— Я не знаю, как тебе помочь, — растерялась я.

— Просто иди на этот чёртов анализ, Влада, — ответила сестра вытирая слезы. — Пожалуйста.

Я пошла в комнату и взяла ноутбук. Чёрный нос щенка, два блестящих любопытных глаза показались из под кровати и спрятались обратно. Я вернулась на кухню и открыла в сети несколько статей.

— На таком сроке, — снова начала я. — Велик риск спонтанного выкидыша в следствие такого вмешательства. Юль, я все понимаю, тебе страшно… Не понимаю только зачем так спешить — УЗИ через пару недель…

Юлька поднялась и принялась мерить шагами кухню, квадратов в которой было не так уж и много. Я даже ноги поджала, чтобы ей не мешать. И больше всего боялась того, что она снова что-нибудь скажет.

— Я всю жизнь по сути одна, — сказала она. — Юрка… это иное. Он мой, мы вместе, но он мужчина… он не всегда меня понимает. Я стараюсь его щадить. Я сильная, я сильнее. Поэтому он… многого не знает.

— Юль, ты меня пугаешь!

В графине стоит вода. Кипяченая, наверняка тёплая — она для щенка. Наверное, Юльку передернуло бы от отвращения, если бы она узнала, для кого эта водичка. Воду эту она пила так жадно, словно от жажды умирала.

— Я не хотела тебе этого говорить… заранее. Прежде, чем я скажу, ты должна помнить, что не имеешь права делать аборт. Дело в том, Влад, что ой организм несколько истощен. Мои первые яйцеклетки были идеальными, но тогда я работала с центром, который эмбрионы не замораживал, поэтому запасов не осталось. Следующие, так скажем партии… пошли неоднозначными. Не плохими, нет. Просто… сомнительными. Я знаю случаи, когда после подсадки такого эмбриона родители получали здорового ребёнка. Но бывает, что малыш рождается с патологиями.

— Юль?

До этого мне страшно не было. А вот сейчас страшно…

— Две из оплодотворённых и подсаженных тебе яйцеклеток такие. Я не знаю, не могу знать, какая принялась… может единственная идеальная. А может сомнительная, но ребёнок получится здоровым. А может… нет.

Я… даже осознать сначала не сумела. Медленно кирпичик за кирпичиком, как на стройке, мысли выстраивались в нечто упорядоченное. Упорядоченное и не возможное.

— Юля…

Мой голос растерянный, что конечно неудивительно. Я чувствую, как тонко-тонко звенит в голове. И легко-легко становится вдруг, как в детстве, когда при ангине температура подскакивала до сорока, мне казалось, что я становлюсь такой невесомой, что сила тяготения меня больше не удержит. Я хваталась за спинку кровати и молилась, чтобы все скорее прошло. Бабушка нелепых страхов не понимала, а Юлька… она всегда далеко была.

— Ты не имеешь права делать аборт, — говорила Юля, самообладание к ней вернулась. — Мы сделаем биопсию. Я должна знать. Если он здоров, этот малыш, я стану самой счастливой на этом свете. Если нет… мы будем взвешивать степень рисков. Я согласна смириться с синдромом Дауна. Если же… там будет страшно, слишком страшно, чтобы принять, ты сделаешь аборт. Поэтому я так спешу, Влада. Для того, чтобы аборт прошёл с минимальными рисками у нас есть две недели. А потом… поверь рожать ребёнка, который умрёт это стресс.

Мне словно пощёчину дали. Звон в голове достиг максимума, я даже слышать перестала. Юлька говорит, а я не слышу. Головой помотала — не помогает. Звуки доходят, а понять, разобрать не возможно. Я пошатываясь встала, дошла до раковины, плеснула в лицо водой. Какая-то… нехолодная. Хочется, чтобы льдинки хрустели, такая бы точно в чувство привела. Но тем не менее становится немного легче. По крайней мере я слышу, я ориентируюсь в пространстве.

— Я… — говорю, сначала тихо, а потом мой голос набирает силу. — Я не знаю, каково рожать ребёнка, который умрёт?

— Прости, — шепчет Юля. — Прости меня пожалуйста…

— Пошла вон! — кричу я.

Кричу ещё что-то, Юлька не уходит, она носится вокруг меня и просит не волноваться. Волноваться мне вредно. Сует мне валерьянку, которую я послушно пью — мне и самой хочется скорее выбраться из этого состояния. А ещё хочется, чтобы Юля ушла, немедленно, возможно навсегда. Юля не уходит. Она напугана… а я понимаю, что сейчас видеть её не могу. Если не уйдёт она, то уйду я.

Выхожу из квартиры в тапочках. Сумку не взяла. Стою, смотрю на свои ноги в тапках и думаю, ну, куда же я так пойду? Стучусь в дверь напротив. Она открывается сразу. Раньше я к Игорю не ходила, просто нужды не было, наверняка он удивлён…. Тем более в квартиру я вваливаюсь. Вваливаюсь и сразу же закрываю дверь за собой. Секунда — стук. Затем звонок.

— Тебя кто-то преследует? Я выйду, я…

— Не стоит, — прошу я. — Это просто моя сестра. У тебя есть валерьянка? Или пустырник?

— Есть водка.

