— Конечно. Знаешь, городок у нас небольшой. Но классные, дорогие места и там есть. Так вот, у меня еще в институте мечта была: барчик открыть в хорошем районе вроде этого. Только где такие деньги взять? Зато тут я уже кучу бабок заработала. Целый год пашу как лошадь. Ну ничего, еще пару месяцев помучаюсь и с кругленькой суммой домой поеду. Честное слово, в моем заведении все как у людей будет. Разбогатею…

— Дашка, ты молодец! — воскликнула Ляля. — А уверена, что денег хватит? По-моему, на свой ресторан надо лет десять зарабатывать, а не год…

— Ну, милочка, у нас же там не Москва. Все расходы аккурат в десять раз и будут меньше. Правда, и доходы не те. Но мне много не надо. Там все дешево, на «красиво пожить» хватит.

— А в Москве остаться не хочешь?

— Хотела сначала, теперь не хочу. Сама видишь, хохлушек тут не любят. Менты, суки, уже просто достали. Только на прописку в паспорте глянут, так улыбка сразу в харю не вмещается. У них от мысли, что щас денег наварят, аж в штанах встает.

Официант принес свежее пиво, и Даша подняла бокал, чтобы сказать тост:

— Ну, будьмо!

Ляля кивнула и звякнула своим бокалом о бокал подруги. На этот раз пиво показалось еще вкуснее, и половины бокала не стало сразу.

— Даш, ты извини за любопытство. А у тебя родители живы?

— Живы, что с ними будет? — Было заметно, что Дарью эта тема не слишком вдохновляет. — С матерью у меня вообще отношения никакие. Пока деньги домой отсылала, все нормально было. А сейчас копить начала, так она на меня волком смотрит.

— Так они у тебя нуждающиеся? — посочувствовала Ляля.

— Зажравшиеся они у меня, а не нуждающиеся. Отец — подкаблучник, вот и помалкивает. А мать хозяйство большое ведет, ей постоянно бабки нужны: то на удобрения, то на трактор. Я затрахалась уже ее фермерство спонсировать. Если бы хоть какой результат был! А то все деньги — как в прорву. Сколько не даешь, все мало. Кожу с себя сниму и продам — и то ей не хватит!

Тут Ляле пришел в голову самый простой и естественный вопрос:

— Она думает, ты работу хорошую нашла? Или мужика богатого?

— Да нет, она в курсе, что в Москве не встречают с табличкой «Одинокий миллионер предлагает руку и сердце».

— Так как же ты объясняешь, откуда у тебя деньги?

— А чего объяснять? — Даша посмотрела в глаза Ляле. — Она и так все знает.

Ляля свое удивление скрыть не смогла:

— Знает? Как же так?

— Да, знает. — Даша одним махом допила оставшееся пиво и заказала еще.

Ляля смутилась:

— Клизма… ой, то есть Даша, ты извини, что я об этом заговорила. Если хочешь, сменим тему.

— Да ничего страшного. Понимаю, тебе такое и представить сложно. Хочешь, расскажу, как дело было? Надо же кому-нибудь хоть раз в жизни душу излить…

Благодаря пиву язык у Даши развязался. И вскоре она поведала Ляле о том, как оказалась в Москве. Пока у себя на Украине Дарья оканчивала университет, семья не вылезала из долгов. Даша надеялась, что, получив диплом, легко найдет работу. И станет помогать семье. Действительно, молодую специалистку тут же пригласили на киевскую ткацкую фабрику. Зарплата там была смешная: в Москве месячный проездной стоит дороже. В Киеве жизнь дешевле ненамного. В итоге, чтобы хоть как-то перебиваться в украинской столице, Даше пришлось просить денег у матери с отцом. Те отказали: мол, ты у нас взрослая, самостоятельная, хватит на шее сидеть. Какие уж тут научные изыскания, когда кусок хлеба купить не на что? Пришлось Даше на фабрику плюнуть и с позором вернуться домой. Мать ее встретила неласково, в глаза и за глаза называла обузой. Отец время от времени ездил в Москву на заработки, жил на квартире у дальних родственников. Как-то привез домой столичные газеты: купил, чтобы в поезде не скучать. Дарьина мамаша с интересом их прочитала, пометив карандашиком места на странице объявлений. В графе «Досуг».

— А потом, значит, маманя мне эту страничку подсунула. Я, дура, и не сообразила сразу, что к чему, — горько усмехнулась Дарья. — А вечерком папка спать ушел, она и давай мне на мозги капать аккуратненько: мол, дочка, тут работу не найти, так попробуй в столице счастья попытать. Я ей объясняю: «Мам, что, в Москве заводов текстильных много? И вообще, кому там хохлушки нужны?» А она мне пальчиком в газетку тычет и тихонечко на ушко шепчет: «Как хохлушки, может, и не нужны, а как женщины — везде сгодимся…»

Ляля слушала Дашу очень внимательно. Ей ли не знать, как важно хоть кому-то рассказать о том, что так мучает. Но самой почему-то делиться наболевшим не хотелось. От исповеди Даши ее трясло: это ж в кошмарном сне не привидится, чтобы мать родную дочь на панель выставила.

