Врач сказал, что прогулки пойдут мне только на пользу, гулять я и собралась. Сашка довёз меня до ближайшего торгового центра, но там слишком много людей доя того, чтобы чувствовать себя комфортно. Слоняться на улице без дела тоже так себе вариант, тем более даже Куджо остался дома — выяснилось, что зиму он не любит и согласен выходить во внешний мир только для с правления нужды. Потом поджимает хвост и просится домой, мелкий негодяй.


— Поехали на кладбище, — попросила я.

Саша, если удивился, то виду не подал. В самом деле, где гулять в январе, как не на кладбище? Единственное, чего я опасалась, так это того, что там не вычищены дорожки, но мои опасения не оправдались, сапожки если и взяли в снегу, то не сильно.


— Не нужно со мной ходить, тут рядышком.

И правда, бабка и так меня не долюбливала, вряд-ли возлюбила сейчас, лучше без посторонних. Я прихватила цветы и пошла. Может, эта маета, тревога которая терзает без остановки немного отпустят, хотя, особо я на это не рассчитывала.

— Привет, — поздоровалась я с надгробьем. — Я снова пришла. Скажешь, дурное семя? Что ничего другого от меня и не ожидала?

— Ничего она не скажет, — послышался сзади Юлькин голос. — Она сдохла. Иногда я прихожу сюда просто для того, чтобы очередной раз в этом убедиться.

Я убеждаю себя — причин для страха нет. Да и Юлька не монстр, она просто запуталась. Но все равно страшно, прогнать этот страх не получается. Внезапно оказывается, что мне тяжело стоять. Наклоняюсь, опускаю цветы, а потом и оседаю коленями в снег. Он холодный, немного приводит в чувство. И правда — чего я расклеилась?

— Она нас вырастила, — напомнила я.

— Ага, сердечный ей за это поклон. Хотя, насчёт семени она возможно была права, к чему я, после знакомства с биологическим отцом все больше склоняюсь. Только наше семя оказалось непросто искоренить, да? Вцепилось в тебя, держится крепко?

— Юль…

Снег такой холодный. Чего мне дома не сиделось? Подумаешь, четыре стены, зато — тепло.

— Не бойся, глупая. Я люблю тебя, пусть и не умею любить. Вот родишь ребёнка, он меня научит…

И… погладила меня по волосам. Затем развернулась и ушла торопливым шагом, по моим же следам. Я сижу и думаю — что это было? И плакать хочется, потому что я тоже её люблю, хочу любить и не умею, и эта не выплеснутая любовь жжёт меня изнутри. А ещё не понимаю, почему ногам так тепло, отчего снег, в котором я коленками стою горячий такой???

— Блядь, — вырвалось у меня. — Дурацкая ты дура, Влада!

Торопливо приподняла шубку — так и есть. Воды отошли. Одно радует — сейчас я не в далёкой стране с Юрой, а так хотелось. И ещё — тридцать три недели, Влада. Без паники. Просто встаём, доходим до машины, всего то две аллеи — пара сотен метров вдоль чужих надгробий. И едем рожать, да. Надо позвонить Юре. Надо позвонить Саше, пусть идёт навстречу… Но как водится — телефон я оставила в машине. Не страшно, идти лишь несколько минут.

Схваток нет, но идти тяжело, тупая ноющая боль долбит куда-то в самый копчик. Намокшие брюки облепили ноги и леденят кожу. Ладно хоть, нет гололёда. Иду, потом останавливаюсь и отдыхаю. Читаю надгробие напротив которого стою — Никифоров Пётр. На фотографии он улыбается, так светло, что несмотря на всю абсурдность ситуации меня тянет улыбнуться в ответ. А ещё — он прожил девяносто три года и я немедленно решаю, что это великолепный знак, что я остановилась отдохнуть именно рядом с его могилой. Всё будет хорошо, нужно только дойти уже до машины.

— Влада Павловна! — кричит Сашка и бежит навстречу, а я думаю, что нужно уже что-то делать с этими отчествами, какая я Павловна, если папа Игорь. — Меня Юлия Павловна вам навстречу отправила!

Подхватывает меня на руки. Сейчас я не думаю о том — Господи, какая я тяжёлая. Я рада тому, что остаток пути мне не придётся топать ногами.

— Я рожаю, — жалуюсь я Саше.

— Я заметил, — отвечает он, и я понимаю и правда — он же меня несёт, а ноги мокрые… — Сейчас быстро вас до больницы довезем.

И правда — быстро. По дороге я успеваю только позвонить Юрке, который тут же начинает паниковать за нас обоих. Пытаюсь его успокоить. Я вдруг понимаю, что все будет хорошо с ребёнком, меня печалит только одно — скорое расставание.

— Ты мог бы сидеть внутри больше месяца, — шепчу я и глажу живот. — Куда так спешишь?


Я спокойна, практически полностью, но тем не менее безумно рада больртчным стенам. Теперь вот точно все хорошо будет, тем более доктор, который принимает у меня роды уже спешит в роддом — выходной был у человека…

— Отставить панику, — бодро командует он.

— Так я и не паникую, — развожу руками я.

— Почему это? — с улыбкой удивился доктор. — Положено, все паникуют.