Качаю головой — во мне все же ребёнок. Пока ещё во мне… никаких лекарств у Игоря нет. У него по сути ничего нет — пустые стены, кровать, и много-много коробок. Он наливает мне чай, сладкий такой, что пить невозможно. Но я пью, и вдруг легче становится. Самую капельку, но легче. И я понимаю, что Юлька все ещё стоит за дверью. Стучать не будет после прошлой сцены, но никуда не уйдёт.

— Игорь, там сестра моя… ты выйди и скажи ей, что все хорошо. Что я… нормально себя чувствую. Только сюда её не впускай. И принеси мне щенка….

Глава 14. Юра

Коробочка с витаминами пришла по почте — Юля заказала. Самые лучшие из всех возможных, для взращивания самых здоровых эмбриончиков. Теперь коробочка стояла в гостиной на столе. Третий день стояла.

— Юль, — спросил я. — Твой день разве не вчера был?

— Мы несколько пересмотрели график посещений.

— Сильно?

Юлька оторвалась от своего занятия — она с бешеной скоростью рубила помидоры. Мне даже жалко стало несчастные томаты, их искрошили буквально в кашу.

— Мы решили, что не будем видеться две недели.

Две недели… Юлька недавно норовила проводить у Влады каждый свободный час. Потом с нетерпением ожидала своего дня — ей казалось, она будет ближе к малышу, если он будет развиваться на её глазах. А теперь эти две недели. Наверняка, что-то стряслось, но допытываться у Юли дохлый номер.

— Я отвезу витамины.

— Слушай, не стоит… Пожалуйста, останься со мной.

В глазах страх. Я в недоумении, какого хрена вообще происходит? Что за детские игры? Юлька готова открыто признать то, что я ей нужен, только бы выпускать к Владе. Я поневоле начал волноваться, все ли там хорошо? Но если бы проблемы были с беременностью Юля бы уже весь город на уши поставила… Наверняка снова грызлись из-за щенка и личного пространства.

— Это ребячество, — как можно мягче говорю я. — Ты же старше, ты должна быть мудрее.

— Совсем неважно, кто старше…Я не могу нести за кого-то ответственность просто потому, что родилась раньше.

Вспыхнула и погасла злость в её глазах. Помидоры отправились в мусор, ибо теперь и мыслей не было приготовить из них салат. Юлька улыбалась, через силу, но улыбалась. Мало того, обняла меня, сзади уткнувшись лицом в спину. Раньше её прикосновения дарили мне покой, а теперь такими редкими стали, что скорее вызывают удивление. И как-то… непонятно, как оно все так стало.

— Останься со мной, — снова просит она.

От её улыбки просыпается вдруг где-то в глубине нежность. Раньше ведь… раньше все иначе было. Я уступил и остался дома. Мы все же приготовили салат, я мясо пожарил… вино пили, сухое, такое сухое, что вязало на языке. Такой же привкус оставляли и наши объятия, наши поцелуи. Занимаюсь сексом, и кажется роль в пьесе играю, причём слов не зная. Все реплики — невпопад. И ночью лежу, уснуть не могу. Юлька против обыкновения наконец сопит спокойно.

Следующим утром, едва я проснулся, первым делом увидел злосчастную коробку. Стояла себе на столе, смотрела на меня обвиняюще. Юльки уже не было, я привычно встал позже. Не знаю, что они с Владой снова не поделили, если честно и узнавать то страшно. Коробку я не взял, но у Владе поехал. Привык уже, что она открывает сразу, но сейчас заминка.

— Юр, — голос из-за двери. — Ты точно один?

— Точно.

Открыла, выглянула в образовавшуюся щель. Потом выглянула в подъезд. Мать его, какие тут страсти! Стоило мне войти, сразу дверь запела на все замки и потом только успокоилась.

— Юля в курсе, что ты приехал?

— Нет.

— Вот и отлично.

И улыбнулась облегчённо. Из комнаты выкатился изрядно округлившийся щенок и азартно, с удовольствием меня облаял. Даже зубы ощерившись показал.

— Ботинки в шкаф убери, — вздохнула Влада. — Грызёт.

Посмотрел на щенка — казалось, он уже смотрел на мою обувь с вожделением. Ботинки я убрал. Прошёл в комнату, а там все провода вдоль стен на криво вбитых гвоздях, на полу ни одного лифчика, вообще ничего.

— Все радости материнства, — поделилась Влада входя за мной. — Всё в рот… сейчас вот к горшку приучаемся, то есть, на улицу.

— И как?

— С переменным успехом.

Влада нисколько не поправилась. Даже похудела. Живот плоский совсем, а ведь внутри него — мой ребёнок, уму не постижимо. При этой мысли привычное уже волнение. Разглядываю Владу, ищу изменения, не нахожу — разве только взгляд испуганный, уставший.

— Что у вас с Юлей? — решил не тянуть резину я.

Не уверен, что хочу слышать ответ, но выхода нет. С прошлыми нашими суррогатными мамами было гораздо легче. Во-первых, недолго, хотя уж это не плюс. Все решалось за десять пятнадцать дней, дальше — отрицательный анализ на ХГЧ. Во-вторых поведение Юли строго оговаривалось, лезть в жизнь чужого человека она не имела права. А вот во Владкину…

— Ничего, — ответила Влада. Но перед ответом задержка в несколько секунд, о многом говорящая. — Просто чрезмерная опека. Теперь её не будет, не должно быть.