Она прикусила губу, разглядывая меня. Ее рассыпанные по подушкам волосы, широко распахнутые глаза, поза, уже вновь целомудренная, со сжатыми ногами, высоко вздымающаяся грудь — все это сводило меня с ума еще больше. Казалось, одно прикосновение к ее коже, и я вспыхну, как спичка.

Расстегнул ширинку, быстро снял свои джинсы и трусы. Бросил на пол. Сердце уже было в пятках, когда, задыхаясь, опустился, чтобы добраться до ее губ. Нежных, мягких, сладких. Мне так хотелось быть с ней до последнего удара пульса, быть одним целым, переплетаясь и прорастая друг в друга. Задавая ритм и видя, как она мне отвечает. Втягивать запах ее волос и выдыхать, понимая, как это чертовски прекрасно — видеть ее, быть с ней, наконец-то.

— Нана, — выдохнул, накрывая ее своим телом.

Она кивнула и, ловя ртом воздух, зажмурилась. Улыбнулась, а затем открыла веки, будто спрашивая, почему я остановился. Сжала пальцами простынь.

— Нана, — повторил, поймав ее взгляд.

— Я хочу. — Торопливо кивнула она и сглотнула. В голосе звучала беззащитность. — Пожалуйста.

А я теперь видел в ее глазах только растущее беспокойство. Что мы делаем? Что Я делаю, дурень? Этого не может быть. Этот свет в глазах, доверие безграничное, податливость, робость, тревога.

Нана чиста… И собирается подарить мне свою девственность. Боже… Здесь, в маленькой комнатушке зачуханного отеля? Так хочет быть со мной, быть моей, что теряет голову и контроль над собой. Притягивает к себе, держит, не отпускает, просит. Но я не могу принять этот подарок. Вот так — здесь. В такой момент. В такой обстановке. Как бы рад ни был.

Не могу. Нет.


Нана


Чувствовала, как горячее и твердое прижималось к моей ноге, и все тело сводило от судорог. Илья был нужен мне, так сильно нужен, что все внутри сжималось от одного только этого желания. Кровь грохотала в ушах, мурашки бежали по спине, когда я ощущала на себе его тяжесть.

Ну, же, давай. Будь со мной!

— Илья? — Спросила, дрожа, когда он, проведя носом по моей щеке, приподнялся.

— Так нельзя, Нана, — улыбнулся он, зарываясь пальцами в мои волосы. — Ты…

Что-то спросил. Но его слов я не слышала, тонула в невесомости, читала по губам.

— Ну, и что? — Обхватила его лицо ладонями, притянула к себе. — Я хочу, понимаешь? Давай, сойдем с ума и зайдем слишком далеко? Веди меня за собой. Меня больше ничто не держит. Все будет в порядке.

— Нана… — В его глазах мольба.

В моих — любовь.

— Никто не знает, вдруг к вечеру мы уже умрем. А я так долго ждала тебя… — Проговорила, тяжело дыша, и впилась в его губы.

Он был в замешательстве. Голый, возбужденный, горячий. Не знающий, как поступить. А я не собиралась его отпускать. Обвила ногами, призывая к действиям. Взглядом умоляя пощадить меня. Я никогда еще не чувствовала себя такой живой и цельной, не ощущала в себе такой уверенности. Это именно то, что мне нужно. Прямо сейчас. Самое правильное, самое необходимое и неизбежное.

— Я люблю тебя. — Произнесла, отрываясь от его губ.

Люблю… Люблю! По уши влюблена. Как последняя дурочка. Люблю, как ты улыбаешься. Люблю, как смотришь на меня. Люблю твои сильные руки на моем лице, на всем теле. Твои поцелуи, прикосновения. Твою заботу. Люблю наш дождь. Люблю, когда ты заставляешь меня верить в то, что все самое лучшее впереди. Люблю то, как одним только взглядом ты заставляешь меня чувствовать себя самой нужной на свете.

Поэтому дарю тебе себя. Бери же скорее!

И закрыла глаза, готовая принять его. И, наконец, почувствовала, как Илья с готовностью прижался к моему телу.

— И я люблю, — сказал он, входя в меня.

Реально каменный. Нестерпимо горячий. Секунда, и по всем моим жилам растеклось живое пекло. Боль. Острая, пламенная, короткая, как вспышка. Она заставила меня невольно вскрикнуть, а Илью остановиться.

Но в следующую секунду я уже снова подалась к нему навстречу. «Не останавливайся». Первый раз в моей жизни боль была такой правильной, приятной, нужной. Во рту пересохло, но я продолжала его целовать, ни на мгновение не отпуская ладони с лица, прижимаясь лбом к его лбу, ощущая благодарность за подаренную нежность.

Наши ноги были плотно переплетены, мы чувствовали друг друга каждой клеточкой наших тел. От нашего пламени таяли все прежние страхи.

Жар его дыхания опалял мои лицо и шею. Я чувствовала каждый его вдох, ловила губами выдох. Мы двигались медленно, плавно, будто качаясь на волнах, а по моим венам растекался настоящий огонь. Как такое возможно? Плыть и гореть одновременно. Ты ныряешь в воду, а каждую клеточку твоего тела пронзает искрами. Кожа горит, а внутри тебя плещутся водопады.

