— Да так, простыла, — соврала я.

Приходил он ко мне часто, причём особого интереса ко мне, как к женщине не проявляя. Много говорил, рассказывал про свое детство, про жизнь, возился с щенком. Вот и сегодня, пришёл уже в одиннадцать, он прекрасно знал, что я не работаю.

— Лечись, — озабоченно сказал он. — Летние простуды, они самые гадкие.

Я кивнула — и правда, гадость. Надеюсь только, что токсикоз скоро минует, ибо длиться моя простуда будет ещё много месяцев. Игорь поставил на стол несколько баночек дорогого корма для маленьких щенков. Мой уже подрос, бутылочку использовал, как игрушку, а памперс, если мне вздумалось его одеть стягивал и сгрызал.

— Ого, вырос, — сказал Игорь, когда щенок заглянул в открытую дверь и звонко тявкнул на гостя. — Защитник!

Защитник гостя признал и услужливо завилял хвостом, прося прощения. Хвостик был коротким, кверху загнутым и смотрелось это препотешно. И теперь он уже не ползал на круглом пузе — уверенно бегал по всей квартире.

— Я его покормлю, — я взяла одну из баночек и подошла к миске.

На железной баночке колечко, за него я и потянула. Запах у корма своеобразный, но раньше он у меня отторжения не вызывал. А сейчас рвота подкатила так резко, что я испугалась, что меня вырвет прямо на ботинки Игоря. Метнулась к туалету — успела. Меня тошнило, а Игорь стоял буквально за спиной, в коридоре, дверь захлопнуть я не успела. Господи, мне нужно прекращать общаться с людьми… Пока я их всех не заблевала.

Потом я умывалась и старалась на Игоря не смотреть. В кои то веки мне встретился человек, с которым можно просто говорить, есть торт, коржи которого в этот раз явственно пригорели, и при этом не мечтать о нем, как о единственном любимом и недостижимом мужчине, и тут все кувырком. Рассказать я ему не могу. Слишком много всего придётся рассказывать, да и права не имею… Значит придётся просто отдалиться от него, а затем уехать, что входит в Юлькины планы.

— Ты беременна?

— Всё… слишком сложно. Игорь, у меня на сегодня планы, да и торта у меня нет…

— От кого?

Хочется сказать — ах, если бы все было так просто… А ещё хочется взять и за дверь его выставить. Какое он имеет право спрашивать? А ещё, самую малость… взять и рассказать. Хоть кому-нибудь. Чтобы обозвали дурой, а потом пожалели. Некому. Может, если бы было кому, то я в такую ситуацию и не попала бы…

— Игорь, правда, — миролюбиво говорю я. — Не хочу об этом говорить.

Он поднимает руки, сдаваясь. А глаза серые кажется прям в душу смотрят. Нет у меня ничего за душой и искать там нечего… Игорь все же ушёл, закрыв дверь за ним я облегчённо вздохнула. Но покой долгим не будет — скоро Юлька придёт, сегодня её день…

— Ну что, — сказала я псу. — Лучше прячься, смерть твоя идёт.

О, какие бои жаркие у нас за щенка шли, в котором и весу полкило нет. Юлька сходу перечислила пару десятков болезней которые я могу подцепить от собаки. Даже аллергию приплела, которой у меня отродясь не было. И бешенство в этом списке было самой безобидной болезнью. Юлька кричала, а я прижимала маленького к себе и уши ему закрывала — наслушается сейчас. Затем Юля выдохлась и пошла попить, видимо, чтобы сил набраться для новых аргументов и новых криков. Я следом за ней, вместе с щенком. У меня был готов контраргумент.

— Юля, — печально вздохнула я. — Я ходила к психологу…. Нет, у меня проблем нет, просто знаешь, береженого бог бережёт, а беременность это испытание для организма, а уж суррогатная тем более…

— И?

— Он сказал, что когда вы отнимете, то есть, заберёте у меня ребёнка мне некуда будет девать сотни килотонн скопившейся во мне любви. Сказала, что мне нужно завести домашнее животное.

— Может тогда рыбку?

Я снова вздохнула печально.

— Ты в своём уме? Кто вообще рыбок любит, аквариумы для красоты ставят…

И Юлька сдалась. Мнение выдуманного мной психолога значило для неё больше, чем мои слова. Но щенка мы отвезли в ветеринарную клинику, где над ним издевались два часа. Выявили, что ничего, кроме умеренной блохастости у него нет. А теперь и блох нет. Ещё сказали, что в моем песике столько всего намешано, что неизвестно что из него вырастет. Прививки делать было ещё рано, велели привезти чуть позже.

Так что теперь собака у меня есть официально. Правда Юля все равно его не любит, близко не подходит, и всем видом показывает, что наличие щенка она осуждает. Хотя щенок вообще оказался полезен — он Юлю немного отвлек от многочисленных страхов. А теперь судя по всему они вернулись сторицей.

— Я записалась на скрининг, — сообщила она входя. — Господи, закрой его в ванной что ли… Так вот, в понедельник пойдём на скрининг, уже десять недель.

Я напрягла извилины, вспоминая свою беременность. Насколько помню, первое УЗИ мне делали в двенадцать недель. Оно было идеальным, оно столько обещало… То, что у моего ребёнка многочисленные пороки сердца выяснилось на следующем. А сейчас у меня десять. Зачем?

