— Ты должен знать. Альбина была беременна. Срок — 5 недель. В тот день моя девочка сделала УЗИ, где и узнала о своем положении. Альбина в то утро звонила мне, говорила, что собирается сделать тебе сюрприз вечером. Ужин в ресторане. Видимо, тогда и хотела сообщить радостную новость. Но в тот день ты даже слушать ее не стал. Ты кричал на нее, тебя интересовали только твоя должность и разборки с отцом.

— Но… мне никто не говорил… — я держал листок в руках, они дрожали. Фото УЗИ. Дата… имя пациента. Это была она. Бэмби. И дата. 23 августа… дата ее смерти.

— Почему сейчас? — мой голос был похож на воронье карканье. В горле пересохло, я не мог сделать даже маленький вдох. Но она поняла мой вопрос. Улыбнулась так, с садистским удовольствием наслаждаясь каждой унцией моей боли.

— Я видела вас вчера. В парке. Ты был с этой девушкой и двумя девочками. Дети так радостно прыгали, а вы так влюбленно смотрели друг на друга. Ты держал на руках эту девушку и кружил ее. Ты счастлив, но совсем не имеешь на это права. Потому что ты здесь, а моя дочь и внук в сырой земле, — слезы текли по ее щекам.

В этот момент я чувствовал, как земля уходит из-под ног. Выстроенный мной недавно карточный домик рушился. Я стоял и смотрел в уставшие глаза этой женщины и понимал, как сильно все последние недели я обманывал себя. Не будет. Ничего этого не будет.

***

— Я гребаный убийца! Я убил их!! — меня рвало желчью. Эти мысли разъедали кислотой. Уродливая правда вспарывала нутро, заставляя корчиться в агонии.

Снова и снова звонил телефон. Едва удержался, чтобы не садануть им о стену. Два дня полного ада. Все три стадии гнева переработаны, переварены. Это полное безумие. Нет. Такого просто не должно было случиться. Как? Столько раз за эти дни я снова и снова прокручивал в памяти тот трагичный день. Сколько было шансов, вариантов пережить его по-другому. Сохранить их, спасти. С каждым разом я погружался в пучину депрессии и боли все глубже и глубже.

Лали… я понимал, что поступаю с ней, как придурок. Что нужно взять трубку и вернуться домой. Но я не хотел, чтобы она видела меня таким разбитым. Сломанным. Эта девочка такая сильная. Несмотря ни на что, она всегда идет вперед. А я не могу. Не могу посмотреть ей в глаза… не хочу пятнать ее собой… ублюдком. Я потерял все… я всегда теряю…

Это был второй день нашей разлуки. Я сидел в баре и заливался спиртным. В моей крови было столько алкоголя, что, кажется, я должен был вот-вот отдать концы. Костяшки пальцев саднили от недавней драки. Хоть убей, не помню, где и с кем. Да и разве есть разница? Моя гребаная жизнь катится в бездну.

— Выглядишь дерьмово, бармен, — раздался сбоку насмешливый голос. Обернулся. Рядом сидел Арсен. Горький смешок сорвался с губ. Только его здесь не хватало.

— А ты меньше волнуйся, мамочка… — пробурчал, теряя к нему интерес. Может, сам все поймет и отвалит?

— Два виски, — Арсен сделал знак бармену. Да уж. Глупо было надеяться.

— Слушай, Арс, — посмотрел на него насмешливо. Он и правда меня забавлял. Но я был так разбит, что даже спорить с этим придурком не хотелось.

— Давай ты просто пойдешь и выпьешь свое пойло подальше от меня. Серьезно, мне сейчас не до компании. Тем более твоей…

— Выпьешь, и пойду, — он протянул мне бокал. Спорить не хотелось. Да и, в конце концов, какая, нахрен, разниця? Несколько минут он молчал, позволяя мне и дальше убивать себя едкими мыслями.

— Вот смотрю на тебя, и понять не могу… — не выдержав, Арс все-таки заговорил. Повернулся, сверля взглядом.

— Ты счастливый мудак… Лиля выбрала тебя. Идеальная девочка… Если бы я был на твоем месте, Адам… да я бы ни на шаг от нее не отходил. Я бы на руках носил ее. А ты сидишь в этой дыре и пьешь так, будто у тебя в жизни все дерьмово…

Его слова царапнули меня. Но я промолчал. Лишь ухмыльнулся. Я подумал о том, что впервые в жизни согласен с этим идиотом. Я не достоин ее. Лали. Я люблю эту девочку… но как? Как я могу позволить себе быть с ней? Я долбанный урод. Убийца. И будучи рядом с ней… я боюсь, что испорчу ей жизнь. Я убил Альбину и своего ребенка. Я не хочу навредить Лали… не хочу, чтобы ее дочка страдала.

— Адам, послушай меня… — он снова продолжал это делать. Копаться во мне, выворачивать мои внутренности. Каждым словом он выскабливал назревший нарыв.

— Согласись, она заслуживает счастья. Лали заслуживает быть с тем, кто даст ей спокойствие и любовь. Отпусти ее. Не надо… у нее ребенок, она и так настрадалась. Ты же, бл*дь, не сможешь стать нормальным мужем и отцом. Ты же ходячая катастрофа, Адам. И рано ли поздно ты сорвешься. Твои эмоции… ты не можешь их контролировать. Не умеешь держать свой гнев в узде. Ты натворишь дерьма, а она снова и снова будет плакать. Разве такой судьбы ты ей хочешь?