Я больше не сдерживала себя: скользила ладонями по покрытой испариной спине Ильи, сжимала его изнутри и выгибала спину от новых, прежде незнакомых мне ощущений. Наши поцелуи из нежных и мягких превращались в страстные и глубокие. Мы ускорялись, подгоняя друг друга и задыхаясь от нехватки воздуха.

Чувствуя, как под кожей разливается тепло, прильнула к его губам. Со всем отчаяньем, жадно, страстно. Он дразнил меня своим языком, прикусывал, двигаясь все быстрее, прижимаясь все сильнее, толкая изнутри. Боль ушла куда-то на задний план, сменившись сумасшедшим, неистовым пламенем, охватившим нас обоих.

— Моя Нана… — прошептал Илья, резко выдыхая.

И я выгнула спину, не в силах подавить стон, потому что внизу живота творилось что-то необъяснимое. Тело готово было вот-вот взорваться. Пожар. Между нами рождалось что-то неистовое. Дикое. Пламенем охватило все — от мочек ушей до внутренней поверхности бедер. Наши разгоряченные тела, плотно прижимаясь друг к другу, двигались уже на сумасшедшей скорости, и нам все еще было этого мало.

Мы пожирали друг друга. Стремились отдать все, что накопилось. Всю нежность и страсть, на которую только были способны. Смотрели в глаза и видели в них горящее желание, неимоверную преданность и всеобъемлющую любовь. Теперь мы по-настоящему чувствовали, по-настоящему принадлежали друг другу. Парили вместе над землей.

Я вцепилась в его шею, позабыв о том, что могу задеть рану на плече, другой рукой обхватила подушку и сдавила ее пальцами. И меня тут же словно прошило молнией — тело напряглось, каждой клеточкой почувствовав силу толчков, а затем внутри словно разлился мед, тягучий и сладкий. Меня трясло, ломало, но это была самая прекрасная лихорадка на свете. Она сделала нас единым целым.

Сжав зубы, Илья напрягся и закрыл глаза. Гортанно застонав, он сделал последний, самый сильный толчок и вышел. Тяжело дыша, прижал меня к себе и нежно поцеловал в макушку, в лоб, в висок, в кончик носа, а затем в губы. Провел кончиками пальцев по моей щеке, и я поняла, что никогда не забуду этой сладкой, блаженной улыбки, блуждавшей сейчас на его лице.

И как я могла быть такой слепой? Они ведь совершенно не похожи. Только сердце — оно никогда меня не обманывало. Этот — Мой. Только мой и ничей больше. А я — его. И так будет всегда.

— Илья, — прошептала, приподнимаясь. Стерла пальцами капельки пота с его лба, откинула прядь каштановых волос с упрямого лба. — У тебя кровь на повязке. Прости.

Он бросил короткий взгляд на свое плечо, затем снова посмотрел на меня. Приподнялся, провел ладонью по моей шее, плавно обогнул грудь, скользнул к талии и остановился на пояснице. Мягко подтянул к себе. В его глазах было столько любви, что хватило бы на нас двоих.

— Просто сменим повязку. — Дотянулся до моих губ и жадно поцеловал.

И я закрыла глаза, ныряя в безмятежность.

— Нет, надо все-таки посмотреть, что там с раной. — Настояла, оторвавшись от него через полминуты.

И Илья повернулся, бесстрашно подставляя мне свое плечо.

Да, бинт промок. Пятно увеличивалось. Нужно было срочно глянуть, что там внутри. Стеснительно накинув халатик, я принялась разбинтовывать его плечо.

— Нана, расскажешь мне свою историю? — Попросил Илья, забираясь рукой под ткань халата и поглаживая ладонью мое бедро.

23

6 дней до прибытия на Старый вокзал


Тело было чужим, непослушным, при первой же попытке пошевелиться адски сдавило виски. Голова затрещала, в ушах гулко зашумело. Спина, принимая эстафету, тут же отозвалась ноющей болью в пояснице.

Я открыла глаза, жадно втянула ноздрями воздух и закашлялась. На языке явственно ощущался металлический привкус.

Попыталась приподняться, чтобы осмотреться. Вещи в комнате были раскиданы, постель перевернута, рядом с моим лицом валялся стул без ножки. Я все еще лежала на полу. Сколько тут провалялась? Час, два, сутки? Не понимала. Все произошедшее помнила с трудом, старалась отрешиться от ударов, отключиться от реальности. И, видимо, от боли потеряла сознание.

Села, дождалась, когда картинка перед глазами перестанет расплываться и попыталась встать. Вышло не с первого раза, но уже через минуту я стояла, держась за стену, и прислушивалась к звукам в доме. Интересно, сколько еще мне удастся терпеть это? К чему приведет?

Сделала несколько неуверенных шагов и замерла у зеркала. На лице не единого синяка — только мешки под глазами. Подняла футболку, и тут на вдохе с такой силой сдавило грудь, будто лошадь лягнула. Боль резкая, пронзающая. По моей щеке покатилась слеза. Стиснув зубы, повернулась боком и с удовлетворением отметила, что на боку виднелся багровый синяк в виде полумесяца.

Уже что-то.

Принялась медленно ощупывать себя: живот, спина, ноги. Будто по минному полю шла, каждый участок мягких тканей взрывался от боли при надавливании, рассыпался искрами в глазах. Кое-где на коже нашлись еще синяки и небольшие красноватые отметины. А на шее виднелся нечеткий отпечаток — видимо, его пальца.