— Ах, Салима, — ласково сказала Ясмин, — я так рада снова быть дома!

Ситуация возникла довольно щекотливая, и в другом месте, между другими женщинами она могла бы разрешиться совсем иначе. Но в Марокко между женщинами существует негласная общность, обусловленная множеством непреодолимых препятствий, воздвигнутых древней культурой общения между мужчинами и женщинами. Конечно, во славу мужского пола. А скорее всего сыграл свою роль очень сильный материнский инстинкт Салимы, который прежде она фокусировала на Андре. Он и заставил проснуться чувство сострадания к девочке-сироте, оказавшейся в стенах опекаемого Салимой дома.

— М-м-м, — промычала Салима, прижимая к себе стройное тело. Она была еще не совсем готова к новой роли, но уже не могла устоять перед нежным теплом, излучаемым Ясмин. — Ты, наверное, устала. И должно быть, голодна, Поднимайся наверх… Я что-нибудь тебе приготовлю, а Сайд принесет.

Ласково оттолкнув от себя Ясмин, Салима повернулась и, весьма смущенная, скрылась за дверью кухни. Ясмин увидела, что Андре уже поднимается по лестнице и поспешила за ним. Поднявшись на этаж, Ясмин оказалась в объятиях Андре, повлекшего ее в свою комнату.

— Вещи ты будешь хранить в своей комнате, но сама будешь храниться в моих апартаментах. — Андре нежно поцеловал Ясмин в лоб. — Если ты согласна — отлично.

— Мне будет очень приятно, — заверила Ясмин, уютно устроившаяся и расслабившаяся в знакомом тепле рук Сен-Клера.

— Ах ты, мой мягкий, пушистый котенок.

В дверь постучались, и в комнату вошел Сайд с чемоданами.

— Отнеси, пожалуйста, багаж Ясмин в ее комнату, — распорядился Андре. — И еще, принеси мне виски и воду, когда закончишь. Умираю от жажды. Ах да, все эти коробки тоже отнеси в комнату Ясмин.

Сайд кивнул, избегая взгляда Ясмин, взял ее багаж и вышел из комнаты. Сен-Клер плюхнулся в кожаное кресло у окна и потер глаза руками.

— Сам не знаю, отчего я так устал, — сказал он, откидываясь на спинку кресла.

Обеспокоенная, Ясмин встала у Андре за спиной и стала массировать ему шею и плечи.

— Действительно непонятно, — хрипловато засмеялась она. — Мне кажется, последние две недели ты дном и ночью был на ногах.

— Не глупи. О-о-о, как приятно. Я ложился спать вместе с тобой.

— С кем же еще? Но, ложась в постель, ты вовсе не собирался спать. А потом целый день вел машину, пока я отсыпалась. И в самом деле не представляю, как ты выдержал такую нагрузку.

— Ты придала мне сил за десятерых, — промурлыкал Андре.

— Почему так мало? За сотню!!!

Ясмин нежно растирала напряженные мышцы Андре.

Он расслабился и закрыл глаза. Андре не пошевелился, когда вернулся Сайд с выпивкой, которую поставил на столик, стоявший справа от Сен-Клера. Сайд окинул Ясмин бесстрастным, ничего не выражающим взглядом.

— Еще распоряжения будут? — спросил он по-арабски.

— Нет, это все. Спасибо, Сайд, — поблагодарила Ясмин, кивнув ему. Арабский вспомнился без труда, но вкус слов на губах показался странным.

Не улыбнувшись. Сайд тоже кивнул, повернулся и направился к двери.

И тут Ясмин осенило: глядя в спину удаляющемуся Сайду, она поняла, что питает к мужчинам-арабам жуткую неприязнь, а Сайд был классическим типом настоящего арабского мужчины, по крайней мере он вполне соответствовал представлениям Ясмин о ее соотечественниках. Он был высокомерен, напыщен и, насколько могла видеть Ясмин, лишен каких бы то ни было чувств. Всем своим поведением Сайд давал понять, что считает девушку совершенно бесполезным и ничтожным существом. Ясмин осознала, что уже на всю жизнь она обречена встречать такое отношение мужчин-арабов, с которыми ей придется иметь дело. Не исключено, что где-то существуют и другие типы, но Ясмин таких не встречала. Первым проявлением к ней хоть какой-то заботы и внимания со стороны мужчины стала ее встреча с Андре. В школе, пожалуй, было несколько симпатичных преподавателей-мужчин… Месье Деран, например. Он преподавал историю и экономику.

Ясмин вспомнился месье Деран — маленький, кругленький, лысый, около пятидесяти лет. Он научил Ясмин думать. Весьма довольный ее сообразительностью и способностями к его предметам, особенно к экономике, месье Деран взял девочку под свою опеку. И месье Бешер, преподаватель истории искусств, тоже всегда был дружелюбен и добр к ней. Он никогда не допускал, чтобы Ясмин чувствовала себя ничтожеством.

«Да, это правда, — печально размышляла Ясмин. — Я действительно не люблю своих соотечественников. Мужчин, разумеется, — не женщин. И как я буду жить в Танжере, если все друзья и знакомые Андре будут против меня? — Ясмин энергично помотала головой. — Хватит, в самом деле. Как-нибудь образуется. Справлюсь — а что еще мне остается?»

Как только Сайд бесшумно закрыл за собой дверь, Ясмин посмотрела на Андре. Черты его лица были прекрасны, несмотря на очевидную усталость. Тонкие морщинки, окружавшие глаза, казалось, стали глубже, и Ясмин впервые увидела под глазами Андре темные круги, которых раньше никогда не замечала.

