Домой возвращаемся поздно, так поздно, что даже Куджо, который обожает прогулки устал и ворчит недовольно. Ещё бы, его короткие ножки для такого не приспособлен, и мои то ноют… Стоим на лестничной площадке, прощаться нужно, домой не пригласить, там, на минуточку — самый настоящий папа.

— Я ночью улетаю, — говорит Юра. — Там… дела. И работа, и клиника… ты можешь вернуться со мной, тебе ничего не грозит.

— Через пару недель, — обещаю я.

Знаю, что уедет, прощаться не хочется, вдруг понимаю, что держу его за рукав, выпустить боюсь. Хочу забрать Юрку к себе, в этот чужой город, купить квартирку на мансарде, засыпать, уткнувшись в его плечо, и просыпаясь пить с ним кофе глядя на сонный город. А там, дома… там его отберут у меня. Поэтому и держу, не выпускаю.

Ребёнок чувствует моё волнение, упруго бьёт ножками так, что я даже поморщилась. Беру руку Юрки, кладу её на живот, пальто расстегнуто. Юрка прижимает ладонь крепко, целует меня, я плавлюсь. Целую его, как в последний раз, а возможно и в последний, и мечтаю его руку просто взять и передвинуть чуть ниже. Мне — можно. Доктор, который не знает, что ребёнок во мне не мой, со смехом сказал, что не только можно, даже нужно. Если все протекает настолько отлично, зачем себя ограничивать? Главное осторожно, откинув в сторону камасутру….

— Ты правда вернёшься?

Он кивает и снова меня целует. А я думаю — нужно будет сделать это. Заняться… с ним сексом. До тех пор, пока не вернулись, пока все не сломалось возвращаясь на круги своя. Прижимаюсь к нему, между нами бьётся ребёнок, его губы на моих — идеально, запретно, неправильно…

— Ты на часы смотрела?

Игорь стоит в дверях. Курит, смотрит недовольно. Волновался, наверное… в принципе, я его волнение понимаю, телефон то я выключила, а вот Юрка сжимает зубы. Они не нравятся друг другу, хотя, не удивительно. Для Игоря Юрка подлец, который бросив одну его дочь в другом городе, тискает здесь дочку младшую… Для Юрки Игорь человек который вычеркнул из своей жизни целую маленькую семью и исковеркал наши судьбы. Такие вот у меня мужчины.

— Иди к папочке, — говорит Юрка. — Я в пятницу вечером вернусь.

Отпускаю его руку, Игорь смотрит, и не поцелуешь на прощание… Хотя, сколько уже можно целоваться? Юрка спускается по лестнице, слышу его шаги, прижимаю холодные руки к горящим щекам — Господи, весь день целовалась с мужчиной, ребёнок которого в моем животе!


Глава 26. Юра.

Я опротестовал решение консилиума, который собрала Юлька. Не знаю, откуда она взяла столько врачей, которые были готовы буквально ей в рот заглядывать, но стоило помнить, что в этой каше она варилась уже несколько лет, и втюхала в местную медицину несколько миллионов точно. Она знала в лицо и по имени каждого мал-мальски толкового специалиста.

— Тебя три дня не было, — обвинила она меня, приехав в квартиру Влады. — Ты же знаешь, где она, да?

— Знаю, — признал я. — С некоторых пор.

Юлька сунула в рот кончик пальца, чуть прикусила ноготок, потом одумалась — маникюр же идеален. Негоже портить его своими нервами.

— Ты поступаешь неправильно, — обвинила она. — Юр, мы столько лет были одним целым.

— Просто дай мне развод, Юль.

Мне было жаль её, не смотря, ни на что. Но и жить так я больше не мог. Следовало чётко разграничить, где заканчивается любовь, и начинается жалость. И получалось так, что моя любовь исчерпалась полностью. Невероятно, больно, даже стыдно, но так. И решившись на прекращение нашего брака я больше всего боялся, что жалость одержит верх, слишком много её было.

— Ты не даёшь мне нашего ребёнка, а я не дам тебе развод, — мило улыбнулась моя ангельская жена.

Я ещё не говорил Владе о том, что начал бракоразводный процесс. Причина в том, что он зашёл в тупик. Российское законодательство имело на наш случай категоричный ответ — нельзя развестись с беременной женщиной без её на то согласия. Юлька не беременна, но справку о беременности нашим ребёнком принесла… Плюс попыталась вменить мне похищение ребёнка. Ей было популярно объяснено — плод не ребёнок, его невозможно похитить. Он приложение беременной. Легче не стало. Боюсь, своим нетривиальным случаем мы обескуражили весь город, начиная от министерства здравоохранения, заканчивая полицией и мировым судом. Я радовался, что Влады здесь нет и вся эта катавасия её не коснётся, но дико скучал.

— Мы зашли в тупик, — признал я и развёл руками.

У моих юристов пока только один ответ — дождаться рождения ребёнка и лишить Юлю родительских прав. Но это слишком, слишком жестоко. Я все ещё надеялся прийти к мировому соглашению, а беременность, тем временем, перевалила за зенит, больше двадцати недель уже… подумать только — ещё немного, и рожать, а казалось ведь что впереди уйма времени.

— Так только кажется, — прошептала Юля. — Мы же знаем, что нужно делать дальше. Юр, признай, что годы, проведённые вместе так легко не откинуть.

