— Ни за что! — возразила Агата резким тоном. — Папа не больно-то жаловал музеи, он говорил, что там все за стеклом и везде висят таблички «Не трогать». Он любил, чтобы вещи жили вместе с ним.

— Тогда вам нужно оставить это человеку, который думает так же.

— Некому, — коротко бросила Агата.

— А ваш внук?

Выражение старческого лица смягчилось.

— Он бы сделал это для меня, но Блэз так далек от искусства. Он вырос с этими вещами, но все же иногда относится к этому как к мавзолею Конечно, если я его попрошу, он обязательно будет следить, чтобы здесь еще восемьдесят лет все оставалось таким, как сейчас.

— Значит, именно так вы и должны поступить, — решительно заявила Кейт. — Пожалуйста, Герцогиня, сделайте это. Это самая прекрасная коллекция американского искусства, которую мне только доводилось видеть.

Если она перестанет быть единым целым, это будет огромной потерей.

— А если бы тебе самой предложили пустить эти вещицы с молотка?

— Для меня это было бы еще хуже, — с жаром возразила Кейт. — Такие вещи нельзя разъединять. Слишком многие величайшие коллекции разошлись по всему свету.

Если вы так настроены против музеев, то неужели же вы не хотите, чтобы кто-нибудь из ваших близких сохранил свое наследие?

— Ты ведешь себя совсем не как аукционист, — подмигнув, сказала Агата.

— Я веду себя как человек, который любит искусство. В данном случае меня интересует именно художественная ценность этих вещей, а не их стоимость. Разумеется, если бы я продала все это через «Деспардс», вы получили бы миллионы и миллионы, но ведь они вам не нужны, а коллекция превратилась бы в разрозненные произведения живописи, скульптуры и тому подобное.

Она перестала бы быть коллекцией. Она неотъемлемая часть этого дома, этих мест. — Кейт порывисто взмахнула рукой. — Это был бы самый трагический из всех разводов: разъединить все, что здесь собрано. Они должны остаться вместе для будущего.

На губах Агаты играла едва заметная улыбка.

— А все-таки ты настоящая дочь своего отца. Совсем как он… загораешься из-за куска полотна да дерева. — Она покачала головой. — Ей-Богу, они были для него важнее, чем собственная плоть и кровь. Правда, оставил он их все-таки тебе. — Она задумчиво постучала ладонью по ручке кресла. — О чем ты тут говорила, я обещаю подумать. По правде говоря, я и сама все гадала, что станется с домом, когда я умру. С ранчо-то все в порядке, Блэз за ним присмотрит, а вот дом и все остальное… — Ее взгляд вдруг стал острым:

— Ты говоришь, они дорогие?

— Да, очень.

— Тогда вот что… — Она хрипло засмеялась. — Если бы его жена об этом узнала, она бы сюда пулей прилетела.

Кейт замерла.

— Не говорите ей, — прошептала она, стараясь, чтобы ее голос не звучал просительно. — Она обязательно станет уговаривать вас продать. А я… я вас прошу никогда этого не делать. У других людей нет выбора — им нужны деньги. А вам, простите за грубость, они нужны как дыра в голове. Я недавно вернулась в дело отца и сразу поняла, как все изменилось. Теперь это большой бизнес. Значение имеет не красота вещи, а то, сколько она стоит. — Вдруг она замолчала. — Вы говорите, Доминик ничего этого не видела?

— Да она и близко к ранчо ни разу не подошла с тех самых пор, как вышла замуж за моего внука.

— Значит, она не имеет представления…

— И интереса тоже. Она думает, что мы до сих нор ходим в «стетсонах» и носим по шесть пистолетов, а питаемся вяленой говядиной и солониной. По ее мнению, Чикаго — это конец цивилизации, а снова она начинается только в Сан-Франциско.

Кейт облегченно вздохнула.

— Слава Богу.

Агата нахмурилась.

— А что, это так серьезно?

— Если только она это увидит, то горы свернет, чтобы продать вещи через Нью-Йорк, а продать будет проще простого. Когда коллекционеры узнают… — На лице Кейт вдруг отразился страх. — Кто-нибудь вообще знает?

— Кого ты имеешь в виду?

— Ну, людей искусства, ценителей…

— А я с ними не знакома. Здесь-то, конечно, все знают. Время от времени я получала какие-то запросы из Денвера, а один раз кто-то приезжал из Нью-Йорка. Но это было очень давно.

— Слава Богу, — вздохнула Кент. — Стоит только заикнуться о чем-нибудь подобном, сразу разгорится война не на жизнь, а на смерть. Доминик будет настаивать на том, чтобы вы продавали, по двум причинам: во-первых, чтобы получить баснословные комиссионные, а во-вторых, она одним прыжком окажется на самой вершине нашего бизнеса.

— А ты сама не хотела бы это сделать?

Кейт покачала головой.

— Разум говорит, что я должна была бы хотеть, но сердце говорит нет. Такие вещи должны принадлежать всему миру, а не нескольким десяткам богачей.

Агата наклонила голову.

— Недаром ты сразу пришлась мне по душе…

— Пожалуйста, никому не говорите, — попросила Кейт. — Например, я точно знаю, что, если бы рассказала Ролло, он попытался бы заставить меня извлечь из всего этого пользу.