— Сайд принес твою выпивку, дорогой, — нежно сказала Ясмин, но Андре глаз не открыл.

Не решаясь его будить, Ясмин собралась постелить постель и прежде всего принять душ. Сбросив с себя одежду, она шагнула в ванную, ей хотелось скорее смыть с себя соль, покрывшую все тело, пока они пересекали пролив.

Стоя под сильными, упруго бьющими струями душа, Ясмин ощущала удовольствие и благодарность минуте за возможность побыть одной. Она вдруг поняла, что осталась наедине с собой впервые с того самого момента, как Андре забрал ее из школы. Всю дорогу домой он не оставлял Ясмин ни на секунду. Андре обнимал ее во время сна, мыл после пробуждения, смотрел на нее, когда Ясмин ела.

Казалось, он постоянно прикасается к ней, пусть даже незаметно. В машине Андре всякий раз клал руку на бедро или на плечо Ясмин; когда они гуляли, он прижимал ее к себе, заставляя идти в ногу.

В доме своего дедушки Ясмин постоянно была окружена людьми. Времена, когда она пасла овец, были истинным наслаждением, но потом ее отослали в дом Абдул Кадира, где тоже не оставляли ни на минуту. Всегда находилась пара глаз, наблюдавших, чтобы Ясмин не сделала чего-нибудь недозволенного. Ясмин лениво подумала о том, что они боялись ее побега. Но зачем ей это было надо? Что дало бы ей бегство? Да и куда бежать?

Ясмин с удивлением обнаружила, что мысль о побеге из публичного дома никогда не приходила ей в голову. Да и вообще мысль о свободе никогда не приходила ей в голову, пока мадам Дюша не стала учить Ясмин всем этим идеям свободы и выбора. Дедушка и Абдул Кадир пришли бы в ужас, узнай они обо всем, чему научилась их внучка и рабыня. Мысль эта заставила Ясмин улыбнуться.

Да и нынешнее ее положение не предоставляло Ясмин свободы в подлинном значении этого слова. Вспомнив об Андре, Ясмин решительно смыла пену и вышла из душа.

Быстро вытершись, она открыла дверь и посмотрела, спит ли ее повелитель.

— Ну вот и ты наконец, — раздался голос откуда-то со стороны громадного встроенного шкафа. Андре появился в шелковом красном халате с атласными обшлагами. — Теперь я понимаю, как страдают мужчины, когда женщины проводят все время в ванной. — Андре усмехнулся и слегка шлепнул Ясмин. — Я только на минутку.

Повесив полотенце надверную ручку, голая Ясмин юркнула в приветливую прохладу простыней, радостно потянулась и принялась ждать, когда к ней присоединится Андре. Она оглядела комнату, соответствующую топкому мужскому пониманию чувства изящного. Здесь не было ни одного признака женского вмешательства — только сугубо хозяйский вкус и понятие истинного комфорта.

Слушая плеск в ванной, Ясмин задумалась о том, до чего же замечательный человек Андре, буквально во всех отношениях. Дверь ванной оставалась полуоткрытой, и Ясмин могла видеть его отражение в зеркале. Чего еще ей желать? Андре заботится о ней, не использует как предмет — он любит се и исполняет все ее желания. И все же иногда он обращается с ней как с маленькой девочкой. Но можно ли винить Андре за это? В конце концов, она и вправду оставалась ребенком. Андре настолько старше Ясмин, что ему трудно воспринимать ее по-другому. Тем не менее он относится к ней как к женщине. Ясмин скользнула рукой под простыню и провела ею по плоскому животу.

И тут се осенило: только к ее телу Андре относится как к взрослому и равному. А ее разум? Похоже, для Андре Ясмин состояла из двух существ. Но ведь годы, проведенные с мадам Дюша в Лотремо, слили воедино обе половинки. Теперь необходимо доказать Андре, что на самом деле Ясмин уже стоит того, чтобы относиться к ней как к абсолютно взрослому человеку. Разумеется, здесь, в Марокко, это будет непросто. А с другой стороны — может быть, наоборот, все окажется проще.

«Сейчас я должна заставить себя думать чуть побольше, чем Хиллари, и чуть поменьше, чем привыкла думать сама», — сказала себе Ясмин, зная, что Хиллари никогда не пришло бы в голову волноваться из-за нескольких старых английских куриц в чопорном провинциальном клубе.

— Ах, ты еще не спишь, cherie.

Андре вышел из ванной и выключил свет. Он сбросил халат и швырнул на спинку стула. Лунный свет серебрил его мускулистое тело. Андре бросился в постель и вытянулся рядом с Ясмин.

— И о чем же ты тут размышляла, моя маленькая возлюбленная? — Он привлек Ясмин к себе, властно перекинув ногу через се ноги и глубоко вдыхая запах ее волос. — Ты все еще пахнешь морем. Для меня ты — воплощение Марокко, и так славно снова оказаться дома. Европа слишком цивилизованна. Печально, но я никогда не познаю все грани Марокко, как не постигну все глубины твоей души.

Вот почему я постоянно в поисках. Именно поэтому я не спал все эти две недели. Я исследователь, жаждущий узнать каждый нюанс твоей натуры, каждый дюйм твоего тела.

— Но теперь ты дома, и у тебя будет достаточно времени, — откликнулась Ясмин. — Но я не хочу надоесть тебе.