- Почему у меня болит каждая косточка? - слабым голосом спросил Брукс, глядя на меня снизу вверх. - Леди О'Коннор, вы окончательно вышли из-под контроля и проехались по мне на своей лошади?

Брукс немного помолчал, прислушиваясь к мерному стуку копыт.

- И куда вы меня везете, черт возьми?!

- Куда надо, туда и везу, - строго одернула его я, пряча слезы за наигранной строгостью. - Забыл, что я твоя госпожа?

Он еле заметно улыбнулся и, поймав мою руку, прижал ее к своим губам.

- И то верно... Без разницы, куда ехать. Главное — с вами.

*  *  *

Эпилог. Золото и кровь

Я вышла на веранду простого деревянного дома и привычно сощурилась от яркого света.

Золото и кровь. Кровь и золото...

Подключи я все свое воображение, задействуй максимум мыслительных способностей - все равно не смогла подобрать лучшего определения для земли Майкла Холла.

Никогда бы не поверила, что на нашей планете существует подобное место, если бы не убедилась в этом собственными глазами. Здесь всегда светит солнце: на рассвете оно звонкое и искрящееся, в полдень —беспощадно палящее, вечером — ласковое и слегка уставшее. Неутомимая звезда движется по небу, разграничивая день и ночь, снова и снова запуская круговерть моей новообретенной удивительной жизни. В первую половину суток она щедро поливает мир светом, и тогда окружающее — дома, деревья и земля — кажутся соткаными из золота, а во вторую обагряет их кровавыми отблесками заката.

Солнце изменило меня: моя кожа, прежде белоснежная и идеальная, покрылась россыпью светлых веснушек и, кажется, даже слегка загорела. Адам говорит, что мне безумно идет, хотя я никак не привыкну к новому облику. С каждым часом, проведенным в Америке, я все больше становлюсь похожа на простолюдинку. Изысканные платья, сложные прически и неприступный вид — все это осталось в прошлом.

Теперь мне приходится самой вести хозяйство: убирать дом, стирать одежду и готовить еду. Не скажу, что это самые приятные занятия на свете — жду не дождусь, когда средства позволят нам нанять хоть какую-нибудь прислугу. Но, несмотря на ранные подъемы, потемневшую кожу и огрубевшие руки, я не жалею о том, что сбежала из Старого Света.

С того момента прошло почти десять месяцев. Первое время было сложно, даже очень — утомительное плаванье в каюте третьего класса, оформление документов на въезде в страну, грандиозное путешествие через континент на поезде...

Если бы не Холл, его поддержка, советы и забота о здоровье раненого Адама, я бы ни за что не справилась. Он воистину стал нашим ангелом-хранителем в тот непростой переломный момент, а чуть после - еще соседом и хорошим другом. Даже и не знаю, чем мы с Бруксом заслужили себе такого помощника. Думаю, благодарить стоит Алисию: если бы не особенное отношение к ней, вряд ли занятой корреспондент стал бы с нами возиться.

Когда нам удалось закрепиться в Америке, я написала подруге письмо. Описала свой новый дом, попросила не беспокоиться о себе, а в качестве бонуса приложила фотографию, сделанную Майклом на скачках. На ней мы с подругой стояли на фоне роскошных эпсонских дубов: она — с уверенной и обворожительной улыбкой на лице, я — с вытаращенными глазами и приоткрытым от неожиданности ртом.

Я не особо надеялась, что конверт достигнет адресата — слишком уж сложен и заковырист путь из жаркой Аризоны в неулыбчивый, хмурый Ньюбридж. Тем не менее, в апреле мне пришел ответ: замызганный конверт с длинным посланием внутри. Весточка из дома так обрадовала меня, что я почти прикончила настродавшееся письмо, тут же щедро окропив его слезами.

Алисия не стала мучить мое любопытство и подробно рассказала о событиях по ту сторону океана.

На утро после стрельбы в «Падшей короне» в Лондоне поднялся страшный шум: вместо долгожданной свадьбы наследнику герцога Кавендиша был уготован арест и начало длинного судебного разбирательства.

Мою пропажу скрывали от прессы столько, сколько могли. Когда же исчезновение невесты начало вызывать подозрения, отец объявил о моей скоропостижной смерти. Вот так, просто: сбежавшая дочь — мертвая дочь. Не удивлюсь, если меня даже «похоронили» где-нибудь в пригороде, с надгробием, выбитой на ней эпитафией и скромной церемонией.

Высший свет Британии не сильно опечалился гибелью малознакомой аристократки из провинции — также, как и убийством ее двоюродного брата. Так уж получилось, что в смерти, мнимой и настоящей, мы с Джеймсом снова стали союзниками, и единственные люди, искренне оплакивающие нас, оказались далеко, в Ньюбридже. Надеюсь, однажды Алисия решится рассказать нянюшке Моррисон правду обо мне. Хотя неизвестно, какая новость — кончина или побег — окажется для старушки более шокирующей.

Ненавидела ли я отца?.. Пожалуй, нет. Он стал для меня совершенно чужим, далеким человеком, а на таких и обижаться-то сильно не получается. Впрочем, ему тоже не удалось выйти из этого дела незапятнанным: вскоре семейство Кавендишей и О'Коннноров разругалось, прекратив всякое сотрудничество. Состояние графа пошатнулось, также, как и его здоровье. Но, несмотря на потерю дочери и денег, оптимизма Алистан не растерял — он развелся, женился снова и теперь предпринимал отчаянные попытки завести себе нового наследника.

