уловимый поначалу, он становился всё отчётливее и громче. Несомненно, это был звук летящего вертолёта.

«Господи! – осенило Андрея догадкой. – Это же за мной! Это меня, меня ищут! Ну а как иначе?!»

Он даже рассмеялся вслух от невероятного чувства облегчения. Какой же он дурак! Разумеется, его будут разыскивать, как он не подумал об этом? Человек – не букашка, он не может вот так бесследно пропасть, чтобы никто о нём даже не забеспокоился.

Вертолёт неуклонно приближался – его уже можно было разглядеть в вышине. Он медленно кружил над лесом, и рокот его мотора был для Андрея сладчайшей музыкой. Там, внутри, были люди, которые беспокоились о нём… которым небезразлично, будет он жить или нет. А он будет, будет! Непременно будет!

Вертолёт завис над кронами елей, и тут Андрей вдруг запоздало сообразил, что сверху его может быть просто не видно. Он лежал под деревом, скрытый густыми ветвями, и, скорее всего, оставался незамеченным для пилота. У него перехватило дыхание от этого страшного прозрения.

– Я тут!! Ту-у-ут!!! Я здесь!!! Сюда-а-а!!!!!!!!! – заорал он, срывая голос – так, что в горле запершило. – Ну пожалуйста-а-а-а!!! Я внизу!!!

Вертолёт, повисев ещё немного сверху, медленно двинулся дальше.

Андрею показалось, что он сходит с ума. Не может быть! Так просто не должно быть! Спасение – вот оно, так близко, только руку протяни!

Он лихорадочно замахал руками, уже не обращая внимания на боль в ноге. Он кричал, и плакал, и звал изо всех сил – его просто не видели. У него даже не было ничего подходящего, чтобы подать сигнал… Яркий рюкзак мог послужить визуальной приманкой, но Андрей сам закинул его в кусты и сейчас просто не мог до него дотянуться.

Вертолёт неумолимо удалялся от этого места.

– Куда же вы, люди! Суки!!! Я же здесь! Не оставляйте меня-а-а!!! – продолжал надрываться Андрей, но его, разумеется, никто не мог услышать.

Гул мотора постепенно затих, и скоро живую тишину тайги не нарушал ни один посторонний звук. Андрей лежал на земле и плакал – захлёбываясь, подвывая, выворачивая себя наизнанку и понимая, что снова остался совершенно один. Ещё несколько минут он чувствовал, что рядом друзья, спасение… а теперь его снова швырнуло в воронку одиночества, отчаяния и безысходности.

Он плакал до полного опустошения и изнеможения, а затем снова провалился в пограничное состояние между обмороком и тяжёлым сном.


Ещё накануне Вера и сама не была уверена в том, что беременна.

Она не слишком-то доверяла врачам, которые великодушно оставляли ей один-единственный шанс из миллиона. Ей казалось, что они просто умело используют эту зацепку, чтобы манипулировать её чувствами и заставлять растягивать процесс до бесконечности. Она покупала дорогущие лекарства, послушно проходила – цикл за циклом – очередной курс медицинской помощи, но в глубине души давно перестала надеяться на чудо, выполняя всё это больше для очистки совести.

И всё-таки чудо произошло.

Впервые робкая, неуверенная догадка осенила её в тот момент, когда она перестала брать верхние ноты. Вера и сама замечала, как с некоторых пор изменился на слух её голос – он внезапно стал более низким, более насыщенным. Во время разговора с Асей в ресторане, когда Вера посетовала на то, что простудилась, ей внезапно вспомнился свой театр. Она часто наблюдала, как забеременевшие коллеги начинали испытывать затруднения с исполнением своих привычных арий. Вера прекрасно знала, что гормональные изменения во время беременности заметно влияют на голосовые связки. Речевой голос часто понижается на три-четыре, а вокальный – на один или два тона.

Нет, разумеется, это не значило, что Вера совершенно разучилась петь – просто теперь она вынуждена была прикладывать куда больше усилий для того, чтобы воспроизводить те же звуки, что и раньше, в таком же высоком качестве. Прежде это было для неё естественно и легко, а теперь приходилось усерднее и активнее работать над своим вокалом…

– Помнишь наш разговор на свадьбе? – спросила Вера у Аси. – Тогда я была уверена, что просто сорвала голос или застудила связки. И только потом сообразила взглянуть на календарь… Оказывается, у меня уже неделя задержки, – смущённо призналась она. – С этим бешеным графиком съёмок совсем всё из головы вылетело.

