Я забираю голову, пытаюсь высчитать, какие окна принадлежат Игорю, не светятся ли они. Радостью, которая переполняет меня после рождения чужого ребёнка хочется поделиться. Она на время вытеснила все мои тревоги. Подзываю собаку, поднимаюсь. Игорь, где бы он ни был ещё не вернулся. И некуда мне нести ни чужое счастье, не свои тревоги о чужом ребенке…

Мне так одиноко вдруг, что я с тоской думаю о Юле. Наверное, она так же себя чувствует, поэтому так стремится заполнить свои дни заботами о ребенке. Но у неё есть Юра…

В дверь позвонили, когда я уже собиралась спать. Куджо сопит свернувшись, словно кошка, на своём коврике, я только вышла из ванной, иду к дверям стараясь не наступить на полы халата. По ночам уже прохладно, жаркие месяцы внезапно остались позади. Скоро листья желтеть начнут… Открываю дверь, а за ней Юрка. Я привыкла уже к нему за две дачные недели, слишком сильно привыкла, и теперь так видеть его рада, что сердце щемит.

— Ты как?

Он чуть лоб нахмурил, так, словно думает о чем-то тяжёлом, возможно даже неприятном, но таком важном, что никак не отложить. Мне пальцем провести хочется, эти морщинки сгоняя.

— Хорошо, — подумав ответила я.

Ну не рассказывать же ему, что я полдня рыдала, наверняка ему это неинтересно.

— Знаешь, я тут подумал… насчёт нашего поцелуя. Ты сказала — неправильно. И да, ты права. Но он же уже был этот поцелуй, верно? Следовательно место в раю нам уже не светит. Так что…

И шагнул вдруг в квартиру. Дверь не заперли, даже как-то не подумали об этом — некогда. Потому что… я видела, знала, что вот сейчас он меня снова поцелует. Не так, как утром, когда я так охренела от происходящего, что едва не умерла. Нет, он поцелует меня сознательно… И я могла бы сказать нет, чего греха таить. Сомневаюсь, что Юрка бы меня изнасиловал. Но вместо этого говорю себе — возьми себя в руки, дура! Следующего поцелуя точно не будет. Ты целовалась с мужчинами сотни раз! Тебе это нравилось даже… не смей впадать в ступор!

Но Юрка не спешил. Он дал мне время. Сначала коснулся моих рук. Провел пальцами по ладоням, запястьям, скользнул к локтям, увяз в пышных рукава халата. Едва коснулся моих скул, вынудил меня приподнять подбородок. Смотрю теперь в его глаза — близко… так близко, что невыносимо.

— Сейчас я тебя поцелую, — предупредил он. — Даже если потом об этом буду жалеть.

И поцеловал, не дожидаясь какой-либо моей ответной реакции. Мягко коснулся моих губ своими. Вот сейчас я чувствую. Закрываю глаза, вдыхаю его запах. Немного табачного дыма, и мне это нравится. Едва уловимые нотки туалетной воды, она терпко пахнет морским ветром. И совсем немного — больницы, в которой он провел последние часы. Мне кажется, если я вдохну глубже я почувствую даже нежный запах младенческой макушки, невесомых прядок на которой он наверняка коснулся.

Но… я делаю крошечный шажок вперёд. Он такой маленький, наверняка каких то пару сантиметров… Но для меня это словно пропасть, страшная, бездонная, в которую я с разбега и без оглядки бросилась. Теперь я ещё ближе к нему. Если бы не дурацкий мохнатый халат, я бы касалась грудью его рубашки. Она — я провожу пальцем по плечам, чуть шершавая…


Он целует меня легко, невесомой почти, я тону в этом поцелуе, он кажется мне облаком, которое такое лёгкое и пушистое на вид, но на деле это туман, в котором можно целиком сгинуть. Я бы не решилась на большее, но Юра вынуждает меня приоткрыть рот, впустить в себя его язык.

Мои колени тут же решили, что самое им время подогнуться, но Юрка буквально подхватил меня, не давая упасть. Целует меня, держит крепко, приподнял, удерживая за задницу, посадил на тумбу, с неё ключи посыпались и гулко упал зонт…

— Теперь тоже неправильно, — сказал он, с трудом от меня оторвавшись. Прислонился к моему плечу, дышит шумно, я чувствую, как на его виске бешено пульсирует жилка. — Но, хотя бы, как следует…

Глава 22. Юра

Груз на моих плечах стал тяжелее в сотни и тысячи раз. Странно, но… мне стало легче. Словно он невесомый стал, этого груз, который никуда не делся. Губы гудят, которыми я Владку целовал, руками, кажется, до сих ощущаю пушистый ворс халата, под которым прячется её тело. И так хочется потянуть за пояс, развязать, позволить ткани упасть с плеч…

На то, чтобы оторваться от Владки уходит буквально весь запас моей силы воли. Как то далеко уже мысли о том, что она сестрёнка моей жены. Что саму жену я чуть не сутки не видел… и да, у меня же жена есть… Я бы плюнул на все это, понял я с отчаянные безрассудством но… в ней внутри ребёнок. Ребёнок, которого едва не проткнули иглой на моих глазах. Секс после такого вмешательства это просто преступление по отношению к ребёнку, хотя… мне так хочется гладить её живот, уже заметно округлившийся, целовать его…

Говорю себе — ещё минута. Вот минуту позволю себе обнимать и целовать её, пробуя на вкус, позволю себе наслаждаться её телом, которое я позволил себе трогать… Всё равно в пропасть уже прыгнул, что толку от моих страданий? Лети теперь, наслаждайся видами…

Я отстранился от неё за секунду до того, как крышу сорвало окончательно. Смотрю на припухшие губы, грудь, что под складками халата ходит ходуном, и сам дышу еле-еле, со свистом заставляя лёгкие работать.

