— Всё будет хорошо, — обещал Юрка.

Но мне не пятнадцать лет, не десять, не пять. В верю в только то, что делаю сама. Ждать чего-то от других, дохлый номер. Любви я ждала, так сильно, что себя за этим желанием не видела. Что я получила? Юлю, которая не стала мне ближе. Нет, в каком-то смысле безусловно стала, мы ща последние месяцы виделись чаще, чем за предыдущее десятилетие. Я получила два поцелуя Юры. Ни об одном из них я не жалею, но чётко понимаю — ворованные. Когда все закончится, он уйдёт со своей красивой маленькой женой, чем бы это закончилось.

В тот день Юля позвонила мне вечером. Её контакт я разумеется, разблокировала, сразу, как закончилась безудержная храбрость, яростная и скоротечная. Позвонила. Она молчит и я молчу. Я жду, а она, наверное, ищет слова.

— Я была у всех, — сказала она наконец, когда я готова была взорваться криком, только бы эту тишину не слушать.

И снова замолчала, нет сил уже ждать слов.

— И?

— Если бы это была девочка, Влад…

Мне не стало плохо. Меня не начало тошнить от страха. Я аккуратно села в кресло. Живот напрягся, а потом расслабился. Главное, дышать, главное — спокойствие. Сижу, слушаю Юлю. Она говорит о том, что операций будет слишком много. Что малышу будет больно и тяжело. Думаю — а умирать разве не больно? Он же есть, этот ребенок. Во мне, я его чувствую. Его движения лёгкие и хаотичные, но пройдёт пара-тройка недель и они станут сильными и уверенными.

Только… не будет у него этих недель. Интересно, он умрёт сразу или родившись ещё несколько долгих минут будет страдать, не в силах понять от чего мир так жесток? Почему выгнали из тёплого гнездышка во враждебный мир, полный воздуха, который несёт гибель не развитым ещё лёгким? Дадут ли мне подержать его стремительно теряющее тепло тельце? Или унесут сразу, ведь я никто, я не имею права… инкубатор просто.

— Юль, — сказала я, когда она устала говорить и заткнулась. — Ты же понимаешь, что ту, погибшую девочку уже не вернуть? И не заменить. Это разные дети, Юля.

— Нет никакой связи, — сухо ответила она. — Никакой. Если только в твоём воображении. Не стоит искать двойное дно там, где его нет. Просто я очень хотела дочку. Любую, главное — свое. А мальчик калека… Мне показывали фотографии, Влада. Рука может остановиться в развитии и просто усохнуть.

Все это были только слова. У Юли было много денег, а у Юрки — и того больше. Нет, я никогда не завидовала ничему благосостоянию, я просто радовалась когда могла покрыть ипотечный платёж и оставалось немного. Мне не нужно было многого. У меня были пятницы, у меня были танцы до упаду и маргарита. Мечты о любви, которой не могло быть. Мне… хватало. Пусть не на счастье, но на жизнь точно.

А ведь деньги… они многое могут. Они могут помочь маленькому мальчику стать здоровым. В конце концов, зачем ещё нужны эти деньги, эти миллионы сраные, солить их что ли?

— Ты передумаешь, — вдруг поняла я. — Ты снова поймёшь, что ошибалась, когда станет поздно.

— Пусть это будет на моей совести.

— А Юрка?

— Вряд-ли ему это понравится… но моё мнение играет самую большую роль. Да и потом — мысли у Юры сейчас текут в другом направлении.

— В каком?

Юлька многозначительно хихикнула и сбросила звонок. Я на телефон смотрю и думаю, может, она знает, про наши полтора поцелуя? Может наказывает так? Но… разве это соизмеримо вообще? Куджо прижался к ногам, словно чувствуя мой страх. Дальше я поступила не рационально. Вскочила и заперлась на все замки. Потом вспомнила, что у Юры есть ключи… нет, я ему доверяла, но вдруг Юля выкрала их и сделала дубликат? Я пододвинула к дверям комод. Тот, к слову, совсем не тяжёлый, потому — мало защищающий. Потом придвинула два стула. Баррикада вышла так себе, а учитывая, что у меня из еды дома в основном варенье, долго я в осаде точно не вытяну.

И потом… закон наверняка на стороне матери, настоящей, биологической. И вряд-ли я смогу доказать, что вовсе не хочу воровать ребёнка, а просто дать его матери ещё время. Она передумает, точно передумает, а потом с ума сойдёт.

Странно, но я, столько ревевшая в последние месяцы по поводу и без сейчас была удивительна спокойна. Паника тихонько текла по венам, но пока не бурлила кипящей лавой. Я думала. Деньги у меня были, но не сказать, что много. Как я уже говорила, у меня никогда не было цели откладывать — зачем? Вот теперь я об этом жалела. Ибо сформировалась до жути простая идея, просто… спрятаться. На пару недель. Идти, кроме как на дачу к Юрке было некуда, но прятаться там явно глупо. Теперь Юля будет рвать и метать, потому что я украду у неё целого ребёнка… По крайней мере она так будет считать. Поэтому там точно достанет. Нужно далеко. И готовиться к тому, что у меня будут проблемы.

Когда в дверь позвонили я испугалась. Вдруг Юля не стала давать нам с малышом и малейшего шанса, и все решится слишком быстро? Даже к глазку боялась подойти. А когда решилась, пришлось сначала лезть на табуретки и комод — баррикада… За дверью стоял Игорь. Я выдохнула и открыла, попутно поняв, что я — редкостная дура. Дверь открывалась наружу, и теперь я предстала перед соседом сидящей на комоде сразу же за порогом. Баррикада и правда получилась неважной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— У тебя все хорошо? — поинтересовался он, и почти сумел сделать вид, что все в порядке, он не удивлён.