В этот момент я так люто ненавидел его. Я его презирал.

— А ты такой святоша, да? Ты сделаешь ей хорошо. И станешь ей примерным мужем…

Я пытался задеть его. Показать ему, как он жалок, даже по сравнению с моим нынешним состоянием. Но Арс продолжал смотреть на меня, и даже намека не было на улыбку.

— Я стану. Потому что я люблю ее.

— Сука, — смеюсь, запрокидывая назад голову. Он совсем охерел?

— Но она любит меня.

Арс кивает.

— Через два года жизни с таким, как ты, она возненавидит тебя, Адам. Это не любовь. Это мучения. Такие, как ты, все равно, что наркоманы. Ты можешь быть в завязке месяц, два. Но рано или поздно случится х*йня, и ты сорвешься. И разрушишь свой мир. И ее тоже. Она будет рядом, и она будет страдать. И потом ты превратишь ее в унылое, несчастное существо. Лали будет кричать тебе, что ты испортил ей жизнь. Будет плакать, а ты просто не сможешь остановиться, Адам. Когда в последний раз ты жил нормальной жизнью? Сможешь ли ты жить ей всегда? Я смогу. И любовь придёт, когда рядом с ней будут забота и спокойствие. Ей нужно поднимать ребенка, нужно жить самой. И для этого ей нужна хорошая опора…

Я въебал ему. После этих слов. Я бил придурка снова и снова, пока охранники не разняли нас. Я ненавидел его. Долбанный падальщик! Чертов урод! Гнев затапливал меня, накрывал с головой. Я захлебывался им.

Не помню, как очутился на улице. Посреди ночи. Ноги сами понесли меня к ней.

Темное ночное кладбище, промозглый до костей ветер. Я сидел у холодного камня на ее могиле, я держал в руках этот маленький клочок бумаги с единственной фотографией нашего малыша и подыхал. Я чувствовал себя долбанным уродом. Как… как я могу себя простить? Разве я достоин нормально жизни? Их нет. Тех, кого я должен был защитить… как сказал Арс, должен был дать им спокойную жизнь, стать опорой. Я лишил их всего. Я убил их… И теперь они здесь одни… в сырой земле.

Я погружался во тьму. В очень темное место. С каждым вдохом оседал все глубже и глубже. И в этот момент я понял. Ей нельзя быть со мной. Мое ДНК испорчено. Моя кровь грязная. Я урод. Ублюдок. И я не заслуживаю ее.

Я должен был сделать это. Должен был хоть раз в жизни подумать не о себе. О ней. О Лали. Она заслуживает счастья. И тогда я набрал его номер. Я рыдал, как девчонка, когда вручал в его руки ее. Единственную. Я обещал перегрызть ему глотку, если он сделает ей больно. И я просил, чтобы он был рядом с ней все это сложное время. Потому что завтра мне предстоит разбить ее сердце. И вместе с ним свою жизнь. Но хотя бы так она будет иметь шанс на счастье.

Глава 26

Лали

Макс вышел из-за дверей. А мое сердце остановилось от волнения. Не помня себя, подскочила с места и понеслась к нему. Выглядел он устало. Как только Евграфов появился в зале ожидания, началась потасовка. К нему подбежали люди в белых халатах. Они что-то говорили на повышенных тонах. Макс молчал. Только волком смотрел на них.

Невероятно уставший. Настолько, что даже слова не мог сказать в ответ. Он протиснулся между ними и прошел дальше. А когда Макс поднял голову, его глаза встретились с моими. Я замерла на месте, не в силах пошевелиться. Я должна была подойти к нему, я должна была узнать. Ну же, Лали. Всего три шага и два слова. И ты будешь в курсе, что с Адамом. Но я тянула… словно что-то внутри не давало мне сделать это. Я знала, что не переживу, если Макс скажет мне страшную фразу. Я жутко боялась услышать от него плохие вести. Уж лучше неведение, чем это… Но Макс все сделал сам. Приблизившись, он притянул меня, застывшую, к себе и прижал с такой силой, что у меня дыхание перехватило.

— Он будет жить, — произнес на ухо тихо, а для меня эти несколько слов были такими громкими и емкими. Я не могла поверить собственным ушам. Слезы еще сильней потекли из глаз, а дыхание перехватило. Все, что я смогла сделать, прижаться покрепче к Максу. Спрятаться лицом в его груди и рыдать. Мы стояли посреди помещения, крепко обнявшись, ища друг в друге успокоение. Мы — два совершенно далеких и разных человека, но объединенные общим горем и счастьем одновременно. Люди ходили мимо нас, задевая плечами. А для нас никто не существовал. Уставшие, разбитые… один Бог знает, что за эти часы пережил Макс. Я молила Бога об Адаме. И о нем. Я просила Господа дать Максу сил сделать все правильно. Спасти Герца.

— Пойдем отсюда, — поцеловав меня в волосы, Евграфов отстранился. Его лицо расплывалось перед моим взором. Я не понимала, зачем нам уходить.

— Но как же Адам?

— Тебя к нему не пустят до утра, как минимум. Если что-то случится, мне позвонят, — сказал тихо. Казалось, у него совсем не осталось сил. Я не стала спорить.

Не помню, как мы добрались до его машины. Устроившись в салоне, несколько минут сидели молча, глядя перед собой. В этой звенящей тишине было намного больше, чем в самом емком слове. В голове шумело, руки до сих пор тряслись. Я пыталась себя успокоить, взять в руки.