— Например?

— Ты нашёл себе женщину способную рожать детей без многомиллионных затрат и отказываешься от нас?

Я закрыл глаза. Ю-Ю. Так Юлька подписывала открытки, которые дарила от имени нашей семьи. Мы же и правда были. Не она, не я. Мы. Когда все сломалось? А теперь вот она, вот я, вот мечты о ребенке, вот ребёнок в животе у Влады… он есть, но он неподходящий.

— А есть мы? — устало переспросил я.

Господи, как мне не хотелось делать ей больно. Той, которая столько лет провела со мной рядом, в одной со мной постели. Которой клялся, что не уйду и не обижу. И да, я сам в это верил… и не хочу обижать, но так больше не могу. Почему именно сейчас все случилось? Почему не раньше, не позже?

— Мне звонили из клиники. Результаты послезавтра утром.

Значит, знает уже… и мне должно быть стыдно, что все провернуто за её спиной. Но на стыд сил тоже нет. Принимаю душ, почти не чувствуя температуры воды, бреюсь, вдруг понимая, что ещё немного — и борода. Лезвия острые, безопасные, лучшие, но я умудрился порезаться. Причём заметил я это только, когда алая линия расчертила щеку, а потом кляксой упала и расплылась в раковине. А боли — нет. И думаю о Владе…

В моем кабинете накурено. Открываю окно, пытаюсь заманить ночную свежесть внутрь. О том, что есть сплит система тоже не вспоминаю. На диване подушка, скомканное одеяло, белеют в темноте, ждут меня. Ещё две ночи, две, а потом придётся принимать решение. И Юле, и мне, и Владе. И от этого — страшно.

— Наталья родила, — сообщаю за завтраком. — Девочка.

— Я отправлю ей цветы.

Интересно, вложит ли она в букет открытку с пресловутыми Ю-Ю? Я сбегаю на работу. Там все просто и понятно, там можно ждать, когда же наступит вечер, ехать к Владе, пить чай, смотреть на её губы, вспоминать, как податлива она под моими руками. Думать о том, что просто не будет, какое бы я решение не принял. Каждое — как Дамоклов меч.

А Влада гуляет с собакой. Сначала я поднимаюсь, звоню в квартиру, но она пуста. Владка в парке. Пёс, одновременно страшный и милый носится кругами и с азартом ломится в каждые кусты, его хозяйка сидит на лавочке и читает книгу. Пытается читать. Я останавливают чуть в стороне, наблюдаю незамеченным несколько минут. Влада смотрит на страницы, не перелистывая ни одгу, взгляд её скользит беспорядочно. Затем находит взглядом собаку, чуть улыбается, возвращается к книге. Ей тоже страшно.

И весь этот вечер я ни делаю ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова не говорю. Мне кажется, чуть оступись, и Влада уже в моих объятиях, а этого… Этого я не хочу и одновременно желаю до безумия. Разнополярность моих желаний выматывает. Единственное, что позволяю себе, это коснуться её запястья на прощание. На нем — верёвочка с узелками, которая обещает одноразовую удачу. Удача, на которую казалось бы глупо надеяться, но как хочется…

— Завтра, — сказала Влада.

Да, завтра все решится. Уже и хочется этого завтра, несмотря на то, что страшно. Пусть хоть какая-то определённость настанет в жизни. А потом… потом буду решать другие вопросы.


Завтра, наступило слишком быстро и вне зависимости от моих желаний. Было оно хмурым, совсем холодным, сердито моросило с неба дождём, завывало на все лады ветром. Спина болела, левая рука затекла так, что пришлось долгих пять минут разминать её, морщась от боли, которая кололась сотней иголочек.

В квартире пахло кофе, но она была пуста. На столе записка — встретимся в клинике в десять. Я кивнул, хотя никто не мог видеть моего согласия. До назначенного времени успел съездить в офис, а затем, конечно же, за Владой. Она была готова и ждала меня. Я считал, что её присутствие естественно, нормально. Но…

— Юр, — позвала меня сразу Юля. — На минутку, пожалуйста.

Да, она полностью привела себя в форму. Глядя на неё сейчас невозможно догадаться, что ещё несколько недель назад ей сносило крышу. Что Юля умеет делать, так это держать себя в руках. Я оставил Владу и пошёл за женой, не предполагая даже, что она хочет мне сказать.

— Юр… зачем ты её привёл? Я не думала, что ты так поступишь.

Я даже опешил на мгновение. Может, я просто неправильно понял?

— В смысле?

— В прямом. Это наш ребенок. Мой и твой. Она не должна присутствовать в такие моменты. Это… слишком личное.

Я глубоко вздохнул — главное, спокойствие. Задержал воздух в лёгких подольше, жаль, не дым сигаретный. Выпустил.

— Слишком лично, — ответил я. — Засовывать своего эмбриона в другого человека. Владу привёз я, увезу тоже я, и ни смей ни словом, ни взглядом её обидеть.

— Как все серьёзно у вас! — крикнула Юля вслед.

Плевать. Главное узнать результаты, главное, что Владе ничего не ляпнула. Владу я стараюсь собой загораживать, словно прячу её от жены. Юлька хмыкает, а я Влада словно и не замечает — вся в себе. В какой-то момент Владу увлекли в соседний кабинет, Юлька шагнула ко мне. Маленькая такая, со всех сторон родная, и одновременно — совершенно незнакомая.