Тем временем Даша продолжила свой рассказ:

— Я походила, подумала и решила поехать в Москву. Надеялась с хорошими людьми познакомиться, устроиться куда-нибудь. Да какой! — махнула рукой Ляля. — Помню, стою на вокзале, осень, ветер продувной. Денег при московских ценах хватит максимум на неделю, а идти-то некуда… Взяла газету, которую мамочка в сумку положить не забыла, начала обзванивать подряд все конторы. В одной сказали подъезжать. Там и стала работать, потом приглядела места послаще. Хотя поначалу где только не работала, вспомнить страшно… К каким-то сантехникам в подвалы лазила, а однажды, смех и грех, в морг, к работникам тамошним нас возили.

— Так ты на рынке не торговала? — робко спросила Ляля.

— He-а. Это я всем так начесываю, потому что правду скажешь — никто не поверит. Да и кому она нужна, правда хренова? Моя дежурная версия: история большинства девчонок с Украины, приехавших Москву покорять.

Пока они болтали, официант вновь принес пиво, но Даша заметила бокалы только сейчас.

— Люд, давай-ка лучше выпьем, а то я тебя совсем загрузила. — Дарья взглянула на приунывшую Лялю и улыбнулась. — Ты, главное, не загоняйся, и не такое бывает.

— Верно, Даш… Только… Как же так, ведь мать родная? — Слова невольно сорвались у Ляли с языка, и она тут же о них пожалела — ей ли судить других. — Извини, извини…

— Ну, — рассудительно заметила Даша, — не такая уж у меня маманя сволочь. Уж сколько я баб с изломанными судьбами знаю! Такие матери бывают, что и матерями-то язык назвать не повернется. Была у нас в городе одна история, не поверишь ни за что. Только лучше я в другой раз расскажу, а то совсем вечер испорчу.

Чтобы поднять сникнувшей Ляле настроение, Даша, как обычно, принялась в лицах рассказывать свеженькие анекдоты. Не захочешь — расхохочешься! Потихоньку мрачные мысли отступили, и вечер завершился так же весело, как и начался.

Ляля немного отошла от шокирующего рассказа подруги, но ее признание забыть не могла. Лежа в постели, она никак не могла уснуть и в итоге пришла к выводу, что ей, как никому, повезло с родителями. Она корила себя за то, что не ценила их доброе к себе отношение, принимая все как должное. Увы, она прекрасно понимала, что недодает им любви, что мама с папой заслуживают большего. Но… продолжала им лгать.

У Ляли вдруг возникло непреодолимое желание позвонить домой, сказать папе с мамой, что дороже них у нее нет никого на свете. Хотелось кричать о своей любви и просить прощения за всю причиненную им боль. Смогли бы они когда-нибудь поверить, что вырастили такую непутевую дочь? Мамина забота, папина любовь ограждали ее когда-то от всех превратностей судьбы, но стоило ей остаться с жизнью один на один — все пошло наперекосяк. В конце концов Ляля не выдержала и, несмотря на поздний час, набрала домашний номер. Секунд десять она грустно прислушивалась к длинным гудкам в трубке: видимо, родители еще были на даче. Но небольшая добавка героина, как всегда, помогла справиться с тоской.


Раньше Ляля любила лето. Лето означало каникулы, дачу, поездки, новые знакомства, новые книги, новые приключения. Но все это осталось позади, в беззаботном детстве. Теперь лето — это изматывающая жара, пыль, висящая в воздухе, и тягучие дни. Время тянулось долго и монотонно: июль был похож на июнь, а август на июль. Ляля поймала себя на том, что считает дни до начала нового учебного года. Гнесинка вносила хоть какое-то разнообразие в бесконечные рабочие будни в салоне. Трудясь у Татьяны по вечерам, утро Ляля обычно проводила за пианино: пока было время, стоило хотя бы попытаться нагнать институтскую программу. Раз в неделю следовала неизменная встреча с Катей или другим знакомым дилером — всякий раз на новом месте, чтобы менты не засекли. Сумма, предназначенная на лечение, потихоньку увеличивалась, однако такими темпами, что на скорый отказ от наркозависимости Ляле рассчитывать не приходилось.

От скуки Ляля пару раз звонила Светке, и они вместе, как в старые добрые времена, ходили на какие-то концерты.

Но с бывшей лучшей подругой теперь было практически не о чем говорить. У Светланы была своя жизнь: мальчики с курса, дискотеки, попытки написать курсовую или найти на лето работу. О своей тайне Ляля не могла ей поведать ничего. Да Светка и не стремилась узнать. Она вдруг стала какой-то чужой и непонятной. Хотя нет, скорее просто изменился Лялин взгляд на жизнь. Если раньше Ляля считала Свету девушкой зрелой и опытной, то теперь она сама успела повидать то, чего подруге и в страшном сне бы не приснилось. Светкины интересы казались Ляле смешными, детскими, и дружба потихоньку увядала. Правда, девчонки виделись. Все же, как ни крути, подруга была единственной ниточкой, связывавшей ее с беззаботным и радостным детством. О том, что именно Света привела ее к Сяве, Ляля предпочитала не вспоминать.

Да и с кем ей было видеться? Согруппницы по училищу разъехались кто куда. С Дашей после того памятного вечера они больше не виделись, лишь изредка разговаривали по телефону. Дарья теперь была «массажисткой» в другом салоне. Заработки возросли, и она даже взяла себе билет на поезд на середину сентября. Памятуя о том, что подруга скоро собирается уезжать, Ляля буквально за пару дней до начала учебного года забежала к ней в гости.