Девчонке явно неуютно от этого вопроса. Она ерзает, решая встать ей и уйти или все же ответить мне дерзостью. Ровные белые зубки прикусывают нижнюю губу, и я снова вижу, как вздымается ее грудь в учащенном дыхании — совсем, как тогда, ночью.

— Ничего. — Отвечает.

Но голос дрогнул. Хоть на долю секунды, но это от меня не укрылось.

— Зачем тогда эти мужики? Командировочные? — Неотрывно наблюдаю за ее реакцией. — Довольно странное поведение для мошенницы. Мне кажется, или ты их за что-то наказываешь? — На ее лице никаких эмоций. — За вожделение? Жадность? Не-е-ет… Тут что-то другое. — Вздыхаю. — За предательство? Так? — Вижу, как вздымается ее бровь. — Тебе хоть легче становится?

— Ты себя кем возомнил? Моим мозгоправом? — Губы кривятся в злобной ухмылке.

— Ты можешь сказать мне. Я, правда, просто хочу, чтобы мы поладили.

Она облизывает губы и пожимает плечами.

— Зачем тебе это, дядя?

Наклоняюсь ближе.

— Только ты знаешь, как мы должны сыграть это. — Развожу руками. — Так, чтобы ему понравилось. Чтобы его зацепило.

Девушка проводит ладонью по коротким волосам и в задумчивости тянется к сигарете.

— Хочешь, чтобы я была честна с тобой?

— Да. — Киваю.

— Ни хрена у тебя не выйдет. — Прикуривает и глубоко затягивается.

— Почему?

— Потому что ты ставишь на то, что я ему небезразлична. — Разом выпускает весь дым мне в лицо. — Но это не так. — Ее губ касается печальная улыбка.

— Я думал, что знаю его. Но он дважды меня удивил. — Пожимаю плечами. — И второй раз — с тобой. Не думал, что он может задержаться с кем-то дольше, чем на одну ночь.

Она смотрит на меня пристально и долго. Сигарета дрожит у нее меж пальцев. Серо-синие глаза уступают под натиском влаги и начинают блестеть.

— Не вижу в тебе ничего такого, чтобы привлекло его. — Решаю быть честным, рискуя своим цинизмом добить ее окончательно. Но именно это мне и нужно — ее эмоции. — Ни спереди, ни сзади. Ему всегда другие девушки нравились. — Рисую руками основательные такие буфера.

Слезы, застывшие в уголках ее глаз, покрываются ледяной поволокой.

— А что, дело только в сиськах? — Интересуется с холодом в голосе.

Пожимаю плечами:

— Стараюсь понять, что он в тебе нашел.

Соня затягивается так, что дым тут же начинает вырываться у нее из носа.

— Потому что я чистая была. — Она улыбается с каким-то поистине мазохистским удовольствием. — Наивная, не порченная. Целка. — Затягивается снова, разогревая сигарету докрасна. — Может, любил. — Выдыхает дым тонкой струйкой. — Может, хотел попробовать, получится ли у него, как у всех: с бабой быть долго. А, может, просто не мог представить, что меня после него кто-то другой трахать станет. А я этому «кому-то» также буду в глаза доверчиво и преданно смотреть… — Она прикусывает нижнюю губу так сильно, что та моментально вспухает. — Одна проблема. Я посмела хотеть быть единственной. А по его правилам только у меня не может быть никого, кроме него. А он… Он может позволить себе все, что угодно.

Улыбается.

— Не умеешь ты себе мужиков выбирать. — Говорю сдавленно.

— Просто не умею соглашаться на их условия. — Ей становится нарочито весело.

А мне неприятно оттого, что я вижу за всем этим показным равнодушием: отчаянную боль и тоску.

— Ты должна участвовать в этом деле. — Забираю у нее сигарету и сминаю в пепельнице. Подвигаюсь ближе, заставляя девушку недовольно отшатываться. — Должна. Ни ради денег и ни потому что тебя заставляют.

— Зачем тогда? — Выдыхает с тупой болью во взгляде.

— Чтобы больше не бояться. Не прятаться. Чтобы разрубить этот узел.

— Я и не боюсь.

Качаю головой.

— Он тебя всю жизнь будет искать. Сама знаешь. Не из-за бабла. Просто из-за того, что ушла, не простит. И ты должна покончить с этим сейчас, это твой единственный шанс, Соня.

— Почему? — Громко сглатывает она.

Дарю ей сочувственный взгляд.

— Потому что только я могу тебя защитить. От него. Только рядом со мной он тебя не тронет. — Небрежно хлопаю взволнованную девушку по коленке и торопливо встаю. — Поэтому предлагаю заключить временное перемирие. Идет? Если ты не будешь шипеть и огрызаться, мне легче будет поверить в то, что я в тебя влюблен.

11

Соня

Немного переживаю, что пришлось расстаться с братом: мы отвезли его в отель «Олимп», где они с придурком, которого все называют Шведом, и остальными ребятами должны заселиться в номер, который будет находиться на этаж ниже нашего. Это помещение и станет штаб-квартирой нашей команды на эти несколько дней.

— Готова? — Спрашивает мой спутник.

Провожаю глазами Свята, уходящего по вымощенной брусчаткой широкой дорожке по направлению к отелю.

— Угу. — Киваю.

И перевожу взгляд на Глеба.

Перед нашим отъездом из дома он успел переодеться. В светлой рубашке с коротким рукавом его бицепсы выглядят просто убийственно. Широкие плечи до предела натягивают ткань, крепкие мышцы под яркими татуировками перекатываются литыми бурунами, а загар на открытых участках кожи отливает чистым золотом.

