Адам

— Давай еще раунд, — сделав глубокий вдох, разминаю плечи. Несмотря на спорт, голова все равно забита дерьмом. Макс бесится. Сорвав с рук бинты, хватает бутылку, выпивая ее содержимое в один приход. Падаю на лавку. Откинувшись спиной на стену, наблюдаю за другом.

— Ты чего злой такой, Адам? — взяв со стола еще воды, вручает мне ее.

— Я нормальный.

Выпиваю жидкость. Макс продолжает стоять над душой.

— Оно и видно, — ржет, как конь. — Это из-за официантки?

Поднимаю на него вопросительный взгляд.

— Лали…

Кривлюсь.

— Макс, когда у меня были трудности из-за телок, скажи?

Ухмыляется.

— Давно не было, Адам. Но с тех пор, как в твоем баре появилась эта сучка, ты сам не свой.

— А мне кажется, у тебя проблемы, с тем, что не ты уложил девочку, — теперь смеюсь я. Друг опускается рядом со мной на сиденье лавки.

— Ты прекрасно знаешь, как все было, — ворчит как ребенок обиженный. — Если бы, Адам, ты играл по-честному в ту ночь, Лали драл бы не ты, — смотрит на меня довольно, а мне въ*бать ему хочется. В момент вспыхиваю от злости. Нет, мне плевать, кто будет ее трахать после того, как я наиграюсь. Я никогда не загонялся по поводу телок. Но Лали… эта стерва занозой в мозгу засела.

После того секса в моем кабинете и заключения договора прошло четыре дня. Я решаю ее вопрос, она выполняет свои обязанности. Холодно, четко. Мы трахаемся каждый день в моем

моем кабинете, пока никого нет в баре. Но она изменилась. Больше не отдается мне так, как в первый раз и потом. Сейчас все расчетливо, без эмоций. Такое чувство, будто она поставила перед собой цель — удовлетворить меня, и все. И это бесит до осатанения! Хочется взять за плечи и встряхнуть, спросить, какого хрена с ней не так!

Вспоминаю наш с ней вчерашний разговор. На этих выходных мы планируем отметить день рождения нашего клуба. Уже три года я владею этим местом. В прошлом году была крутая туса, и в этом будет не менее масштабно. Я снял за городом классный коттедж, позвал всех наших, будет нечто.

— На выходных будешь спать в моей комнате, — сказал, когда Лали зашла ко мне за стойку. Девушка ничего не ответила, взяла заказ и ушла. Спустя пару минут увидел, как она мило общается с Арсеном и сжал кулаки. Какого хера? Я ей дал все, что попросила, а она с этим уебком любезничает. Их вечные посиделки в курилке бесят до зубного скрежета. Пусть мне так улыбается, а не ему! Они постоянно, бл*дь, вместе.

И она постоянно в моей башке. Днем и ночью. Стоит закрыть глаза, взгляд ее вижу. То подернутый дымкой оргазма, то обиженный и злой. Сейчас все чаще отчужденный.

— Так что насчет еще одного раунда? — задаю вопрос в тот момент, когда Макс поднимается.

— Иди ты в жопу, Адам. Пойди лучше железо потягай. Ты мне руку вывихнул рабочую, — бурчит обиженно друг, направляясь в раздевалку.

— Неженка, бл*дь.

Поднялся с лавки и, взяв полотенце, направился в душ. Хреново, когда твой друг — практикующий хирург. Пылинки сдувать приходится.

Под потоком ледяной воды становится получше. Думаю о том, что сегодня проведу всю ночь с Лали. День рождения клуба, я всех предупредил о тусовке и о том, что мы гуляем до утра.

Макс вышел из душа, а я все сидел в одном полотенце, смотря на свои руки. Никто ничего не знает обо мне. Кроме Макса. Теперь еще и Лали знает кое-что. Я не распространяюсь никому о том, что клуб мой… Проще быть барменом. Меньше вопросов и внимания. Макс говорит, что я таким образом зарываю голову в песок. Пытаюсь спрятаться от проблем. Живу под личиной чужака… Но он не прав. Я не зарываюсь в песок. Я просто сам больше не знаю, кто я такой. И хочу ли чего-то от этой долбанный жизни.

— Заедем в клинику? У нас новенькая медсестричка, — произносит друг, когда мы выходим на парковку. — Горячая… сиськи — четвёрочка твердая.

Евграфов продолжает перечислять достоинства новенькой, а я читаю сообщение в телефоне. Коршунов. Ждет меня в клубе. Значит, вопрос по Лали решился.

— Не, сегодня без меня. Дел невпроворот, — покривился, выезжая со стоянки. Макс пристегнул ремень безопасности. Посмотрел на меня с укором.

— Ты лучше скажи, что там с байком? Соревнования через неделю. Движок в норме? — перевожу тему на более существенную в настоящий момент. В этом году Макс совсем не готовится к гонкам. Такое чувство, что собирается в последний момент обломать меня отказом.

— Все в порядке, — пожимает плечами. — Правда, не знаю, есть ли смысл выходить на трек, — в его прищуренном взгляде какой-то подвох. Бл*дь. Начинается в колхозе утро…

— Чего так? — старательно сохраняю спокойствие. Но, клянусь, дается все сложней. Евграфов ржет, как идиот.

— Запарился глотать после тебя пыль.

— У тебя в этом году байк мощнее, — парирую ему. Макс кривится.

— Тут не в байке дело, брат… Совсем не в нем.

Я ни хрена не понимаю, что он имеет в виду. Это соревнования на мотыках. Что еще может иметь значение, если не добротный железный конь?