— Потому что все будет хорошо. Сваток только нет…

— Сейчас все будет.

И передают меня из рук в руки, словно эстафету. Единственное, что меня волнует, так это только то, что воды отошли, а Схваток все ещё нет. Я терпеливо выношу все, осмотры, чужие руки на себе. Я как мантру повторяю — все будет хорошо. А ещё я знаю…что у меня будут сутки. Целые сутки, если повезёт. В этой клинике никто не знает о том, что я суррогатная мама. Юлька не знает о том, что я рожаю. Малыша не заберут сразу, нет. Я надеюсь, что я смогу налюбоваться им, надышаться им, конечно, мне будет мало, всегда мало, но его хотя бы не заберут сразу.

Глава 29. Юра

Наверное, самыми сложными были дни после выписки. У Владки пришло молоко. Так много молока, что я просто поражался откуда столько в маленькой на вид груди? Влада засыпала в слезах, просыпалась в слезах и… молоке. Препараты не помогали, на пятый день после выписки у Влады начался страшный лактостаз, молока прибыло столько, что грудь воспалилась, температура сорок, скорая, больница…

Вернулась она через пять дней. Тоненькая, прозрачная почти, с мешками под глазами, немытой головой, зато без молока и температуры. Сидела, смотрела в угол кухни добрых сорок минут, а мне об стену долбиться головой хотелось.

— Главное, что он здоров, — наконец сказала она. — Почти здоров… Юр, набери мне ванну, пожалуйста.

Потом стало легче. Не скажу, что намного, Влада скорее притворялась, что привыкла к такому положению вещей. Иногда я видел, как она стоит прижав ладонь к совсем плоскому уже животу. Если бы ребёнок не поспешил, то он ещё мог бы быть там.

С моим статусом мы так и не определились, но я пользуясь растерянности Влады окончательно к ней переехал, приобретать другое жилье она отказывалась категорически. От родов оправилась быстро и легко, но мы не занимались сексом. Ночью я просто её обнимал, и просыпался, когда она ревела. Это — каждую ночь. И я не знал как её встряхнуть, не знал этого Игорь, даже Куджо, который вообще не понимал, что с его хозяйкой творится. Я понимал, но не знал, как помочь.

— Юля согласилась на развод, — решился сказать я, когда после родов прошло больше месяца. — Документы уже готовлю.

— И что теперь?

— Наверное, нам нужно пожениться…

Влада равнодушно пожала плечами, словно это её вовсе не интересовало. А затем спросила, она крайне редко спрашивала, пыталась дистанцироваться.

— Как он там?

— Юля говорит, что он само совершенство… набрал килограмм двести за первый месяц. Маленький богатырь. Операция будет через две недели, дальше тянуть нельзя, у него начинается одышка, часто срыгивания.

Следующий пик был во время первой операции, а сколько их ещё впереди будет? Сыну вернули на место сместившийся в сторону лёгкого желудок, слава богу, это нарушение было не таким сильным, каким могло бы быть. До тех пор, пока малыш не вышел из наркоза Влада не сказала и слова. А ночью она повернулась ко мне, первый раз два месяца, раньше словно не замечала, что я сплю уткнувшись лицом в её волосы.

— Ты нужен мне… я не имею права на тебя, но Господи, как ты мне нужен…

Я заново знакомился с её телом. Оно стало таким тонким, невесомым, непривычным… Но оказалось вдруг, что Влада нравится мне любой. Я нужен ей, она нужна мне. Всё просто. Потом, когда все закончилось, я не позволил ей спрятаться обратно в свою раковину, вынудил смотреть мне в глаза.

- Я развёлся, — сказал я. — Мы должны пожениться.

— Какой в этом смысл? Твой ребёнок — там.

— Я не отказываюсь от своего ребёнка, — вздохнул я. — Я буду настолько хорошим отцом, насколько смогу. Но я не могу, не хочу отказываться от тебя.

Влада кивнула, на этом наш разговор окончился. Следующая операция моему сыну предстояла уже в четыре месяца. Господи, он такой маленький, а уже вторая операция… Владу пришлось оставить с Игорем, одну боялся, и с собой не мог — одно из условий Юли никаких встреч суррогатной мамы с ребенком. И плевать, что она его родная тётя…

— У него кривая голова, — паниковала Юля. — Посмотри, раньше это не замечалось, а теперь он растёт и становится видно! А вдруг врачи не смогут это исправить?

— Смогут, — терпеливо отвечал я. — У нас заращен лишь один участок, врачи проводят операции и сложнее.

— А вдруг он будет умственно неполноценным?

— Мы справимся. Юля, ты хорошая мать.

Она и правда была хорошей матерью. Чересчур исполнительной, паникующей, но хорошей. Она так боялась, что не справится, что с ребёнком круглосуточно была няня — квалифицированных медсестра. Я брал ребёнка на руки и все пытался найти кривость его головы. Не находил… Но если и так, мы знали, что нам предстоит много лечения. У нас ещё рука….

Ребёнок полностью оправился от предыдущей операции. Пытался переворачиваться, крутил головой, хватал игрушки и все, до чего мог дотянуться. Я полностью, безоговорочно принял его таким, какой он есть, Юльке было сложнее.