Поморщилась, сбросив наваждение. И сама на себя разозлилась за эту слабость.

— Дико раздражающий…

Мои слова вызывают новый приступ смеха у охранника.

— Ты первая, кто так говорит. Обычно девочки пищат при виде Харлея.

— Я заметила. Но я не люблю таких, как он. И пищать уж точно не собираюсь, — пожала плечами, думая о том, что мне стоит меньше заморачиваться на этом парне.

— На самом деле он нормальный. Отличный друг, выручит всегда. Вот только с бабами ведет себя порой по-скотски. Ну, не может он на одной остановиться. Адам любит всех, — заключает Арсен, улыбаясь. А меня передергивает от его слов.

— Звучит ужасно…

— Если будет досаждать, ты же помнишь, можешь сказать мне. Я пообщаюсь, он не будет тебя трогать.

— Ты такой смелый и благородный страж, Арс. Спасибо, я учту, — подмигнув, проходу мимо него в здание.

По пути в тренажерку здороваюсь с идущими навстречу ребятами. Лидка при виде меня бросается на шею. Ее глаза немного воспалены, словно она только что плакала. Девушка ведет себя так, будто мы с ней давние подруги. Лида уговаривает пойти на вечеринку вместе с ними в ближайшую субботу. Хочу отказаться, но потом останавливаю себя. Мне надо начинать жить. Нужно учиться расслабляться, отпускать себя. Так почему бы не повеселиться?

Спустившись вниз, в раздевалку, стягиваю с себя футболку. Замечаю свое отражение в зеркале. Я в одних джинсах и бюстгалтере. Молочно-бледная кожа смотрится ярким пятном на фоне темного цвета стен помещения. Я не понимаю, как это происходит. Будто по щелчку пальцев, меня переносит в прошлое. Я уже не здесь. Точно в такой же позе, но в другом месте.

Сквозняк обдувает мои голые ступни. Зябко. Но я не решаюсь одеться. Он зол. И пьян. Снова проблемы на работе или еще что. Я не знаю. Давно разучилась понимать его. Не люблю вечера. Не люблю грохот входных дверей. Это значит, он пришел. Внутри постоянное волнение. Каким придет? Злым или наоборот? Лучше уже, чтобы вообще его не было. Сегодня Леша вернулся из командировки. Его не было месяц. Молча съел весь ужин, даже спасибо не сказал. Полбутылки виски, и этот огромный бугай свалился на диван. Хорошо, хоть дочку уложила. Не нужно беспокоиться, что она услышит его матерную пьяную речь.

— Раздевайся, — бросает, лениво перекатывая во рту зубочистку. Смотрит на меня пьяным взглядом.

— Думаешь, стоит? — вздергиваю бровь. Я не хочу близости с ним в принципе. А в этом состоянии и подавно. — Тебе давно не интересно видеть меня голой.

— А сейчас я хочу, чтобы ты разделась. Или у нас монастырь?

В его голосе нет и намека на чувства. Холод и безразличие. Леша хочет поиздеваться надо мной. Вытереть ноги.

Хочу ему сказать, что живу в монастыре уже четыре года. Но не решаюсь. Лучше смолчать. От прошлого моего колкого замечания до сих пор синяк на руке. Раньше он не бил меня. У Леши не так уж и плохо получается уничтожать меня морально. Но в последнее время я научилась закрываться от него ментально. И он все чаще выходит из себя. И все чаще причиняет мне боль физическую.

Стягиваю с себя халат. Ткань падает на пол. На мне только трусики — ничего больше. В комнате прохладно, кожа покрывается колкими мурашками. Но я знаю, озноб не от сквозняка. От его ледяного взгляда. Даже так, будучи пьяным, он не хочет меня.

— Черт, была бы ты лет на десять моложе, у меня бы встал. Сиськи, что ли, сделать тебе? И так не было, а теперь еще и не стоят нихера… — в его брезгливом тоне столько желчи. Клянусь, я на вкус ее ощущаю, на языке. Прикрываю глаза.

— Я твоего ребенка два года выкормила грудью…

— И че? Мне теперь дрочить на эту мысль? — его злит моя реакция. Я ведь не плачу, не обижаюсь. Ему не удается больше довести меня до истерики. — Че ты тощая такая? У Лехи Смирнова жена — сиськи, жопа — есть за что подержаться. А ты, блядь, че умеешь? Ни трахаться, ни готовить…

— Что-то ты ничего такого не говорил, пока жрал мои котлеты, — схватив с пола халат, натягиваю обратно. Меня трясет. Сукин сын, добился-таки своего!

— И че? Мне теперь дрочить на эту мысль? — его злит моя реакция. Я ведь не плачу, не обижаюсь. Ему не удается больше довести меня до истерики. — Че ты тощая такая? У Лехи Смирнова жена — сиськи, жопа — есть за что подержаться. А ты, блядь, че умеешь? Ни трахаться, ни готовить…

— Что-то ты ничего такого не говорил, пока жрал мои котлеты, — схватив с пола халат, натягиваю обратно. Меня трясет. Сукин сын, добился-таки своего!

— Че ты сказала?! А?! Безрукая! Да ты молиться на меня должна! Я деньги зарабатываю в эту семью! А ты, дармоедка, дома сидишь!

— Я с твоим ребенком дома сижу! И на кого молиться? На тебя и твою мамочку, за то, что постоянно с плинтусом меня ровняете?!

