Стоило нам коснуться женщины, как она снова впала в беспамятство, и мы втроем едва смогли переложить ее на расстеленное на полу под фонарем одеяло. На свет и витающие в воздухе запахи тут же налетели мотыльки.

Миссис Пибоди не просто потеряла сознание, а впала в алкогольную кому. Посовещавшись, мы повернули женщину на бок – на случай, если ее снова вырвет. Живот свесился набок и лежал на полу, округлый и похожий на мешок. Миссис Пибоди выглядела словно матка насекомого, готовая исторгнуть из себя тысячи новых жизней. Вслух я этого не стала говорить, потому что Дотти и без того была бледна.

Оправившись от потрясения, Денни взялся приглядывать за женщиной – точнее, взялся за ее запястье, чтобы проверить пульс.

– Удивительно сильный пульс, – сказал он и посмотрел на меня. – Думаешь, она вот-вот родит?

– Надеюсь, нет. Но сказать точнее без более… м-м-м… подробного обследования не могу. – Я глубоко вздохнула и великодушно предложила: – Хочешь, я ее обследую?

– Я принесу чистой воды! – Денни вскочил и схватил ведро.

Благодаря тому, что он помолвлен с Дотти, я не назвала его при ней трусом, лишь сдержанно выпроводила.

Миссис Пибоди беспокоила меня по нескольким причинам. Я не знала, начались у нее роды или нет, и если да, то не станет ли помехой ее коматозное состояние. Количество выпитого ею алкоголя точно повлияет на ребенка. Сможет ли дышать опьяненный новорожденный? Его не вырвет – нечем, желудок пуст, но если он опорожнит кишечник в утробе и задохнется калом при родах? Это представляет опасность даже в современных больницах со всем необходимым оборудованием и опытными акушерами – многие из таких малышей умирают от удушья, повреждения легких или инфекции.

К своему стыду, больше всего я боялась, как бы во время родов не случилось что-нибудь такое, из-за чего мне придется надолго остаться с матерью и – или – ребенком. Из-за клятвы Гиппократа и чувства долга я не смогу бросить нуждающегося во мне пациента.

Однако я не могу бросить и Джейми. Я точно знаю, что он пойдет в битву, и скоро. Одного его я не отпущу.

Слабый шум отвлек меня от моральной дилеммы. Дотти начала раскладывать вещи и уронила ампутационную пилу. Она наклонилась, чтобы поднять ее, и сказала что-то себе под нос на немецком. Должно быть, выругалась – Джон всегда ругается на немецком, наверное, это у них семейное.

При мысли о Джоне я ощутила себя виноватой, что усугубило мои и без того сложные чувства. Рассудок твердил, что моей вины там нет, однако я все равно беспокоилась за Джона, пусть и старалась не вспоминать об этом хотя бы сейчас.

– Иди, Дотти, я сама обо всем позабочусь. Прямо сейчас все равно ничего не произойдет, а хирургические инструменты я соберу.

– Нет, все в порядке, я останусь, – сказала она и невольно широко зевнула. Удивившись этому, она запоздало прикрыла ладонью рот. – О боже. Извините, миссис Фрэзер.

Я улыбнулась. У Дотти были изысканные манеры, как и у Джона. Может, у Хэла они тоже есть, когда он не ведет себя откровенно по-хамски.

– Вообще-то я рада, что мне представилась возможность поговорить с тобой наедине, – сказала Дотти, глядя на меня своими выразительными глазами.

– Вот как? – Я нагнулась и положила руку на живот миссис Пибоди.

Ребенок не шевелился, но перед рождением они обычно затихают. Можно было бы послушать сердцебиение плода при помощи стетоскопа, однако он лежал в одной из коробок или мешков, которые Йен и солдат куда-то унесли. Впрочем, то, что я услышу или не услышу, никак не повлияет на происходящее.

– Да. – Дотти опустилась на ящик так, словно это был трон, – подобно всем Греям, она обладала исключительной осанкой. – Я хочу знать, как правильно провести половое сношение.

– Ох. М-м-м…

Она посмотрела на миссис Пибоди.

– И можно ли предотвратить… э-э…

– Беременность. Разумеется.

Я кашлянула, прочищая горло. Удивительно, что вид миссис Пибоди и вовсе не отвратил девушку от мыслей о беременности и сексе. У Доротеи Грей стальные нервы.

– Не пойми меня неправильно, тетушка, – искренне сказала она. – Или лучше называть тебя Друг Клэр? Я хочу детей, отчаянно хочу. Однако, если есть возможность не рожать на поле боя или плывущем корабле…

Я ухватилась за последнее слово, чтобы собраться с мыслями и придумать подходящий совет. Рэйчел, наверное, он тоже пригодится, учитывая, что у нее нет матери…

– Корабль? Вы собираетесь вернуться в Англию?

Дотти состроила гримаску, которая живо напомнила мне ее отца, и я чуть не рассмеялась.

– Не знаю. Я, конечно же, очень хочу повидаться с мамой и Адамом… и… хотя вряд ли я снова встречусь со своими друзьями, – она взмахнула рукой, словно отметая мысли об их существовании. – В высшем свете, разумеется, есть квакеры, но они богаты, а мы не очень. – Она прикусила губу, но не от досады, а в раздумьях. – Если мне удастся сделать так, чтобы Денни женился на мне здесь и мы прибыли в Англию уже супругами, тогда в Лондоне нам будет проще найти подходящее общество, которое нас примет. Тогда как здесь… – Она обвела рукой вокруг себя, подразумевая весь лагерь. – Его участие в войне будет всегда мешать ему, понимаешь?

