— В выходные поедем в деревню, — пообещал я.

Пес вздохнул и согласился. Я подумал — неужели Анька так отпустит меня? Даже без скандала? Боже, люди и в самом деле меняются.

— Ты трахаешься с ней, да? — крикнула она в мою спину.

Я вздохнул, переглянулся с Бубликом. Нет, не меняются люди, не бывает чудес.

— С кем? — устало переспросил я, не останавливаясь.

Анька догнала меня, дернула за рукав, вынуждая остановиться, обернуться.

— Со своей долбаной мышью! — перешла на визг она.

Визг ей не шёл. Лицо пошло красными пятнами. Если бы ей сейчас дать взглянуть на себя в зеркало, она мигом бы уняла свою истерику, хотя бы для того, чтобы привести себя в порядок. Но зеркала, к сожалению, у меня с собой не было.

— А если да?

Её лицо перекосилось. Даже зубами скрипнула. Бублик тонко взвизгнул. Я едва удержался от того, чтобы посмотреть на часы. Я хотел домой. Принять душ. Выпить холодного пива. И совсем не хотел стоять здесь, на этом пустыре, и слушать Анькину истерику, которых я и раньше навидался достаточно. Достаточно для того, чтобы бешеная Анька перестала возбуждать. Надоела. Не хочу секса на битой посуде и расцарапанного лица. Устал. Видимо постарел.

— Как ты можешь? — крикнула она. — За моей спиной!

— Я за твой спиной уже два года преспокойно сплю с другими женщинами. Ушла, так вали. Не приходи сюда трясти сиськами, пожалуйста. Тебя Бублик боится.

— Козёл! Раньше мои сиськи…

Замахнулась рукой. Взяли моду по щекам меня бить. Я легко перехватил её, сжал. Не к месту подумал, а почему тогда позволил Мышке ударить себя? Может, и правда виноватым себя чувствовал? Смешно.

— Ключевое слово — раньше.

Анька дёрнулась, пытаясь до меня добраться, а я остро пожалел, что она сестра моего друга. Не надо было связываться, надо было думать головой, а не …другим местом. И получилось, что приклеилась, не оторвать. И на хуй не пошлешь. Скорее бы свадьба прошла, скорее бы Аня нашла себе нового мужика. Я легонько оттолкнул от себя Аньку, но видимо не рассчитал силы, она плюхнулась на задницу. Зарыдала, размазывая по лицу слёзы. Раньше мне пришлось бы успокаивать её сексом и подарками. Я вдруг обрадовался, что это осталось в прошлом. Воистину, все, что не случается, к лучшему.

Если не считать конечно ебаного колена.

Я свистнул собаку и торопливо пошёл домой. Бублик бежал рядом, почти прижимаясь к моим ногам. Он очень боялся своей бывшей хозяйки, которая кричала: «Либо я, либо эта псина», совсем забыв, что сама в приступе умиления этого щенка и притащила.

Я не стал оборачиваться, смотреть, рыдает ли ещё Анька или провожает меня изумленным взглядом. Как это — посмел её не успокоить? Поздоровался с бабушками, что стояли, греясь в последних вечерних лучах у подъезда, поднялся в квартиру, налил Бублику воды.

— Злая тётя больше не придёт, — ответил я на вопросительный взгляд собаки и засмеялся.

Победитель, блядь. Почти избавился от бывшей гражданской жены.

Разбросал одежду прямо по дороге в ванную, закрыл стеклянную дверцу душевой кабины, включил воду на всю мощность, смывая с себя и долгий день, и дурацкую ссору с Аней, и её обвинения. И мысли о Мышке. Они были самыми въедливыми. Анька бросила свои слова в благодатную почву. Нет, я не спал с Мышкой. Хренову кучу лет. Но я слишком хорошо помнил, как это может быть. Помнил вкус её губ, когда, не удержавшись, чуть коснулся их языком, не планируя, не желая даже её целовать… как билась эта жилка пол моей ладонью. Какая тонкая шея — сжать так легко. И то, как она закрыла глаза и, кажется, даже дышать перестала. Обманчивая покорность.

Ненужные воспоминания привели к ненужным последствиям. Прилила к паху кровь, набухла горячо, запульсировала, словно требуя выхода. Хотелось закрыть глаза, как это делает Мышка, опустить руку и несколькими твёрдыми уверенными движениями дать выход копившемуся уже столько дней напряжению и возбуждению.


Я вспомнил тот день, миллион лет назад, на даче. Жаркое солнце, соленая кожа. На спине Мышки нелепая татуировка, вызывающая нелепые желания. Моя голова на коленях девушки, как же её звали? Она говорит что-то, а я пытаюсь не смотреть на неё. На Мышку.

А потом, ночью, словно вор, словно преступник, прячась от самого себя, яростно дрочил, вспоминая её руку в своей руке и себя же ненавидел. Чувствуя себя униженным за то, что хочу её. Но этого больше не повторится. Я, блядь, взрослый уже мужик и дрочить, думая о бабе, не буду. Из принципа. Тем более думая о Мышке.

Я прибавил холодную воду. Подумал и прибавил до упора. Ледяные струи упруго били по коже, сначала обжигая, а потом начиная казаться даже почти теплыми. Я стоял так долго, сколько смог.

