— Привет, — отозвалась Юлька и торопливо поднялась. — Я приехала тебя встретить,

Смутилась, все же. Надо было покашлять может, чтобы она успела прийти в себя, убрать из своих глаз голод, который никакой пищей не утолить. Могу помочь я. Не могу, помогаю… В автомобиле прохладно, работает кондиционер, а мне хочется снова на солнышко, сладко жмуриться… А ещё хочется спросить, а Юра приедет? Он… будет там? Но я боюсь выдать свой интерес. По пальцам можно пересчитать все наши встречи с мужем сестры, с чего бы мне его ждать? Я терплю, и вопросов не задаю.

— Представляешь, — произнесла я, чтобы разбавить тишину. — Вашим деткам уже четыре дня, они есть…

— Я это уже проходила, — сухо ответила Юлька. — То, что они там есть, ещё ничего не значит. И представлять их уже живыми слишком больно. Прости, но мне и правда очень непросто.

Мне сообщили, что подсадка эмбрионов пройдёт на четвёртый день их существования. Итого малькам уже четыре дня. Рассказали, как будет проходить процедура. Попросили не волноваться. Юлька купила мне больничный на десять дней… уволиться придётся позже, если оплодотворение пройдёт успешно.


В клинике удивительно тихо, словно все затаились в ожидании таинства. Лично для меня все это таинство и было, мне никогда не постичь, как можно взять и сделать человечка буквально своими руками. В принципе, я уже была готова, но здесь мне выдали одноразовые чулки, шапочку для волос, смешную мешковатую рубашку. И здесь тоже кондиционеры везде, ну кто придумал, что холод лучше жары? Меня буквально потряхивало. А может, не холод, может волнение?

— Проходите, — провел меня тот самый доктор. — Мы с вами готовились, все будет хорошо.

Юльку отсекли, она осталась где-то позади. А меня казеными коридорами, которые все равно больницей пахнут, сколько бы миллионов в них вложено не было. И мне страшно, так, как в детстве. Иногда я просыпалась ночью и мой страх унять было некому. Я звала Юльку. Юлька маленькая, но она старшая… она никогда не давала мне открытой любви или объятий, но тогда я знала, что она рядом. Придёт. А сейчас где, мне же страшно?

— Не бойтесь, — терпеливо повторили мне. — Больно не будет.

Я расположилась в гинекологическом кресле. Оно удобное настолько, насколько удобным быть может. Не чета тому, что в моей поликлинике явно. Можно было бы закрыть глаза и расслабиться. Но как? В меня скоро введут… человеческий эмбрион. Плоть от плоти моей сестры и её мужа. Жаль, что он не пришёл…

— Мне страшно, — честно говорю я.

— Всё будет хорошо.

Дверь приоткрылась бесшумно. Я приподняла голову — вошла Юля. Улыбнулась виновато. Ей шла эта улыбка, она освежала её лицо, делала его более живым, юным…

— Нельзя же? — спросила я одними губами, пока врач и его ассистент занимались подготовкой и на меня внимания не обращали.

— Это лучшая клиника в городе. Я здесь… частый гость. И право присутствовать я себе отвоевала. Правда, руководство не в курсе вот и пришлось окольными путями пробираться. Я рядом буду.

И врачу кивнула. Села рядом, как и обещала, взяла меня за руку. Мне немного дискомфортно — как ни крути, но по сути я по пояс раздета, если не считать тонких чулков. Но мои разведенгые ноги накрыты лёгкой одноразовой плёнкой, Юлька сидит спокойно, я пытаюсь расслабиться, но не выходит. Холодно.

— Кондиционер, — угадывает Юля. — Выключите его, пожалуйста! Сильно холодно, Влад?

Я киваю. Юлька поднимается, поток холодного воздуха перестаёт дуть, на мою грудь ложится ещё пеленка. Так себе одеяльце, но в сочетании с рубашкой греет. Я благодарна Юльке. Трясти меня не перестаёт, но теперь то я понимаю, что причина в другом — мне просто страшно. И я цепляюсь за тонкую Юлькину руку, как утопающий за соломинку. Она гладит мои пальцы. Не удреная ласка, скупая, первая за многие годы… И так стыдно, что в этот момент я все равно подсознательно думаю о её муже. Ничего, это мой грех, мне его нести, Юльку вмешивать не нужно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Спасибо.

— Тебе спасибо, — снова улыбается Юля и чуть сжимает мои пальцы в своей ладони. — Я должна тебе сказать… Всё решилось только сегодня. Эмбрионов будет три.

— Что? — не сразу даже поняла я.

— Три эмбриона. Это запрещено… Но я воспользуюсь любой возможностью. Это мой последний шанс, я не могу его упустить. Я заплатила много денег за него. Не пугайся… Всё три точно не примутся. Я буду молиться, чтобы зацепился хоть один. Но если их будет двое, Влад, твой гонорар в соответствии с договором вырастет в двое.

Меня окатила новая волна паники. Если бы здесь был Юра, наверное было бы легче. Хотя нет, о чем я? Тяжелее было бы во сто крат. Всё же, не стоило соглашаться. Но… я вспомнила взгляд сестры. То, как она смотрит на чужих детей. Да, мы так и не смогли стать родными с ней, хотя казалось бы, роднее некуда. Если… если я подарю ей ребёнка, то быть может, все изменится? И она так цеплялась за мою руку, наша маленькая стальная леди. Это я лежу с растопыренными ногами, без труселей, это в меня засунут трех человеческих эмбрионов, а страшно ей. У меня по очереди, то паника, то апатия. И острое желание сбежать. Прямо в этих чулках и шапочке, с рубашкой, под которой ничего нет. Забиться куда-нибудь, спрятаться, вылечить свою больную любовь, вывести всех тараканов из головы…

— Быстрее, — умоляю я. — Я больше не могу ждать!