— Ролло? А-а, это твой приятель-гомик? — Увидев изменившееся лицо Кейт, Агата поспешно продолжала:

— Беру свои слова назад. Блэз говорит, ты к нему сильно привязана.

— Он мой лучший друг, — честно отвечала Кейт.

— Тогда я вдвойне прошу прощения. Настоящих друзей не так уж легко найти. И не мое дело, куда его заносит.

Кейт рассмеялась.

— Надеюсь, когда-нибудь его занесет в эти края.

Если вы с ним познакомитесь, он вас наверняка очарует.

— Правда? В таком случае в следующий раз тащи его с собой.

— Да он сам за мной увяжется.

Взаимопонимание и хорошее настроение были восстановлены. Они вернулись в оранжерею, где Агату ждал легкий завтрак: чашка бульона, неизменный бифштекс — на этот раз небольшой — и салат.

— Врачи говорят, что мне надо есть почаще, — тяжело вздохнула Агата, — а мне и есть-то не хочется, разве что иногда в обед.

— Если мне дадут чашку кофе, я составлю вам компанию, — предложила Кейт, и под ее легкую веселую болтовню и забавные истории Агата незаметно одолел бульон, почти весь бифштекс и половину салата.

Потом ее увезли наверх немного вздремнуть, а Кейт отправилась на прогулку с Джедом.


Снег был глубоким, но сыпучим и ровным, а при температуре чуть выше нуля его поверхность стала именно такой, к какой, судя по всему, привыкли местные лошади. Кейт достался гнедой мерин по кличке Полковник, бывалый напарник объездчиков, который никогда не спотыкался и ничего не пугался. Как и предполагала Кейт, седло на Западе представляло собой нечто вроде кресла.

Запахнувшись в подбитую овчиной куртку, в ковбойской шляпе, из-под которой выбивались яркие волосы, и теплых перчатках, Кейт жадно глотала бодрящий воздух, хотя сначала ей было немного трудно дышать. Впечатлений двух последних дней было достаточно, чтоб закружилась голова, но разве могло все это сравниться с тем, что она едет на настоящей ковбойской лошади рядом с настоящим ковбоем, всего в сорока милях от подножия Скалистых гор.

Снег лежал даже на ветвях сосен, окаймлявших пастбища, но это, как видно, ничуть не беспокоило коров, которые спокойно жевали сено, вытаскивая пучки из расставленных повсюду кормушек, и не обращали ни малейшего внимания на лошадей.

— Это херефорды? — рискнула спросить Кейт, которая знала, что в конце девятнадцатого века сюда привезли английских быков, чтобы скрестить их с местным — более приземистым и плотным — скотом.

— Точно, — подтвердил приятно удивленный Джед. — Чуть не все ведут начало от быка, которого отец мисс Агаты выписал из Англии. У него было мудреное имя с милю длиной, но на ранчо его звали просто Па, потому что он покрыл больше тысячи телок, прежде чем его занесло метелью. Старина Черный Джек выкопал его из-под пятиметрового снега и похоронил, как собственного родича. Его могила на кладбище за домом.

Они провели в седле несколько часов, пока Джед проверял, все ли в порядке на дальних пастбищах.

— А как вы узнаете, куда они пошли? — спросила заинтригованная Кейт.

— Вертолет следит. Подмога хоть куда! Раньше-то, бывало, целыми днями их разыскиваешь, особенно после непогоды. А теперь вертолет находит стадо и нам по радио сообщает. Так что мы точно знаем, куда ехать в случае чего.

— А в случае чего? — поинтересовалась Кейт.

— Ну, например, бурей занесет, или просто застрянут в глубоком снегу, или горный лев кого поранит.

— Это тот, которого я слышала ночью?

— Мы знаем, что здесь один бродит, — кивнул Джед. — Но если он на коров не нападает, и мы его не трогаем. Теперь, когда снегу навалило, за ним легче следить.

Казалось, Джед совсем не управляет своей лошадью, а просто сидит и позволяет себя везти.

— Старина Хэнк сам знает, куда ехать. Он этим уж сколько лет занимается.

Хэнк довольно понуро трусил рысью, но на обратном пути, когда Джед слегка тронул его шпорами, он сразу подобрался, выгнул шею и загарцевал. Даже Полковник наставил уши и пошел боком. Когда они перевалили через вершину холма и увидели розовый дом, лежавший посреди снежной равнины, Кейт, залившись счастливым смехом, воскликнула: «Дома мне ни за что не поверят!» — и подняла Полковника в галоп.

Для лошади с репутацией флегматика Полковник показал удивительную резвость, и, когда они перешли на рысь, Кейт наклонилась и похлопала мерина по выгнутой шее.

— Тебе понравилось, старый плут. И мне тоже!

Глава 8

Растянувшись на королевском ложе огромной спальни в Чандлер-тауэрс, Доминик ленивым движением стряхнула сигарету в стеклянную пепельницу.

— Ты слишком много куришь, — пробормотал ее муж, который слишком устал, чтобы выговаривать ей всерьез. К тому же он знал, что от его замечаний проку все равно не будет.

— Ведь это не сказывается на моих талантах, как ты считаешь?

Он приоткрыл один глаз.