Джон придушенно вскрикнул, Джейми ахнул, но зеркало не уронил.

Мало что сравнится по скользкости с влажным глазным яблоком. Я старалась не сжимать его сильно, но это оказалось трудно – при слабом захвате оно выскальзывало из пальцев, словно покрытый маслом виноград. Стиснув зубы, я сжала глаз сильнее.

С четвертой попытки мне удалось ухватить его и пошевелить в глазнице. Получалось плохо, но я хотя бы поняла, как именно его нужно шевелить.

Пять минут спустя Джон дрожал, словно бланманже, и впивался пальцами в края кровати, Джейми молился на гэльском, и все мы вспотели, хоть отжимай.

– Еще разок, – сказала я со вздохом. Отерев пот с подбородка тыльной стороной ладони, я снова сполоснула пальцы. – Если не получится сейчас, передохнем и попытаемся позднее.

– О боже, – сказал Джон. Моргнув, он тяжело сглотнул и открыл глаза как можно шире. Оба глаза сильно слезились, и слезы стекали по его вискам.

Джейми придвинулся ближе ко мне – и к постели: его нога уперлась в каркас кровати рядом со стиснутыми пальцами Джона. Я пошевелила влажными пальцами, подготавливая их к манипуляции, кратко помолилась святой Клэр, покровительнице больных глаз, и как можно глубже запустила пальцы в глазницу.

К этому времени я уже мысленно видела трещину в виде черной линии за слизистой оболочкой глаза и зажатую в ней нижнюю прямую мышцу. После короткого рывка с поворотом мои пальцы соскользнули с глазного яблока, но я ощутила, как мышца высвободилась. Джон вздрогнул всем телом и слабо застонал.

– Слава богу! – Я даже засмеялась от облегчения. На пальцах осталось немного крови, и я вытерла их о фартук.

Джейми отошел и отвел взгляд.

– Что дальше? – спросил он, изо всех сил стараясь не смотреть на Джона.

– Дальше? – Я на миг задумалась и покачала головой. – Ему придется лежать несколько часов с прикрытым глазом – а лучше два или три дня. Если Жермен добудет мед, я смажу им глазницу, чтобы там все не срослось.

– Я имел в виду, ему еще требуется забота врача? – терпеливо пояснил Джейми.

– Не все время, – ответила я, критически разглядывая Джона. – Кто-нибудь – то есть я – должен проверять его глаз как можно чаще, хотя больше ничего делать не придется: отек и синяки сойдут сами по себе. А почему тебя это интересует? Что ты собирался с ним сделать?

Джейми расстроенно махнул рукой.

– Я должен был передать его Вашингтону для допроса, но…

– Но я сдался лично тебе, – услужливо подсказал Джон и посмотрел на меня здоровым глазом. – А это значит, что теперь за меня несет ответственность он.

– Вот уж спасибо, – раздраженно глянув на него, пробормотал Джейми.

– Ты ведь все равно не скажешь ему ничего полезного? – спросила я, положив руку на лоб Джона. Теплый, но жара нет. – Например, о природе отношений, связывающих тебя и мистера Бошана?

Джейми фыркнул.

– Я прекрасно знаю, какие у него отношения с этим мелким содомитом, – без обиняков заявил он и пристально посмотрел на Джона. – Не хочешь сказать мне, что он тут делает?

– Нет, – весело ответил Джон. – Даже если б и сказал, тебе бы это вряд ли пригодилось.

Джейми кивнул – видимо, от Джона он иного и не ждал – и с решительным видом поднялся.

– Ладно. Мне есть чем заняться, как и тебе, саксоночка. Дождись Жермена и скажи ему, что он будет приглядывать за его светлостью. Жермен не должен оставлять его одного ни по какой причине, если только об этом не скажу я или ты. Если же мсье Бошан снова придет, Жермен должен присутствовать при их разговоре. Он бегло говорит по-французски, – пояснил Джейми Джону. – А если ты попытаешься настроить его против меня…

– Сэр! – возмутился потрясенный Джон.

Джейми мрачно хмыкнул и вышел.

Глава 62

Ты не нравишься мулу

В свете произошедших событий я не знала, что сказать Джону. Он тоже казался растерянным, но решил этот вопрос, закрыв глаза и притворившись спящим. Я не могла уйти, пока не вернется Жермен с медом, – если он его найдет, конечно. Но я верила в его способности.

Однако ни к чему сидеть сложа руки. Я взяла ступку, пестик и принялась перетирать корень горечавки с чесноком для антибактериальной мази. Это заняло мои руки, но не разум, и мысли бежали по кругу, словно хомячки в колесе.

Сейчас у меня было две заботы, с одной из которых я ничего не могла поделать: ощущение, что бой состоится, крепло. Я испытывала подобное не раз и не могла ошибиться. Джейми не говорил мне о предстоящем сражении – должно быть, потому, что ему еще не поступило письменного приказа. Однако я так была уверена в этом, словно о битве прокричал городской глашатай. Армия скоро вновь снимется с места.

Я глянула на Джона – он лежал неподвижно, словно надгробная статуя, положив руки на живот. Не хватало лишь свернувшейся в ногах маленькой собачки. Наверное, подошел бы храпевший под кроватью Ролло.

