— Нет, по той же причине. — Он ловит мой взгляд. — А еще, потому что не терплю тупых баб.

«Опаньки».

— Вот как. — Усмехаюсь. — А умные тебе, значит, никогда не попадались?

Задумывается на секунду, а потом сжимает в руке бокал:

— Нет.

«Кисло чо. Стало быть, я тоже из этих, из тупых».

— Понятно. — Откидываюсь на спинку стула, медленно оглядывая всех посетителей.

— А ты?

Смотрю на него.

— Что я? — Спрашиваю.

— Зачем тебе все это? Получаешь удовольствие?

Пожимаю плечами, беру в руку бокал и рассматриваю вино на просвет.

— Это работа. Но я ее люблю.

Глеб предлагает мне чокнуться. Соглашаюсь. От тихого «дзынь» становится немного веселее.

— Это он тебя всему научил? — Этот вопрос действует эффективнее удавки, внезапно наброшенной на шею. Приходится все вспоминать, а это сильно ранит.

— Да. У меня не было выбора. Хотя, наверное, был, но я об этом не знала. Одна, без родителей, глупая, доверчивая. Мне даже некуда было пойти. И было так легко от того, что он все решал за меня.

— Ты любила его?

«Гром и молния». В душе что-то переворачивается.

— Наверное… Если собачью преданность так можно назвать.

— А сейчас? Все еще любишь его? — Голос Глеба становится тише, вкрадчивее. Смотрю на скатерть, но чувствую, как его взгляд-рентген проникает под самую кожу. — Это очень важно. — Настаивает он.

Вскидываю на него глаза и беззвучно ругаюсь.

— Не знаю. — Отвечаю, едва слышно. — Иногда кажется, что да. А иногда убить его охота. Вот как эта хрень называется?

— Почему вы расстались?

— Я уже говорила. — Даю себе передышку, отпивая вина. — Он задумал гениальную аферу. Только делать в ней ничего не надо было. Охмурил богатую наследницу, женился, запустил лапу в состояние ее папочки. Живет припеваючи, а ко мне приходит на «поебаться», называя эти визиты «любовью». Весело, да?

Кажется, выплеснутая желчь затапливает меня саму. Сердце скачет, колотится, жгучая краска разливается по лицу. Даже уши горят.

— Ммм… — Мычит Глеб, разминая пальцы.

— А ты? Рассказывай. Какая у тебя история? Куда потратишь деньги, если все получится?

Он облизывает свои красивые губы.

— Это все не ради денег. Ради мести. Деньги я отдам брату, у него сложная ситуация: его девушка Варя… В общем, не важно. Там вопрос жизни и смерти. Деньги со своего последнего дела я тоже отдал ему. — Он наливает нам обоим еще вина.

— Это благородно. — Замечаю я.

Оказывается, у него есть брат.

— Не знаю. — Он прячет взгляд.

— Ты не рассказал про Майора. Что вас связывает?

Глеб чешет висок, буравя меня глазами. Будто решается, стоит ли рассказывать. Но два бокала вина все же делают меня великолепной собеседницей, товарищем по несчастью, которому можно смело довериться. Наконец, он сдается:

— Когда исчез мой отец… — Говорит, хмурясь. — Все думали, что он умер, но тело почему-то без разрешения родных быстро кремировали, и… в общем, нам показалось это подозрительным, понимаешь? Он проворачивает большую сделку, возникают трудности, долги, его арестовывают, а потом это… — Его руки сжимаются в кулаки.

— Хм… — Пытаюсь представить.

Ничего себе ситуация.

— Моя мать отвергала версию, что он может быть жив. Не верила, что отец мог нас бросить, предать. Ей легче было оплакивать его смерть. И мы пошли каждый своей дорогой: я думал, что однажды найду его среди мошенников, а мой брат устроился в органы, чтобы искать правду другими методами.

— Вот как.

Мужчина выпрямляется, беря себя в руки, и я на секунду пугаюсь, что Глеб закроется, не станет продолжать, но он выдыхает:

— Ну, а я… Все по глупости, конечно. Сначала достал справку из «ягодки», чтобы в армию не загреметь после учебы. Зачем мне это надо было? Чего боялся? Все тогда так делали… Ну, и потом с этой псих-справкой, долго не мог никуда на работу устроиться. Сам себя обдурил, получается. Артист. — Легкая неловкость заставляет его улыбнуться. — Ну, а потом познакомился с Майоровым.

Наливаю нам обоим вина, а у самой мурашки бегут по спине.

— Он занимался скупкой краденого, все по мелочи: мобильники, золото, техника. Вот мы и сошлись — у него деньги, а у меня кое-какие уже навыки. И мы стали пытаться зарабатывать, объединившись. Риск, опасность. Ставки становились все крупнее, и это вынуждало нас полностью довериться друг другу. Однажды его чуть не прирезали, неудачное вышло дело… И я тащил его на себе с километр, истекающего кровью, пока не поймал попутку до больнички. Врачи заштопали и сами удивились, как он тогда не сдох.

У меня во рту пересыхает, потому что я тут же вспоминаю маленький короткий шрам у Вадима в боку.

— Он заменил мне брата, с которым мы тогда почти не общались. — Глеб мрачнеет. — А потом было это, последнее дело. — Он долго молчит, а я не тороплю его. — У одного бизнесмена была ювелирка, застрахованная на огромную сумму. Мы договорились, что украдем ее у него за определенную плату. Тот показал нам схему своего дома, входы-выходы, лазейки, и в назначенный день я и Майор вскрыли замки, проникли и вынесли у него товар. А потом он сказал, что готов заплатить нам, но только в три раза меньше. Короче, мы не вернули драгоценности, и нас арестовали. Я молчал на допросах, но стоило только надавить на Вадика, как он все свалил на меня. Это мне потом уже брат сказал.