— Только не говори ничего, — предупредил я сращу, едва речь ко мне вернулась. — Просто помолчи. Сегодня за все несу ответственность я. Хорошо?

Влада секунду помолчала, затем кивнула, а я все смотрел на её губы. До боли хотелось остаться. Но… Разве смогу я быть рядом с ней и не тянуть руки к тому, что уже раз распробовал? И да, у меня жена есть, которую я сутки уже не видел, которая не позвонила мне ни разу, хотя телефон включён. Справедливости ради — и я не звонил ей. И привычно думаю — надо напомнить, чтобы поздравила Наташу. Я всегда напоминаю о существовании своей семьи, а свою семью, в лице Влады Юля просто отсекла.

— Может, чаю? — вдруг нейтральным голосом спросила Влада. — С вареньем…

И засмеялась. Прибежал Куджо, который очень любил смех своей хозяйки, который слышал так не часто. Закружил между нами, крутя хвостом баранкой и буквально повизгивая от восторга. Я не выдержал и засмеялся тоже.

— Завтра, — обещал я. — Завтра будем чай пить. С вареньем.

Вытолкал себя из квартиры усилием воли. Мозг лишился остатков разума на пару с членом. Ладно член, от него я не ждал моральной подложки, а вот голова… Так и слышу шёпот — Юра, ты хочешь варенья… Просто безумно. Малинового ли, из смородины, насрать — только бы сидеть на её кухне и не уходить. А потом вспоминается тело, которое я так и не успел изучить толком, просто не дал себе возможности сделать это, нежная выпуклость живота… Бежать надо, пока не натворил дел.

Вышел, словно пьяный. Состояние такое странное, эйфория пополам с отчаянием. Вроде катится мир хрен пойти куда, а хорошо… и ещё лучше может быть. Только — нельзя. Выбил сигарету из пачки, закурил, едва за мной дверь закрылась, прислонился к ней спиной, убеждая себя, что нужно уходить, вот сейчас же, немедленно. Сигарета закончилась до обидного быстро, вспомнил я про неё лишь когда задымился гарью фильтр. Бросил на пол, растоптал. Вот теперь уходить нужно точно.

— Юр? — из-за тонкой двери, тоже нужно менять, хотя лучше менять саму квартиру. — Стоишь?

— Стою, — согласился я.

— И я стою… если хочешь, можешь остаться. Чай…

— С вареньем, — продолжил со с вздохом. — Очень хочу. Но… я завтра вернусь.

Оторвался уже от этой двери проклятой, сбежал по лестнице

Спускаюсь по ступеням, напрочь забыв про лифт, и потряхивает буквально. В данный момент я пьян, Владой пьян, своим отчаянные безрассудством. Мне столько лет твердили, что я хороший… родители, бабушка с дедом, даже все женщины что у меня были, что я и сам в это поверил. Так вот — ни хрена я не хороший. Открытие сомнительной свежести.

Уже на первом этаже сталкиваюсь с Игорем, про которого даже не вспоминал. Тот, кто был бы моим тестем, если бы ему хватило сил вернуться и сражаться за своих детей. Наша короткая, некрасивая драка нас не объединила. Смотрим друг на друга оценивающе. И кажется, что он видит, как низко я пал, словно клеймо на мне горит. И хочется крикнуть — Ты не имеешь права осуждать! Потерял его, когда бросил больную жену и двух маленьких дочек. Но… Игорь просто молча вызывает лифт, а я прохожу мимо.


Думаю о том, волновалась ли Юля. Мне стыдно, что я так редко о ней вспоминаю. В квартиру вхожу с опаской. Но там так… обычно. Тихо. Знакомо все. Словно и не происходит ничего. И Юля в аккуратном домашнем платье, с лёгким макияжем будто и не заметила моей пропажи.

— Я дома не ночевал, — сказал я.

— Я заметила.

Молчу, не знаю, что сказать. Юлька помешивает чай. Пьёт она его без сахара, но все равно мешает… А потом я вспоминаю Игоря. Девочек, что так запутались и не знают, что делать теперь и как жить. И внезапно понимаю…

— Юль, — говорю я в её спину. — Что бы не случилось, я буду отцом нашему ребёнку. Как бы не повернулась жизнь… Я хочу быть хорошим отцом. Хочу быть рядом, когда ребёнок будет во мне нуждаться. Хочу держать его за руку, когда он будет учиться ходить. И потом… всегда незримо подстраховать.

— Ты меня к чему-то готовишь? — равнодушно спросила Юля.

Обернулась. Ложку положила на стол, с неё стекла неряшливая чайная капля. Пожалуй, только это говорит о том, что моя жена не в своей тарелке, обычно она такого не допускает — дурной тон. Я ищу следы слез. Того, что ей не по себе. Что ей страшно, плохо. Нет, я не садист. Просто я ищу хоть что-то, что говорило бы о том, что ей не все равно. Ищу и не нахожу, только капля, чёртова капля чая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