Не могу ждать не потому, что хочу этой беременности, а потому что понимаю — ещё немного и я просто убегу, вот и все. Доктор смотрит на меня осуждающе, медсестра легонько похлопывает по предплечью — ободряет. А потом… Мне не говорят закрыть глаза, я сама это делаю. Чувствую прикосновение к своему бедру и вздрагиваю от неожиданности. Это произойдёт сейчас. Именно в тот день, в который мой организм максимально настроен на зачатие — его ещё и гормонально подтолкнули. Ошибки, неудачи не должно быть. Всё будет хорошо. Хорошо? Владка, да ты с ума сошла!

Пальцы скованные холодным латексом перчаток касаются меня в самом сокровенном месте. Да, сейчас я забеременею ребёнком Юрки, но совсем не так, как мне в грешных мыслях мечталось…. И ещё понимаю, что раньше не паника была, а так, цветочки… паника вот сейчас, когда мне кажется, что я просто сорвусь с места, унесусь прочь, снеся по дороге все медицинские инструменты и пробирку, в которой и хранятся взращённые эмбрионы…

— Больно не будет, — слышится чей-то голос.

Те же пальцы раздвигают мои половые губы, в меня что-то вводят, тонкое, холодное… Сам холод заливает меня изнутри, проклятье, они что, заморозить меня решили? И я… сдаюсь. Я не могу больше.

— Я не хочу, — решительно заявляю я. — Я передумала. Мне… страшно. Отпустите меня домой. Юль, я тебе верну деньги, когда-нибудь… Или кредит возьму. Я не могу, не могу так…

Доктор снова смотрит на меня из под седых кустистых бровей. Осуждает. Да кто он такой, чтобы судить? Убеждаю себя, его мнение для меня ничего не значит. Я сама. Я всегда все сама, всю свою дурацкую жизнь. А сейчас я домой хочу, чтобы настала пятница, я выпью текилы и буду танцевать, пока мне не откажут ноги. А когда откажут, упаду, и буду лежать там же, на танцполе и плакать, и пусть вокруг меня скачут беззаботные пьяные люди…. Главное забыть круглые Юлькины глаза, в которых страх, паника, надежда…

— Влада, — говорит она, шёпотом зачем-то. — Всё. Они в тебе.

— Всё трое? — спрашиваю я.

Юлька кивает, а я начинаю смеяться. Пытаюсь встать, но побледневшая Юлька удерживает меня на месте — волнуется за эмбрионы, как несушка за свои яички. Я снова смеюсь и не могу остановиться. Меня везут куда-то по коридорам, осторожно укладывают на постель — я безучастно смотрю в потолок, сил на смех уже не остаётся. Юлька носится вокруг меня, она организатор от бога. Все организовала, вплоть до трех зародышей…

— По правилам ты должна лежать четыре часа, — попыталась пробиться она в моё сознание. — Но я договорилась… ты пробудешь здесь всю ночь. Я буду рядом.

Мне если честно все равно. Я испытываю такой дикий стресс, что всерьёз начинаю опасаться, что моя матка отторгнет эмбрионы, все три. И понимаю, что теперь, когда все уже произошло, что не хочу неудачи. Да, мне страшно, я бы сказала мне пи*дец, как страшно, но я не хочу их разочаровать. Не хочу, чтобы глаза моей сестры окончательно потухли. Не хочу, чтобы она давилась слезами, глядя на чужих младенцев. Пусть они с Юркой будут счастливы. А я… как-нибудь.

По просьбе Юли мне вкололи лёгкое успокоительное. Отказываться я не стала, оно было к месту. Я закрыла глаза, чтобы хоть как-то абстрагироваться от сестры, которая сидела в неудобном кресле, цепляясь за подлокотник так, что костяшки пальцев побелели. Да, мы никогда не были с нею близки, но я чувствую близость именно сегодня, сейчас. Близость эта ненужная, болезненная, неправильная. От неё больно. Она это наши исковерканные судьбы, не реализованные материнские инстинкты, наше неумение любить, мы ведь даже друг друга любить и то не можем. Мне больно, мне безумно жалко Юльку, себя жалко, Юрку, который однажды встретил мою сестру, не смог устоять и увяз в ней, как в болоте…

Но… возможно сейчас во мне сражается за жизнь новое начало. Оно уже обьеденило меня и Юлю, пусть и временно, но я всегда буду помнить, как она держала меня за руку, наш общий страх и общую надежду. Оно спасёт Юлю. Научит её любить и принимать любовь в полной мере. И наконец то, что сейчас во мне, сделает счастливым Юру. А если оно уничтожит меня, то… я просто не буду думать об этом сегодня.

Я уснула и снилась мне беременность, не удивительно, впрочем. Мне казалось, что мои воспоминания несколько смазались за последние годы, но вот сейчас, во сне, я чётко все видела, словно наяву. Сын шевелился во мне. Я подняла футболку, оголила упругий, как мячик живот. Его чуть повело в сторону — словно малыш потягивается. Я коснулась выпуклости рукой, гадая, что это интересно, голова, коленка, попа? Движения ребёнка в животе завораживали.