— Сука. — Срывается с моих губ.

Глеб разводит руками.

— Я отсидел два года, вышел досрочно. Когда нашел эту тварь, он чуть не обосрался от страха. Объяснил всё тем, что ему предложили хорошие деньги за показания, и часть из них он мне вернет, если я пожелаю. Разговор вышел коротким… — Он усмехается. — Даже не знаю, почему не убил его. — Смотрит на собственные ладони. — Не знаю. Просто развернулся и ушел. Хотел отомстить по-другому. Наверное.

— Может, это слабое утешение, но теперь ты знаешь, что рассчитывать можно только на себя.

— Это слабое утешение.

Мне снова удается выбить из него улыбку.

— Прости, — смеюсь.

— Я просто думал, что это ошибка. До последнего не верил. Надеялся, что выйду, и он обязательно найдет этому всему какое-то нормальное объяснение. Сейчас даже смешно вспоминать.

— Ага. — Допиваю вино. — Знаю, что такое жить надеждами. Однажды ты понимаешь, что их больше нет. И тебе больше нечего ждать, не во что верить.

— Еще вина? — Предлагает Глеб.

Я киваю, и он подзывает официанта.


А через пару часов мы уже сидим на диванчике в баре, споря, кто из нас круче. Так и не выяснив, кто бы больше «заработал», окажись он в чужой стране без средств и связей, мы переходим к другой теме.

— Нет, — смеюсь я, — равных мне в этом нет!

Глеб кладет голову на спинку кожаного дивана и в полутьме, улыбаясь, разглядывает мое лицо.

— Спорим? — Говорит с хрипотцой.

И это звучит таааак сексуально, что у меня сердце заходится, и по всему телу пробегает горячая волна.

— А давай! — Толкаю его в бок. — Коварный соблазнитель.

Моя голова приближается к его плечу. Я смеюсь, пытаясь скрыть смущение, но воздух между нами наэлектризован так, что запах секса, страсти и огня становится слишком очевидным.

— Кто?

— Я.

— Нет, давай я!

Мы толкаемся, едва не обливая друг друга шампанским. Каждый раз наклоняясь к нему, я вдыхаю острый соблазнительный аромат. Наверное, так и должен пахнуть настоящий мужчина.

— Должен же быть нормальный способ это решить? — Спрашивает Глеб.

— Да! — Взвизгиваю. — Камень, ножницы, бумага!

Мы трижды скидываемся, и я побеждаю. Залпом допиваю бокал.

— Сейчас выберу. Сейчас. Тебе слабо соблазнить… — прохожусь пьяным взглядом по полутьме зала, — вот эту блондинку!

Выбираю самую фигуристую бабень в коротеньком платьице, с накачанными губами и огромным бюстом. Ее лифчиком, наверное, можно накрыть теннисный корт во время дождя.

— Да легко. — Отмахивается он.

— Чего ждешь? Ну? — Подталкиваю его, поставив бокал на столик. — Беги, заодно и вечер отлично проведешь! Или зассал? Не по зубам тебе такая краля?

Глеб внимательно смотрит на меня, перестав улыбаться. А меня это, почему-то, еще сильнее выводит из себя. Начинаю хохотать.

— Ты проиграл! Проиграл! А разговоров-то было!

— Да… — Соглашается он, улыбаясь.

И поворачивается в сторону блондинки.

— Не вздыхай, — утешаю я, — сейчас все организую.

Встаю, иду в бар, беру бутылку шампанского и отношу девушке.

— Вон тот красивый мужчина за угловым столиком очень хочет с вами познакомиться, но стесняется. — Говорю тихо.

По глазам вижу, как сильно она заинтересовалась.

«Корова тупая».

И ухожу прочь, почему-то отчаянно злясь на себя. Мне не хотелось, чтобы он затевал это. Чтобы играл в эти глупые игры. Он должен был отказаться, остановить меня…

— Ик! — Вырывается изо рта, когда я оказываюсь возле двери нашего номера.

«Надеюсь, он отлично проведет время. Отдерет ее, как следует. Помнет своими… сильными руками… с чертовыми мускулами! И… и…»

Разобравшись с ключом, вхожу. Пока раздеваюсь в темноте, перед глазами стоит широкая грудь Глеба, его мощные плечи, крепкая задница, яркие татуировки.

«Блин, сама отдала его ей».

Смеюсь, отшвыривая от себя одежду и босоножки. Откидываю одеяло и забираюсь в прохладную постель в одних трусиках. Перед глазами все пляшет. Поглаживаю ободок кольца, которое он сегодня сам мне надел, и обиженно поджимаю губы.

«Чертов грубиян. Наглец. Мне насрать на тебя, понятно? А почему? А потому что мне все-рав-но. Вот. Вот так. Всё, мать его, рав-но».

«Блин, как-то обидно».

Порываюсь встать, чтобы все исправить, но страшно кружится башка. Падаю обратно.

«И это к лучшему. Потому что ты мне не нравишься. Ты — индюк…»

Не знаю, сколько времени проходит, пока я жду этого козла, удерживаясь от того, чтобы не сгрызть новый маникюр. Представляю, как он развлекает с этой шваброй, как мнет ее сиськи, хватает за зад, и злюсь еще сильнее.