— Зачем? — озвучила я свою мысль. — Через две недели и так УЗИ будет. Зачем малютку столько раз светить?

— Не УЗИ, Влад… мы проведём биопсию хориона.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем? — снова спросила удивленная я.

— Я хочу проверить ребёнка на… генетические патологии.

Нет, я дурой не была. Прекрасно понимала, что для биопсии нужно будет как минимум как-то проникнуть внутрь матки для забора ткани. У меня десять недель, первый триместр он самый страшный, большинство выкидышей происходит именно в нем. Зачем проводить такую рискованную процедуру безо всяких на неё предпосылок?

— Нет, — твёрдо сказала я. — Я не буду.

Я конечно не мать, я инкубатор. Но вверенное яичко я хочу доносить в целости и сохранности. Незачем в него иголками тыкать… Юлька посмотрела на меня удивлённо, даже брови выразительно приподняла, становясь на мгновение похожей на себя прошлую, до моей беременности. Адекватную, холодную, уравновешенную.

— Это мой ребёнок, — жёстко сказала она.

— А матка моя, — пожала плечами я.

Назревал конфликт, причём ещё более мощный чем с собакой. Пёсик кстати не дурак, понял, что происходит и тихонько с кухни попятился в комнату. Умница. Вдруг Юлька на нем злость решит выместить, хотя конечно, я такого не представляю.

— Я имею право знать, здоров ли мой ребёнок, — продолжила свое Юля.

Нет, я её понимала. Если нужно, то я сделаю, но…

— УЗИ будет через две недели, — упрямо сказала я. — Если доктор решит, что биопсия необходима…

— По договору…

— По договору ты вообще не имеешь права у меня дома находиться. А ребёнка я тебе отдам в роддоме.

Юлька вспыхнула. Я видела, как ей хочется сказать, как минимум то, что львиную долю ипотеки оплатил её муж. Наверное, она многое бы сказала… но это же Юля, пусть беременность и снесла ей мозг. Она взяла себя в руки.

— Ты же знаешь, что я была беременна? Не помню, говорила ли… Но Юра наверняка рассказал. Он и Наталье рассказал, хотя я просила этого не делать. Сейчас я докажу тебе, что биопсия необходима.

Она села на стул, а я вдруг пожалела, что разговор этот завела. Боялась того, что она скажет.

— У меня уже животик был, — сказала Юлька. — Маленький ещё, беременность мы скрывали. УЗИ я делала раз в месяц, так посоветовал мне мой доктор. И очередное показало… некоторые отклонения. Моя девочка не была полноценной, Влада. У неё был целый ряд патологий. Расщепленное небо — самая безобидная из них. Если бы она родилась, нам пришлось бы не просто. Я читала… Нужно было бы очень много лечиться для того, чтобы она выросла хотя бы до полутора метров — с таким диагнозом велик риск остаться карликом. Она не смогла бы иметь детей. У неё был искривлен позвоночник… И это малая часть, Влада.

— И ты… — растерянно проговорила я. — Ты решилась её рожать?

— Больше всего на свете я боялась, что она будет умственно неполноценной… Ни один врач не мог гарантировать, ни один… Влада, я не говорила это вообще никому. Я не хотела портить день — у родителей Юрки был праздник… Утром я собиралась сказать Юре, что согласилась прервать беременность. Дату искусственных родов уже назначили…

— Ты… Ты так и не сказала ему?

Но Юлька полностью в себя ушла. Говорит, от голоса её мурашки по коже. Страшно…

— Она такая красивая была, моя девочка. Всё патологии потом подтвердились, но это было неважно, она уже умерла. Ты знаешь, какую я чувствовала потерю, когда она меня покинула? Вот в тот момент я поняла, что все бы вспять вернула, все что есть отдала, только бы мне дали возможность вернуть её в свое лоно, доносить до срока… любить. Такая маленькая, такая крошка — в ладонях уместить можно… Кожа полупрозрачная, а на макушке уже волосики…. Мы её два раза убили. Сначала я, своим решением, а потом авария….

Я назад попятилась, как щенок, который боится Юльку. Нашарила рукой стул, села. Юлька все говорила, а я боялась. Боялась узнавать её лучше, её слов боялась, не хотела её слушать, мне буквально страшно стало. И жалко её, и злость необъяснимая…

— Юль, — сказала я, когда слова в ней закончились. — Ты… мы должны сказать Юре.

— Не смей! — крикнула она. — Не смей! Это мои тайны, мои скелеты в шкафу, только я имею право их выпускать… ненавижу людей, которые предают доверие… И не нужно мне говорить, что я сама такая!

Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Беззвучно совсем, только плечи содрогаются и слезинка скатилась вниз по запястью. Мне хотелось её утешить, но я не знала как. В детстве, да и всю жизнь у меня был острый дефицит прикосновений. Мне неведомо, что такое родственное объятие.

Единственный раз Юлька обняла меня в тот день, когда озвучила свою сумасшедшую просьбу. Когда я была маленькой, я так завидовала детям, которые могут просто трогать своих близких. У нас это было… непринято. И сейчас я руку протянула да так с нею и замерла. Словно блок какой.