Вышел из душа, пошлепал босыми мокрыми ногами по коридору. Я знал, что надо делать. Надо позвонить этой ведущей. И все. Есть много секса, нет никаких проблем. Визитка была в кармане пиджака. Я точно помнил это.

Поднял пиджак с пола, пусто.

— Животное, ты визитки не видело? — спросил я, входя в комнату.

Бублик покосился на меня и вернулся к своему занятию. К догрызанию белого квадратика тисненой бумаги. Блядь.

— Видело, — констатировал факт я и пнул пиджак ногой.

Он пролетел по комнате и упал за креслом.

А я подумал — номер Валерии есть у Мышки. Наверняка. Это же прекрасный повод…

Я одёрнул сам себя, остановился, замер как в копанный посреди комнаты, вызвав недоумение Бублика. Повод для чего? Встретиться с Мышкой? Я вообще в своём уме?

ОНА.

Я такая милая.

Чертовски. Невыносимо.

Такая милая, что сдохнуть хочется.

Набухал почками стремительно наступающий май. Солнце жарило не по-детски. Словно опомнилось, что весна наступила, что пора. Я сидела в едва заметной, ажурной тени куста и плавилась от жары. Меня имели мои же клятвы.

— Толик, ты ещё долго?

Толик оторвал взгляд от кривого куличика, по которому бил лопаткой, посмотрел на меня и расплылся в улыбке. Это создание все ещё отказывалось со мной разговаривать, но ладили мы настолько прекрасно, насколько это возможно.

Я похлопала себя по карманам джинсов, проверила карманы лежащей на скамейке куртки — пусто. Забыла телефон. А надо позвонить Вере и спросить, когда она уже заберёт своего ребёнка? Не верю, что визит в парикмахерскую может затянуться на четыре часа. Позвонить маме, может, она уже вернулась. Надо принять душ, смыть с себя пот. Нужно обязательно привести себя в порядок, у меня впереди ещё одна встреча по поводу организации свадьбы, чтоб её. Хотя я тут же устыдилась — и так наломала дров. Теперь нужно быть паинькой.

И почему же так хочется курить? Я повертела головой — одни мамочки. И не у кого стрельнуть сигарету, которую я могла бы скурить, спрятавшись от чужих взглядов за углом. Хотелось в душ, сигарету, умереть. Именно в таком порядке.

— Толик, милый, пойдём домой!

Толик предпочел сделать вид, что меня не слышит, и продолжил деловито разрушать плод труда своих рук. Я чертыхнулась.

— Толик, я тебе конфету дам. Две.

Ребёнок поднялся, отряхнул с коленок налипший на них песок, положил лопатку в ведро и протянул мне маленькую ладошку. Я не выдержала и улыбнулась.

— Пойдём.

Мы пошли к дому, мне приходилось приноравливаться к его шагу. Гулять с ним было даже интересно. Можно было воображать, что я его мама. А ладить с ним посредством торга было очень-очень просто.

— Толик, я тебе нравлюсь? — зачем-то спросила я.

Ребёнок не ответил, задрал голову в полосатой шапочке и улыбнулся. Надеюсь, это положительный ответ. Отрадно осознавать, что хоть кому-то из мужского племени я нравлюсь. Пусть даже этому мужчинке ещё нет четырёх лет, но тем не менее…

Толик потянул меня к лифту, я привычно на лестницу.

— Топай ножками, дорогой. Это же полезно.

Ребёнок молча согласился. Я даже привыкать начала к такому одностороннему общению. В подъезде было прохладно и чуть пахло хлоркой — уборщица работала на совесть. Толик старательно шагал и пыхтел. Блин, к детям так быстро привязываешься. Даже к таким маньячным.

— Один, — сказала я, подняв ногу на очередную ступень. — Два. Три.

Так и шагали, считая ступени до своего третьего этажа. Толик так старался шагать со мной вровень, так прислушивался, что сердце моё не выдержало. Меня видимо сильно припекло солнце, но маленький Толик маньяк начал меня умилять.

— Мам, ты давно дома? — крикнула я вглубь квартиры, развязывая шнурки на детских кроссовках. — Видишь, я давно тебя могла сдать, а все гуляла.

— Примерно час, — ответила мама. — Света, у нас…

Она не успела договорить. Я бросила куртку, шагнула на кухню, увлекая за собой ребёнка и размышляя над тем, как дать ему конфету и остаться непойманной мамой. О, надо увести его в ванную, мыть руки и там сладкое и скормить! Я не обратила внимания на встревоженный мамин голос, на Толика, который тыкал пальцем, как всегда молча, в угол прихожей. Зря. А хотя что я могла бы изменить? Назад перемотать? Лет на пять?

В углу прихожей скромно стояли мужские ботинки. Это я поняла уже слишком поздно, когда увидела их обладателя сидевшим на маминой кухне и пившим чай из моей чашки. Антон.

Он улыбнулся, мама развела руками, Толик прижался к моей ноге.

— Привет, — сказал Антон, как ни в чем не бывало. И улыбнулся ещё раз. Видимо для большей убедительности. — Ты не брала трубку.

— Может, потому, что не хотела с тобой говорить?

Я устало опустилась на табуретку. Мама отводила взгляд. Ну не скандалить же при ней? И тем более при Толике. Ему вздорной мамаши за глаза.

— Мам? — позвала я.

— Ну что я могла сделать? — не выдержала наконец она. — Он твой муж!

— Бывший, — уточнила я. Антон поморщился.