Он опять хмур и сосредоточен, и мне невольно хочется выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы попробовать расшевелить этого здоровяка, ведь его улыбка, такая редкая, но почему-то особенная, сияет и вдыхает жизнь во все вокруг.

— Сначала салон красоты или магазин?

— Магазин. — Отвечаю.

Смотрю на него искоса, пытаясь разглядеть светло-зеленые глаза за темными стеклами солнцезащитных очков.

— Хорошо. — Он сворачивает к огромному комплексу, состоящему сразу из трех торговых центров. — А волосы ты, кстати, нарастить не хочешь?

— Не нравится моя прическа? — Усмехаюсь.

Сказал бы спасибо, что согласилась надеть свое «концертное» платье для шоппинга. Ходил бы сейчас с пацанкой в старой растянутой майке по дорогущим магазинам.

— Это… просто… — Глеб пожимает плечами. — Не очень женственно, понимаешь? Длинные волосы тебе больше идут.

— Ох, и не повезло тебе. — Говорю.

— Почему?

Любовно расправляю складочки на юбке.

— Невеста у тебя обдергайка, да еще и сиськи у нее маленькие.

— Не обижайся, — шумно выдыхает он, — просто с длинными волосами в платье ты смотрелась бы гармоничнее.

— Пять часов в кресле парикмахера, а потом ухаживай за этим русалочьим хвостом без устали? Нет, спасибо.

— Почему сразу хвост? Можно просто как-то… посимпатичнее оформить. Сделать длину до плеч, например.

— Стильная карешечка? Мммм… Чтобы моему благоверному больше не приходилось меня не стыдиться? — Отворачиваюсь к окну. — Был бы ты моим настоящим женихом, я бы еще подумала. А так — не хрен мне диктовать, что с собой делать. Я горжусь своими волосами. И сиськами, и задницей. Мне с ними комфортно. А кому не нравится, те могут быть свободны.

— Сонь… — Прицокивает языком.

— М?

Поворачиваться к нему совершенно не хочется.

— Я бываю грубым.

У меня невольно вырывается смешок:

— Открытие века.

Ужасно хочется курить, но терплю. В такую жару бедным мозгам и так хреново, а если еще и дымом их травить на голодный желудок, то можно и в обморок грохнуться.

— Не зацикливайся ты на этих сиськах, они у тебя… классные.

Выдал так просто, словно ничего не значащее замечание про погоду, а у меня сразу щеки почему-то краснеют.

— А я-то думала, что ты меня, как партнер по команде разглядывал. — Закатываю глаза. — «У нас нет мужчин и женщин», ага.

— Да. А сам на твои мелкие сиськи пялился. — Пытается не улыбнуться Глеб.

— Вот именно. — Самой смешно становится. — Даже не надейся, у меня по этому поводу комплексов не будет.

— Конечно, нет. — Отрицательно качает головой.

— Да. — Соглашаюсь.

— Именно.

— Ага.

— Естественно. — Поворачивается ко мне. — Значит, просто стрижка?

— А что, так тебе не нравится? — Нахмуриваюсь.

— Ну… придать бы форму.

— Я подумаю. — Гордо закидываю ногу на ногу. — И веди меня в бутик CHANEL, на меньшее не согласна.

— Не слишком ли высоко нос задираешь? — Глеб поднимает очки на лоб.

— Зачем мне Furla какая-то? Сам эту дешевку носи.

— Понятно. — Паркует автомобиль, глушит двигатель, накидывает пиджак. — То есть, ты планируешь потратить всю свою будущую долю, чтобы приодеться? Да? Потому что лично я не собираюсь тратить столько денег на подготовку к делу.

— Жмот. — Надуваю губы. — Тогда у меня вряд ли получится достоверно сыграть любовь и преданность…

— Главное, сыграй желание. — Улыбается он. — Этого будет достаточно.

Улыбается…

А внутри меня почему-то пляшут ангелочки. «Кто вообще пустил их во вместилище мрака? В филиал ада и уныния? В Софью Коршунову? Какие, мать его ангелочки? Изыди! Прочь отсюда, прочь!»

— О, вот. Вот это самое выражение. — Он прищуривается, очевидно, изображая меня. — Злость. Она тоже подойдет. С таким взглядом ты выглядишь такой горячей… и страстной…

Звонко смеясь, мужчина покидает салон автомобиля.

— И да. — Словно вспомнив что-то, наклоняется и смотрит на меня. — Все еще помню, что ты феминистка, поэтому дверь тебе не открываю.

— Пошел ты. — Ворчу, толкая дверцу и выпрыгивая наружу.

Подол платья тут же подхватывает теплый морской ветерок. Еле успеваю придержать его ладонями.

— И не благодари. — Глеб закрывает машину. — Всегда рад выказать уважение к твоей жизненной позиции.

— Спасибо. — Рычу.

— Кстати, — это он уже мне в спину, — разве феминизм не предусматривает, что я не должен тратить на тебя свои деньги?

Стискиваю пальцы в кулаки, медленно вдыхаю, выдыхаю, натягиваю на лицо улыбку и оборачиваюсь.

«Ну, ты у меня еще попляшешь».

— Нет, милый. — Говорю ласково и беру его под руку. — И сделай мне приятное, ладно? Помолчи, пока я буду медленно, но изощренно доводить себя до шопоголического оргазма.