– Даже после того, как кончится война?

Дотти посмотрела на меня с терпеливым выражением, отчего стала выглядеть старше своих лет.

– Папа говорит, что война затрагивает три поколения на той земле, на которой она ведется. Да и у Друзей тоже долгая память.

– В чем-то он, безусловно, прав.

Миссис Пибоди начала похрапывать, но сокращений матки пока не ощущалось. Я пригладила волосы и села удобней, откинувшись на один из стоящих у стены ящиков.

– Ладно, начнем, пожалуй, с анатомии…

Я не знала, сколько об этом рассказывают – если рассказывают вообще – знатной юной девушке или сколько она может узнать из других источников, так что я начала со строения репродуктивных органов. С матки, если точней, – уж о ней-то Дотти должна знать, – а там и до других органов дело дошло.

– То есть у него тоже есть название? – воскликнула Дотти, когда я рассказала ей о клиторе. – Я всегда думала о нем, как о… ну… той самой штучке.

Судя по тону Дотти, мне не придется объяснять ей, зачем нужна «та самая штучка», и я рассмеялась.

– Насколько я знаю, эта единственная часть человеческого тела, которая предназначена только для удовольствия ее владелицы.

– А мужчины?..

– Конечно, и они тоже. И тоже получают немало удовольствия. Но у пениса есть и другие функции. Ты уже знаешь, что он… э-э… делает? При совокуплении?

– Дензил не дает мне потрогать его обнаженный орган, а я очень хочу как-нибудь его увидеть – не мельком, когда он… ну… – Ее глаза загорелись при этой мысли. – Но я уже знаю, каков он на ощупь через штаны. Я так удивилась, когда он в первый раз отвердел под моей рукой! Для чего он становится таким?

Уже предвидя следующий вопрос, я постаралась как можно проще пояснить ей принципы гидростатического давления, а затем встала на колени.

– Мне нужно обследовать миссис Пибоди на предмет схваток. И хотя мы должны уважать ее личную жизнь, насколько это возможно в данных условиях, – пояснила я, услышав фырканье Дотти, – ты, как моя помощница, вполне можешь понаблюдать, что я делаю, и я объясню тебе все в процессе обследования. Как это все… происходит.

Я осторожно обнажила нижнюю часть тела миссис Пибоди, которая густо поросла волосом, но все же, несомненно, была женской. Дотти заинтересованно хмыкнула.

– Когда шейка – отверстие в матке – раскрывается, чтобы выпустить наружу ребенка, нередко появляется кровь и слизь, но так и должно быть. Впрочем, здесь я этого пока не вижу. – Меня это приободрило.

– О, – слабо выдохнула Дотти.

Впрочем, она с готовностью наклонилась над моим плечом, когда я осторожно ввела вымытую руку во влагалище миссис Пибоди.

– Так вот куда он входит! – воскликнула Дотти тоном, подразумевающим, что это стало для нее открытием.

– Да, именно туда. – Не сдержавшись, я рассмеялась. – Я думала, Дензил тебе рассказал. Ты спрашивала его об этом?

– Нет, – ответила она, присев на корточки, но продолжая пристально наблюдать за моими манипуляциями.

Я ощупала шейку матки. Еще твердая, хотя уже начинает мягчеть. Я облегченно вздохнула.

– Нет? – переспросила я.

– Нет. Я не хотела показаться невежественной. Денни, он ведь такой… я хочу сказать, он образованный. Я, разумеется, умею читать. И писать тоже – но только письма; играю на музыкальных инструментах, но это все бесполезные занятия. Я хожу за ним и помогаю чем могу, а он всегда любезно поясняет… А у меня перед глазами встает наша будущая брачная ночь и как он объясняет мне все точно таким же тоном, каким говорит, как вытянуть у ребенка из носа сопли при помощи особого устройства или как правильно свести вместе кожу, которую нужно сшить… – Она изобразила милую гримаску, должно быть, копируя мать. – И я решила, что так не должно быть.

– Весьма похвальное намерение.

Я вынула и вытерла руку, прикрыла миссис Пибоди и снова проверила ее пульс – медленный, но ровный, словно ритмичный бой литавр. У этой женщины сердце здоровое, как у быка.

– Как ты хочешь, чтобы это произошло? – спросила я Дотти. – Ведь этот процесс может происходить по-разному. Дензил когда-нибудь… Впрочем, вряд ли ты об этом знаешь.

Тонкие светлые брови Дотти задумчиво нахмурились.

– Не знаю. Я даже никогда не задумывалась о том, чтобы спросить его. Я подозреваю… ну, у меня есть братья. Они точно это делают, потому что они обсуждают их… шлюх, я хочу сказать, со своими друзьями. Думаю, все мужчины… но, надеюсь, Денни не пойдет к проститутке. Думаешь, он тоже?..

Она слегка нахмурилась, но расстроенной не выглядела. Ну конечно, должно быть, в обществе, куда вхожи Греи, мужчины – или, по крайней мере, военные – посещают шлюх. Я медлила с ответом, припомнив собственную брачную ночь и ошеломление от того факта, что мой муж оказался девственником.