– Поздравляю! – Ася обняла её. – Это потрясающая новость!

Как всегда, весть о чужой беременности отозвалась в её груди привычной лёгкой болью… но негатива и зависти, что удивительно, она не чувствовала. Ася внимательно прислушалась к своим ощущениям – нет, она была совершенно искренне счастлива за Веру.

– Я так боюсь, если бы ты знала, – призналась Вера. – Это дико страшно – сначала потерять надежду, а затем почувствовать, что…

– Так чего же тут бояться? – удивилась Ася. – Наоборот, нужно радоваться, наслаждаться новыми ощущениями!

Вера покачала головой.

– Мне тридцать восемь лет. Страшно рожать в таком возрасте…

– Глупости! – пристыдила её Ася. – А ещё в Америке жила… у вас же там, насколько мне известно, особа лет тридцати пяти вовсю ещё считается девушкой на выданье.

– Так-то оно так, но… – Вера махнула рукой и засмеялась. – А вообще, ты права! Самое ужасное, что в этой глуши не то что найти хорошего гинеколога – даже тест на беременность невозможно купить! Так что придётся мне подождать до возвращения в Москву. Неделя всего осталась… Но, веришь… – она положила руку себе на живот и улыбнулась. – Я и так это знаю. Чувствую… И почему-то уверена, что будет девочка.

– Так значит, цыганка снова оказалась права? – усмехнулась Ася. – А что Роман, ты ему уже рассказала?

Вера помрачнела.

– Мы недавно поссорились. Пока ещё у меня не было возможности ему сообщить. В свете всего произошедшего… ох, надеюсь, он не обвинит меня в том, что ребёнок не от него.

Асино лицо вытянулось в недоумении.

– Всё настолько плохо?

Верины глаза затуманились тревогой, но она тут же взяла себя в руки.

– Не хочу сейчас об этом думать. Надеюсь, всё постепенно нормализуется… само собой. Для меня сейчас важнее другое – чтобы моя девочка росла и развивалась нормально.

– Правильный настрой, – Ася ободряюще обняла её за плечи. – Всё обязательно будет хорошо.


Первым человеком, которого они встретили, вернувшись из экзотического цыганского посёлка в привычную Романовку, был ресторатор Василий Егорович. Он мчался им навстречу с крайне пришибленным видом, и Ася с Верой поначалу даже испугались, не случилось ли очередной беды – настолько их всех вымотали дурные вести последних дней.

Однако ресторатор спешил не по их душу. Он и вовсе пронёсся бы мимо, если бы Ася его не окликнула.

– Что-то стряслось, Василий Егорыч? – поинтересовалась она, глядя, какое растерянное и расстроенное у него лицо.

– Стряслось! – отозвался он несколько раздражённым тоном. – Маринка моя пропала. Несколько часов не могу её нигде найти, и телефон вне зоны доступа.

– Да вернётся, – попыталась подбодрить его Ася. – Дело молодое…

– Дело молодое?! – ресторатор глянул на неё чуть ли не с ненавистью. – Что бы вы понимали, москвичи… Это ведь всё из-за вас, из-за вашего проклятого кино она совсем сбрендила! С катушек слетела… Сохла по этому вашему Андрею, совсем стыд потеряла, и он тоже – хорош гусь…

– Андрей-то тут при чём? – заступилась за парня Вера. – Он ей, по-моему, никаких надежд не давал и даже не заигрывал. А сейчас, должно быть, вы и сами в курсе, что он блуждает где-то в тайге, его изо всех сил ищут… Не стыдно в такой ситуации наезжать на парнишку? Надо молиться, чтобы его нашли живым и здоровым, а не плевать ядом.

– Да знаю я, что его ищут, – он расстроенно махнул рукой. – Потому и переживаю. Думается мне, Маринка тоже пошла его разыскивать… Очень в её стиле. Натура такая – вся в мать!

– Но это легко проверить, – успокоила его Ася. – Все добровольцы записаны, вы можете осведомиться у начальника поискового штаба, есть ли среди них имя вашей дочери.

– Уже проверил! Конечно же, её среди волонтёров нет! – нервно отозвался Василий Егорович. – Я уверен, что она сама пошла в тайгу, никого не спросив и не предупредив! Как же – ведь надо спасать своего прынца, чтоб его… – видимо, он хотел выматериться, но сдержался при дамах.

Ася с Верой ахнули. Не хватало им ещё одного заблудившегося в тайге, на свою голову…