— Займи мне денег, — с ходу ошарашила я. — Я отдам, у меня через несколько месяцев будет два миллиона.

— Хорошо… А сколько нужно?

Снял меня с комода, помогал затолкать его обратно в комнату, запер дверь. Сам поставил чайник, цокнув, осмотрел батарею баночек с вареньем, открыл первую попавшуюся, отрезал кусок булки, намазал толстым слоем. Налил чая огромную кружку, и заставил меня его выпить и булкой заесть. А потом велел.

— Рассказывай.

Вот с чего начать? С того, что всегда семьи хотелось? Обычной, с мамой и папой, собакой, которая лает по выходным на прохожих в окно и выспаться не даёт. С бабушкой, которая словно из мультфильма, мягкая и добрая. С сестрой… С которой разговаривая не подбираешь мучительно слов. А потом о том, что в мечты, по мере взросления включился и муж. Только… муж сестры. О слепой и дурацкой любви затянувшейся на годы. О том, что совсем недолго, всего три дня, но семья у меня была. Ванька. Маленький

такой, пальчики, ноготочки, слишком большая шапочка сползающая ему, недоношеному на лоб, прозрачные трубки капельниц. Врачи, говорящие о том, что шанс есть. Но только в том случае, если Ванька хоть немного наберёт вес. Оперировать его сейчас — убийство. Вес набрать не вышло, покалеченное сердечко отказало раньше.

Торопливо, сбивчиво говоря, вдруг думаю, что мальчик в моём животе, он почти, как Ванька. И что он умрёт, если ему не помочь. Кто знает, может, если бы тогда врачи рискнули, был бы у меня сейчас свой личный мальчик, сын… я бы с трудом будила его по утрам в садик и со страхом думала — скоро школа. А по ночам целовала в тёплую макушку и таяла от нежности… Я боялась, что Юля проецирует судьбу первого ребенка на второго, но сама занималась тем же.

— Ты его любишь? — спросил Игорь.

— Да.

Признание далось удивительно легко, учитывая, что я носила его в себе двенадцать лет, даже не рассчитывая на то, что когда-то произнесу вслух, пусть и соседу. Я смирилась с тем, что моя любовь грязная и ненужная. Я привыкла к тому, что о ней не узнают.

— Ты хочешь украсть этого ребёнка?

— Нет. Я хочу его спасти.

Игорь задумался. Я тоже. Я думала о том, что Юля будет в бешенстве. Зато… у неё будет ребёнок, которого она так хотела. Думала о том, будет ли меня искать Юра.

— А почему ты не обратишься к этому Ромео?

— Он… её любит, — это признание в отличие от первого далось непросто. — У них сейчас трудности, но вообще они идеальная пара. Ю-Ю. А я просто забытая родственница и инкубатор по совместительству.

Я даже не верила в то, что он согласится. Чужой человек, неведомо каким ветром прибитый к моему порогу. Он очень устал, сейчас я видела это чётко. Морщины обозначились чётче, отливала пепельным седина в волосах. Зачем я нужна ему со своими проблемами. Но…

— Собирай вещи, — вдруг сказал он. — Прямо сейчас поедем, вдруг утром прибудет аборт-бригада с выездом на дом. Псину твою в машине не тошнит?

Я ошарашенно покачала головой — нет, не тошнит. А вот меня да, бывает, но это уже другая история, об этом же меня не спрашивали. И как-то нелепо и быстро все происходит, он даже не денег даёт, он хочет со мной ехать… Подумать бы — а вдруг маньяк? Но… не думается. Обо мне никто никогда не заботился, может мама только, но я этого не помню. И сейчас во мне борются надежда и неверие. Сижу и глазами хлопаю.

— Ну, чего расселась? Будем спасать наследника или нет?


Я спохватилась и вскочила со стула. Будем, конечно, ещё, как будем! И плевать, что там дальше будет, разберусь, как-нибудь. Мне бы вот только пару недель выиграть, чтобы Юлька тараканов в голове разогнала.

— Но я Юре напишу, — проявила бдительность я. — Что с тобой еду. А то вдруг ты маньяк.

Игорь громко, с удовольствием рассмеялся, и словно снова помолодел. И Куджо замельтешил между нами, радуясь нашему хорошему настроению. У меня и правда поднялось, у меня появилась вдруг надежда, что вот этот ребёнок — не умрёт. Не позволю. И я запихивала вещи в сумку вперемежку, даже не глядя, только бы и правда скорее уехать.

— А зачем тебе это? — спросила я выходя из квартиры.

— Считай, грехи замаливаю, — бросил Игорь, запирая квартиру. — Давай сумку, куда потащила, беременная…

Так я оказалась в его автомобиле. Пыльный, приземистый и одновременно грозный. В нем пахло кожей и сигаретами, и то, и другое мне нравилось. Куджо устроился на заднем сиденье и прилип носом к стеклу. Наверное, думает что мы снова на дачу едем. А я даже и не знаю куда, без разницы, только бы выиграть время. Юрке звонить не стало — страшно. Просто написала, а потом выключила телефон. Думаю, Юрка бы начал кричать. Не за то, что уношу его ребёнка в животе, а за то, что еду в неизвестность не пойми с кем…