— Ты долбанный псих и самоубийца, — продолжает Макс, глядя на мое удивленное выражение лица. — Ты гонишь так, будто хочешь разбиться, нахрен, а у тебя не выходит. Какой бы ни был крутой байк у твоего соперника, но у него нет ни единого шанса. Ты не боишься смерти, Адам. И мне порой кажется, что ты жаждешь ее…

Я торможу возле главного входа в больницу. Макс выходит из машины, а я зависаю на несколько минут. Сижу, как придурок, пялюсь вперед. Жажду смерти? Ни хрена он не прав. Жаждут смерти слабаки. Те, кто надеется, что после нее станет легче. Те, кто верят, что она освободит их. Но я-то знаю, что меня — только в самое пекло.

***

— Рассказывай, — прошел в кабинет, бросив ключи от машины на стол. Упал в кресло, прикурил. С первой затяжкой немного попустило. Макс своими философскими речами весь мозг мне засрал. Нужно развеяться. Но сперва дела. Коршунов устроился в кресле напротив. Посмотрел на своего юриста, улыбка сама собой растянулась на лице. Смешной такой. Вроде бы и костюм дорогой, и туфли недешевые, а выглядит он будто выпускник юрфака, еще не заработавший ни копейки. Брючки подстреленные, носки непонятного серого цвета, будто пережили десяток стирок дешевым порошком. Очки на лице, угревая сыпь и вечно прилизанные волосы. Задрот, одним словом, или ботан. Так я окрестил его в нашу далекую первую встречу. Но с тех пор много событий произошло, и Вадик вытягивал меня из самых дерьмовых ситуаций. Теперь я знаю точно, внешний вид совсем не соответствует натуре парня. Хитрый, умный, расчетливый. Он знает все. Каждый закон, малейшую лазейку может найти в любом правовом акте. Он на короткой ноге со всеми судьями города. Так что Вадик — яркий случай того, как хорошо можно раскрутиться, если голова на плечах.

— С опекой все решил, — произносит мужчина. А я курю. — Сэкономил три сотни. Убедил их сойтись на двухстах, — Вадик кладет конверт мне на стол. Продолжаю сидеть неподвижно. Жду дальнейших новостей и подробностей.

— Что с девочкой?

— Дело удалили. Как и не было. Бывший Лилианы — Онуприенко Алексей Владимирович. Военный, в звании майора. Имеет родственные связи, обладающие немалой властью. Его родной брат — генерал юстиции. Серьезный мужик, — юрист протягивает мне папку с документами. Досье на Лали, на ее муженька. Пролистываю записи, задерживаюсь на записях о ней. — Как думаешь, впряжется в это дело? — намекаю на братца генерала.

— Нет, — кривится Коршунов. — Серьезный мэн, и, как я понял, этот Алексей — пример урода в правильном семействе. Неудачник, после которого старший постоянно подтирает говно. Он и в армии-то еле держится. Год назад чуть не попал под статью. Ударил курсанта, тот нажаловался в прокуратуру. Возбудили дело. Старший напряг булки, порешал все, младший ушел от наказания. Но стоило это старшему немалых сил.

— Ясно. Что у них с Лали?

— Лиля ушла от него по весне. Заявление подала только две недели назад. От соседей узнал, что Онуприенко поколачивал девочку. Та молчала, в полицию заявление боялась подавать. Запугивал, да и родственники со связями, смысла не было жаловаться на него.

— Чертово, блядь, правосудие…

— Я думаю, если Онуприенко будет после всех наших действий и дальше отравлять жизнь Лиле, можно будет найти на него управу в лице брата, — продолжает Вадик. — Вот материалы уголовного дела. Его замяли, но есть парочка моментов, к которым можно придраться. У меня есть знакомые в органах. Если привлечь общественность, разыграть большой бум, все так или иначе всплывет. А братец его — личность публичная, так что проще будет усмирить нерадивого младшего братца, чем подавлять созданную нами шумиху.

— Я понял тебя. Если придется, так и сделаем — говорю, а думаю о том, что сам вполне могу объяснить долбанному ублюдку, что Лали больше ни хрена ни его жертва, и лучше бы ему свалить к чертям.

— Теперь по поводу квартиры, — вырывает из мыслей голос Коршунова. — Трешка в центре, документы в регистрационной службе. Единственное, придется девушке появиться на сделке. Она ведь собственница, все верно?

— Верно, — киваю, выпуская дым. Вадик закрывает чемодан.

— Ключи?

— А, да, вот, — он вытягивает из кармана связку. Кладет ее на стол. — Я могу идти?

Киваю, прожигая взглядом ключи.

— Вадик.

Парень поворачивается, уже будучи в дверях.

— Сдачу забери, — киваю на конверт, оставленный им на моем столе. — Свозишь детишек на море.

Вадик, улыбнувшись, приближается и без лишних слов убирает деньги обратно.

Хотел отдать ей ключи. Подорвался из кабинета, вышел в бар. Блядь, чувствую, что раскис. Услышал ее историю и, как дебил, размяк. В зале ее не оказалось. Она была на улице. На крыльце, с Арсом в обнимку. Увидел девушку, и словно молнией шарахнуло. Рука Арсена лежала на ее талии, и он что-то шептал Лали на ухо, а она заливалась смехом. Звонким таким, тонким. В груди защемило от этого звука. Черт, ни разу не была такой со мной. Каждый раз — как еж, в иголках вся. Ненавидит меня. А этот уебок… с ним смеется. Сжал кулаки. На хуй все. Придурок ты, Адам. На хера тебе это нужно? Между нами только договор. Она подставляет себя, я выполняю свои пункты. Этот — последний. Смотрю на ключи. Выдыхаю, зажмурившись. После чего, сжав связку в кулаке, направляюсь в кабинет к Марине.