Второй моей заботой был, разумеется, Джон. Не представляю, как он попал сюда, но слишком многие видели, как он сдался, так что к полуночи о нем станет известно всем. И когда это произойдет…

– Надеюсь, ты не сбежишь, если я отлучусь на минутку? – резко спросила я.

– Нет, – пообещал он, не открывая глаз. – Я дал слово. Кроме того, вряд ли мне удастся выйти за пределы лагеря.

Повисла тишина, ее нарушало лишь басовитое жужжание влетевшего в палатку шмеля, отдаленные крики солдат, бой барабанов и прочие приглушенные звуки повседневной жизни лагеря.

Единственная радость – если это можно назвать так – ощущение скорой битвы заглушало любопытство в отношении Джона. Что Джейми будет делать с ним, когда армия наутро снимется с места?

– Grand-mère, Grand-mère! – В палатку ворвался Жермен, и Ролло, мирно проспавший весь визит Перси Бошана, вылетел ему навстречу с грозным «вуф!», чуть не опрокинув кровать и лежавшего на ней Джона.

– Уймись, пес, – сказала я, наблюдая, как он диким взглядом обводит палатку, и схватила его за загривок. – Какого чер… то есть что случилось, Жермен?

– Я видел его, бабушка! Я его видел! Мужчину, который забрал Кларенса! Идем, быстрее! – Не дожидаясь ответа, он повернулся и выбежал из палатки.

Джон начал садиться, и Ролло напрягся.

– Сидеть! – сказала я им обоим. – И ждать меня, черт бы вас побрал!

* * *

Волоски на моих руках стояли дыбом, по шее катился пот. Я забыла надеть шляпу, и солнце жгло лицо. Спеша за Жерменом, я задыхалась от жары и переполнявших меня чувств.

– Где…

– Вон там, бабушка! Вон тот здоровенный ворюга с платком на руке. Наверное, Кларенс его укусил! – обрадовался Жермен.

Предполагаемый вор и правда был крупным – раза этак в два больше меня и с головой размером с тыкву. Он сидел на земле в тени дерева, которое я называла «больничным», нянчил обернутую платком руку и сердито хмурился. Несколько больных, судя по их позам, дожидались доктора в сторонке от мужчины, время от времени опасливо поглядывая на него.

– Лучше не показывайся ему на глаза, – шепнула я Жермену и, не дождавшись ответа, оглянулась. Хитрый мальчишка уже где-то спрятался.

Я с улыбкой подошла к больным – в основном женщинам и детям. Я не знала никого из них, зато они знали меня – склонив головы, они пробормотали приветствия, но то и дело поглядывали на мужчину под деревом. «Осмотрите сначала его, пока он не натворил бед» – таков был посыл. Столь же ясный, как и излучаемая мужчиной сдержанная ярость.

Откашлявшись, я подошла к мужчине, совершенно не представляя, что скажу ему.

«Что ты сделал с мулом по имени Кларенс?» или «Как ты посмел похитить моего внука и бросить его в безлюдной местности одного, гребаный ублюдок?»

Пришлось ограничиться обычными фразами:

– Доброе утро. Я миссис Фрэзер. Что с вашей рукой, сэр?

– Проклятый мул прокусил ее до кости, чтоб с него черти содрали его вонючую шкуру, – тут же ответил мужчина и мрачно посмотрел на меня из-под насупленных бровей. Одну из них пересекал шрам. Костяшки его пальцев тоже были испещрены шрамами.

– Позвольте осмотреть рану? – Не дожидаясь разрешения, я взяла его запястье – волосатое и горячее – и развязала задубевший от засохшей крови платок.

Кларенс – если, конечно, это был он – и в самом деле цапнул мужчину до кости. Лошади и мулы кусают сильно, но обычно все ограничивается синяками – челюсти у них мощные, но передние зубы предназначены для перетирания травы, а поскольку большинство укусов происходит через одежду, кожа обычно остается целой. Они редко кусают до крови, но Кларенс это умеет.

Добрый шмат мышц около трех дюймов шириной практически висел на куске кожи, обнажая тонкий жировой слой, белесую жилу и розовую поверхность лучевой кости. Рана была еще свежей, но кровоточила уже только по краям.

Я с сомнением хмыкнула и повернула его руку ладонью вверх.

– Можете сжать кулак?

У него получилось, хотя безымянный палец и мизинец согнулись не полностью. Однако они двигались, их сухожилия уцелели.

Я снова хмыкнула и достала из сумки бутыль с физиологическим раствором и щуп. Физраствор в качестве дезинфицирующего вещества не так болезнен, как разведенный спирт и уксус, да и соль для него добыть проще – особенно в городе, – но все же я крепко держала мужчину за запястье, пока лила раствор на его рану.

Мужчина взревел, словно раненый медведь, и ждущие своей очереди больные все как один отошли подальше.

– Какой норовистый мул, – спокойно сказала я, когда мужчина, тяжело дыша, умолк. Лицо его потемнело.

– Как вернусь, зашибу этого ублюдочного засранца, – заявил он, обнажив в оскале желтые зубы. – Сниму с него шкуру, а мясо продам.

– Не советую, – сказала я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вспылить. – Вам нельзя нагружать эту руку работой, иначе может развиться гангрена.

– Правда? – Он побледнел, что при подобной жаре довольно сложно, зато я привлекла к себе все его внимание.