Не успеваю договорить — хлесткая пощечина выбивает весь дух. Схватившись за ушибленную скулу, отстраняюсь, ошарашенно смотря на него.

— Еще слово плохое о моей матери скажешь, я тебя прикопаю прямо здесь… поняла?!

Опускаю взгляд на свои руки. Трясутся. Черт. Спешу натянуть майку. К чертям эти воспоминания. И семейную жизнь. В гроб меня вгонят. Захлопнув шкафчик, иду в тренажерный зал.

Выбиваю весь дух из своего тела. Беговая дорожка, силовые упражнения. Делаю все это, пока тело не начинает дрожать от усталости, пока голова не становится абсолютно пустой, без единой мысли, без единого страха. Только с приходом опустошенности меня отпускает. Больше нет удавки на шее, теперь могу нормально дышать.

На часах полночь. Нужно идти домой. Завтра утром Марусю вести в сад. А потом на работу. Прямиком из тренажерки направляюсь в душ. Хочется как можно быстрей смыть с себя усталость дня вместе с потом.

Распахнув дверь, немного теряюсь от окутавшего пара горячей воды. Здесь, видимо, кто-то есть. Открываю первую кабинку, смотрю под ноги, чтобы не упасть на скользком полу. В лицо тут же бьют струи воды. Я замираю. Еще не подняла глаз, но уже понимаю, кабинка не пустая. И в ней — ОН. Его запах проникает в меня, заставляет сердце громко биться о ребра.

Адам не видит меня. Его руки на кафельной стене, голова опущена вниз. Он стоит под потоком воды, позволяя ему окутывать мощное тело. Скольжу взглядом по его фигуре. Первое, что бросается в глаза — аппетитный зад мужчины. Следую выше — на смуглой коже мускулистой спины тату. Она огромная. Простирается от плеч до поясницы. Не могу отвести от нее глаз. Нужно уходить, а я как умалишённая стою и пялюсь на грустный взгляд девушки, на ее тонкие плечики, на чувственные губы со слегка изогнутой верхней кромкой. Она божественна. Первая мысль, проскальзывающая в голове при виде нее — они были бы прекрасной парой. Эта незнакомка и Адам. Оба, будто созданные Богом для того, чтобы ими любовались другие. В груди сжимает от того, насколько она прекрасна.

— Лали? — его хриплый, напряженный голос приводит меня в чувства. Я подпрыгиваю от испуга, возвращая взгляд к его глазам. И такие они сейчас черные и злые… и в то же время лишающие меня способности двигаться.

— Прости, я случайно, — пячусь назад, желая как можно быстрее сбежать отсюда. Подальше от грустного взгляда прекрасных глаз девушки, подальше от его взгляда, заставляющего мои ноги дрожать.

— Куда собралась? — рычит мужчина, а в следующую секунду его ладонь крепко обхватывает мое запястье. Одним рывком он притягивает меня к себе. Под струи воды. Еще секунда, и я стою прижатой к холодной поверхности стены. Его губы — в нескольких миллиметрах от моего лица, его крепкие руки сильно стискивают меня, не оставляя возможности сопротивляться.

Глава 3

Адам

— Тимон, — закричал с порога, как только открыл дверь ключом.

— Пумба, — ответил звонкий детский голосок. И в коридоре тут же появился маленький неудержимый ураган по имени Василиса.

— Ты пришел! Почему так долго, Адам? Я тебя ждала-ждала, — подхватил племянницу на руки и поцеловал в надутые щечки.

— Прости, мелкая, был занят.

— Опять на своей этой дурацкой работе? — Василисе всего шесть лет, но она очень смышлёная для своего возраста. Сузил глаза.

— Ах, дурацкой, значит? — стал щекотать девчонку, а она — заливаться смехом.

— Не успел прийти, и уже начался дурдом, — проворчала сестра, когда мы зашли с Васей в зал.

— Я тоже рад тебя видеть, Настя, — поцеловал сестру в щеку, она скривилась.

— Не целуй меня, а то не понятно с какой ты бабы сегодня спрыгнул, и чем вы занимались.

— Могу рассказать.

— Молчи.

— Василек, ты готова?

— Куда вы собрались на этот раз?

— Мы ничего тебе не скажем, мама, это секрет, да, Адам?

— Конечно, — подмигнул мелкой.

— Идите уже, — отмахнулась сестра.

— А где муж? — поинтересовался я.

— Миша в гараже, масло в машине меняет. Адам, вернитесь к ужину.

— Как скажешь.

Васька взяла свой рюкзак, надела кроссовки, и мы вышли из квартиры. Когда гуляю с племянницей, всегда езжу на машине. И чувствую себя словно в железной клетке. Но чем только не пожертвуешь ради этой малышки.

Открыл перед Василисой дверь, дождался, пока она сядет в свое кресло, и надежно зафиксировал ремнем безопасности. Закрыл дверь и сел спереди, завел мотор и выехал со двора.

— Адам, а хочешь послушать, я новый стих придумала про нас! — с таким возбуждением в голосе сказала племяшка.

— Конечно, — улыбнулся, когда мы встретились глазами в зеркале заднего вида.

— Тимон и Пумба — круче всех.

Их в жизни ждет большой успех.

Все насекомые боятся,

Когда Тимон и Пумба злятся.

— Вау! — восхитился талантом Васьки. — Это самый крутой стих, который я когда-либо слышал. — Малышка просияла.

— Я знала, что тебе понравится. А куда мы едем?