— Если ты её уже трахнул, — словно между делом заметила она. — Влада может вообразить, что это её ребёнок.

— Она беременна.

— Пффф… беременность — не болезнь.

Да, потому что ты не видела этой иглы. Страха в её глазах не видела, дрожащих рук. Не удивлюсь, если ты знала все, знала и все равно не пришла. Но дверь открывается, входит врач, он бережно придерживает Владу под руку.

— Если все в полном составе, — говорит он. — Не вижу смысла тянуть дальше.

Юля, как бы не храбрилась, побледнела. Влада сцепив пальцы, опустила взгляд, пряча свои эмоции. Я пододвинул стул и сел между двумя сёстрами.

— У меня несколько новостей, — продолжил врач. — И хорошие, и плохие, и… средние.

— Давайте с хороших, — поторопила Юля. — Скорее.

— Ни одного синдрома у плода не обнаружено, поверьте, мы проверяли тщательно. Это безусловно хорошая новость. Плод очень крупный, не все его кости развиты… пропорционально, поэтому риск был велик. Но… не все так гладко. У плода имеется несколько сращений костей. Одна из костей свода черепа — скафоцефалия, лучевой кости. Есть подозрение на диафрагмальную грыжу. Это когда часть внутренностей не удерживается в брюшной полости и сдавливает лёгкие.

Мы молчим. Все трое молчим, хотя четверо — доктор тоже. Ему проще, он хотя бы знает, о чем говорит. Я могу только догадываться. Все эти слова звучат страшно, их слишком много для одного маленького создания, движение которого я смог почувствовать ладонью. Мне нужно знать точнее.

— Если бы все эти пороки развития не сочетались, я бы настаивал на родах. Всё это излечимо. Диафрагмальная грыжа может доставить хлопот, но при своевременном вмешательстве вы забудете о ней через пару месяцев. Хороших хирургов я знаю. Последствия сращения лучевой кости можно максимально выровнять к шести годам жизни ребёнка. Скафоцефалия в наше время успешно лечится, у вас сращен лишь один участок шва, операция неизбежна, но исход благоприятный. Решать только вам. Задавайте вопросы.

— Вы можете гарантировать, что ребёнок будет умственно полноценным?

Вопрос от Юли. Я, если честно, именно об этом ещё не думал. Я думал о том, способен ли маленький ребёнок вынести столько боли, сколько принесёт ему возможное лечение. А врач улыбнулся грустно, развёл руками.

— Я атеист, — сказал он. — Но порой так и хочется сказать — все в руках бога. И совершенно здоровые дети, рождённые после идеальных беременностей порой оказываются умственно неполноценными. Гарантии я вам дать не могу, и не собираюсь этого делать.

— Мне нужно подумать, — сказала Юля. — Подумать и поговорить с вашими хорошими хирургами.

— У меня ещё час времени для вас. И имейте ввиду — во всем остальном ваш ребенок развит идеально. Он крупный и подвижный. Но… принимать решение только вам.

— Сутки. Мне нужны сутки. И да, решение принимать только мне.

Юлька пододвинула к себе стопку бумаг и принялась внимательно их изучать, периодически забавная вопросы вполголоса. А я смотрел на фотографию. Юля схватилась за документы так яростно, что фотография, распечатанная на тонкой бумаге просто слетела и спланировала мне под ноги. На ней — мой ребёнок. Даже удивительно, живота у Влады почти нет, а ребёнок внутри НАСТОЯЩИЙ. Я вижу растопыренную пятерню, словно малыш тянется схватить что-то. Округлый лобик, чёткую линию носа. Даже видится вдруг, что нос — мой. Только маленький совсем. Ребёнок кажется совершенно нормальным, здоровым и очень беззащитным. Думаю вдруг, а кто мы такие? Какое мы имели право буквально насильственно заставлять тебя жить, а теперь решать оставить тебя или утилизировать?

Из моих мыслей меня выдернул всхлип. Повернулся мгновенно к Владе. Нет, не плачет. Руку прижимает ко рту, глаза — круглые. Сейчас её вырвет, понимаю я, мы это уже проходили. Помогаю подняться, веду прочь, я помню, где ближайший туалет, плевать, что служебный. Стою, прислоняюсь к стене. За дверью характерные звуки — Владу выворачивает. Чуть дальше по коридору другая дверь, приоткрытая. Из-за неё доносится голос Юли, которая взвешивает шансы нашего ребёнка.

Глава 23. Влада

Куджо здесь не нравилось. Но терпел он стоически. Мне кажется, этот мудрый маленький пёс решил, что его дом — это я. А к стенам привязываться не стоит, они постоянно меняются. Стабильным остаётся лишь одно, хозяйка, только пузо у неё день ото дня круглее…

Все случилось слишком внезапно. Я говорила себе, что готова ко всему. Жизнь подготовила… Я получила сразу две новости. Первая — малыш болен. Вторая — он сможет жить, он не безнадёжен. Но… В глазах Юли мне чудился приговор. Она озвучивал цифры, шансы ребёнка таким сухим голосом, что мне стало плохо в буквальном смысле. Меня рвало в больничном туалете, и думалось, я не судный завтрак исторгаю, а нахер, выблевываю всю свою жизнь.