Все это Лис узнала из газет — она, как и собиралась, покинула Лондон. Семейные хлопоты и забота о тяжело переживающем смерть брата Годвине закружили ее с головой. На исходе зимы у нее родилась Амелия, и с тех пор жизнь в Ирландии стала казаться ей «почти что приемлемой». Это радовало. Похоже, появление ребенка помогло Алисии смириться с добровольной ссылкой в Ньюбридже и хоть немного полюбить мою родную страну.

Хотя светловолосого американца она все-таки не забыла. В конце письма девушка спрашивала, как дела у Майкла Холла, и робко просила об одолжении: если вдруг, каким-то чудесным образом, у меня появится фотография и его самого — не медля, тут же отправить карточку ей...

- Марс! - издалека донесся знакомый голос, и я радостно вскинулась, выныривая из размышления, а ноги сами собой понесли меня навстречу мужу.

Если не брать в расчет жаркий климат, Аризона чем-то похожа на Ирландию. Куда ни глянь, на мили вокруг простираются поля, а вдалеке, на самом горизонте, красноватой тенью стоят горы. И хотя холмы здесь желтого, а не зеленого, цвета, в одиночку по ним тоже лучше не гулять: злые духи, обитающие в них, не только реальны, но и вооружены до зубов. Поэтому каждый раз, когда Брукс возвращался из поездок в город, я вздыхала с облегчением.

Я пробежала по дорожке мимо нестройных клумб, которые сама же и высаживала, миновала хозяйственные постройки и откинула тяжелый засов с ворот, чувствуя, как привычно засаднило шею... Удивительно, но всем, чем мы сейчас владели, мы были обязаны Клиффу.

Сразу после переезда у нас с Адамом не было ничего, кроме пары котомок вещей. По совету Кавендиша я продала подаренный медальон, и сумма, которую заплатил щедрый американский коллекционер, оказалась просто гигантской — ее хватило на компактный, но добротный дом и парочку породистых лошадей.

Именно они и стали основоположниками нашей с Бруксом собственной конюшни. Пока что в ней не так много животных, но дела Адама постепенно идут в гору: оказывается, в Америке берейторы и конезаводчики ценятся даже больше, чем в Британии.

И, да, пока не забыла — о Клиффе Алисия тоже упомянула. Процесс над ним длился почти полгода, после чего, не смотря на прямые улики, подтверждающие вину маркиза, дело закончилось новым скандалом — аристократа оправдали.

Дальнейшая его судьба известна мало. Молодой человек перестал появляться в обществе и постарался скрыться от назойливых журналистов, жаждущих подробностей случившегося. Кто-то говорил, что Кавендиш-младший порвал связи с отцом и начал самостоятельную жизнь, кто-то — что окончательно погряз в разврате и даже открыл собственный бордель... В общем, среди вороха небылиц и сплетен, что писали о нем в прессе, докопаться до истины не представлялось возможным.

Я широко раскрыла ворота, впуская Адама. Он подходил к дому, ведя в поводу лошадь, и я невольно залюбовалась мужем. Ему Америка оказалась больше к лицу, чем мне — в образе уверенного ковбоя слуга был просто неотразим. Сапоги из кожи питона с острыми носами, бахрома на штанах и широкополая шляпа, скрывающая отросшие, тоже выгоревшие на солнце волосы...

Ооо! Сердце застучало по ребрам, привычно срываясь в бег. Захотелось броситься к Бруксу, обвить его руками, но что-то остановило...

Лошадь! Красивая, стройная, с лоснящейся серой шерстью, но абсолютно незнакомая.

Так.

Я не стала кидаться ему навстречу, просто стала в воротах, уперев руки в боки. Желание обниматься испарилось — сейчас я бы с куда большим удовольствием вцепилась ему в волосы. Порыв любви и нежности прошел, сменившись диким раздражением. Перепады настроения в последнее время стали совершенно изматывающи.

- Нравится? - спросил муж, перехватив мой взгляд. - Для тебя купил!

- Неужели? - сладким голосом пропела я. - Значит, вместо того, чтобы нанять служанку, о которой я неустанно молю уже целую вечность, ты покупаешь очередную лошадь? Будто с другими четырьмя мне недостаточно забот?!

- Будет тебе служанка, - усмехнулся Брукс, снимая с плеча длинный, завязанный в моток кнут, и вешая его на столбик ворот. - Как только превратишься в хорошую девочку и перестанешь капризничать...

- Я не капризничаю, - сжав зубы, выдавила я. - И все-таки, как был прав Клифф, когда...

- Садись на лошадь, Марс, - оборвал меня Адам, недобро сверкая глазами. Ей-богу, это просто смешно - я бросила самого завидного жениха Лондона и сбежала на край света ради него, а он все еще умудряется ревновать!

- И не подумаю!

- Садись, - он подошел ко мне.

- Не-а, - отчеканила я, скрещивая руки на груди и с вызовом глядя на него. Может, внешне и не скажешь, но в душе я все та же, гордая и упрямая Марс О'Коннор!