Зато можно откинуть лёгкий плащ, что Юля и сделала. Под ним — одно белье. Тонкое, кружевное, невесомое. Моя жена не только невероятно красива, она ещё и сумасшедшая на всю голову. Шагнул ко мне, потянула рубашку, высвобождая её из брюк. Сама дышит тяжело, грудь вздымается, розовые соски просвечивают через кружево.

— Юль, — отстранил я её от себя. — Не нужно. Не стоит унижаться.

— А что делать? — закричала она. — Ты скажи мне, что делать? Я же все теряю, жизнь просто ускользает между пальцев, как долбаный песок!

Я обнял её, не мог не обнять. Она ревела мне в рубашку, а я гладил её по плечам, свою родную, и уже такую чужую девочку. Я мог бы дать ей все, не только себя и ребёнка, вернуть иллюзию счастья, но… не хотел. Я вернул её плащ на плечи и отвёз её домой. По дороге она не сказала ни слова.


А потом в аэропорт, размышляя по дороге, насколько я отчаялся и низко пал. Отверг родную жену, лечу к её сестрёнке, и все кажется, что самолёт летит медленно. Влада все же подключила местную сим карту и теперь я хотя бы мог общаться с ней в режиме онлайн, а не когда она сподобится телефон выключить. И она ждала меня. Стояла, кутаясь в пальто возле подъезда, даже без собаки своей. Правильно, чего ночью пса мучить.

— Привет, — поздоровался я, и поцеловал коротким поцелуем. Губы — холодные совсем. — Давно стоишь?

— Нет, — солгала она и улыбнулась. — Пошли скорее, а то ночь, а у кого-то не реализованные отцовские инстинкты…

И посмотрела на светящиеся наверху окна. И правда, стоит поспешить, Игоря, по вполне определённым причинам я не выносил, но старался отдать ему должное — Владку от сестры он спрятал куда лучше меня. Я, к сожалению, не мог отдаться ситуации весь целиком — меня дёргал и в разные стороны.

— Куда пойдём?

— Я столик заказал в ресторане.

Владе пить нельзя, я не пью из солидарности, хотя устал так, что от бокала виски бы точно не отказался. Но вдруг оказывается, что без алкоголя ещё интереснее. Смешнее, веселее, разговоры глубже. Уходить не хочется, да и в кои-то веки мы без Куджо, который выступает нашей дуэньей. Владу ждёт квартира отца, меня гостиничный номер, который пусть и люкс, но кажется чертовски холодным и неуютным. Но все хорошее подходит к концу, вдруг неожиданно оказывается, что мы последние клиенты и ресторан закрывается, он допоздна работает, но, к сожалению, не до утра.

— Не хочу домой, — говорит Владка. — Я там не очень комфортно себя чувствую. Наверное, ты прав, пора возвращаться. Ещё неделька…

— Гулять холодно, — резонно замечаю я. — Сейчас посмотрю, работает ли ещё что-нибудь.

— Устала. Поехали к тебе? У тебя там есть кофе?

— Есть.

Я смеюсь. Если бы не пузо, то выглядело бы как фирменный подкат. Но пузо — почти двадцать две недели, уже внушает трепет, а то ли ещё будет… Малыш очень крупный, и я не представляю, как худенькая Влада его родит, буду настаивать на кесаревом сечении. Едем в такси — держу руку на животе. Ребёнок, похоже, спит, но мне все равно нравится трогать её живот.

До моей гостиницы добираемся уже на рассвете, который робко заглядывает мед штор, не в силах ещё разогнать тьму по углам. И почему, мне казалось, что здесь неуютно? Очень даже. И тепло, да. Если она рядом. Пьём кофе, которого и не хочется, но она попросила, а я просто за компанию. Целую её, у нашего поцелуя тоже вкус кофе.

Теперь за дверью не бдит гневный Игорь, рядом нет никого, даже Куджо, и я позволяю себе больше, чем обычно. Я в глубоком кресле, Влада у меня на коленях, на ней тёплое вязаное платье длиной по колено, сейчас оно бессовестно задралось. Противиться соблазну положить руку на бедро, на внутреннюю его сторону — невозможно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— В чулках, — говорю я и даже сержусь. Холодно, а она в чулках. Но зато там, выше кружевной резинки голая кожа, бархатистая и чуть прохладная с улицы. — Греть теперь тебя…

— Грей, — смеётся Влада и чуть раздвигает ноги, платье задирается ещё сильнее.

У моего сумасшествия нет границ. Я пытаюсь его сдерживать, но безуспешно. В номере почти темно, я не могу разглядеть даже цвета её белья, зато касаясь руками понимаю — кружево. Чуть приподнимаю Владку, чтобы вытянуть платье из под попы, закатываю его наверх и трезвею. Наверху, ожидаемо вполне — живот.

— Мне можно, — говорит Влада. Я этого не вижу, но догадываюсь — краснеет. — Доктор сказал…

— Тссс, — прошу я. Сейчас на говорит лишнего, начнёт оправдываться, нам обоим будет неловко. — Мы осторожненько. Руки подними.

Она послушно поднимает, я стягиваю платье и отбрасываю его в сторону. На мгновение у меня перехватывает дыхание — она красивая, такая красивая… И даже не верится, что я могу трогать её, целовать… хотя я делаю и то, и другое.