Стыла уже вторая, наполовину выпитая чашка чая, когда колокольчики, подвешенные над дверью, зазвенели, и в зал вошла Аня. Привычно огляделась, выискивая взглядом самых интересных мужчин, заметно скисла, таковых не обнаружив, и направилась к моему столику, покачивая бедрами. Честное слово, даже я загляделась. Актриса погорелого театра.

— Привет, — сказала она и бухнулась на стул.

Стул угрожающе скрипнул, и я подумала, что он тоже отметил, что Анькина задница несколько потяжелела. Я злорадно улыбнулась, Анька напряглась.

— Привет.

Я подозвала официанта, пора уже заказывать третий чай, а потом идти домой, булькая как пол-литровка водки. Анька смотрела в меню с таким видом, словно в жизни ничего увлекательнее не читала. Впрочем, о чем я? Чтобы Анька и читала? Я эту девицу миллион лет знаю и ни разу с книжкой не видела. Наконец она решилась, судя по горькому вздоху, не без сложной душевной борьбы.

— Это и это, — ткнула она пальцем в картинки с пышными и наверняка полными калорий пирожными. — Воду. Кофе без сахара.

— Кофе без сахара вряд ли спасёт твою задницу, если жрать столько.

Анька посмотрела на меня, словно на дитя бестолковое. На мгновение я даже себя им почувствовала. Отхлебнула из стакана воды, который принесли сразу же.

— А Руслану нравится, — пожала плечами она. И улыбнулась.

Причём сказала именно «нравится», а не нравилось. Ревность колючкой заерзала в глубине груди. Нелепое, но такое уже привычное чувство. Но уж кого, а эту девицу о моих чувствах оповещать не стоит. Ей в чужих ранах ковырять только удовольствие.

— Я думаю, она ему нравилась килограмм этак семь назад, — ответила я. И сама же подумала, зачем я её провоцирую?

Тем более Анька бросалась в ответ на провокации, как бык на красную тряпку. А может, даже резвее.

— Ты знаешь, почему расстались? — чуть подалась вперёд она, наклонилась, вывалив вперед грудь. А грудь и правда была хороша. Обидно. — Я сама от него ушла. Тебе стоило видеть его тогда, и ты перестала бы пускать на него слюнки. Пьяный, обросший бородой, хромой. Он с палкой ходил, ты в курсе? Как дедушка. Пил, чуть ли не плакал, посуду бил. А ты где была? Даже на похороны отца явиться не соизволила. Не мышь ты, Светка. Крыса.

Я могла бы ей сказать, что, когда умирал отец, пыталась спасти ребёнка в своей утробе. В итоге потеряла и отца, и ребёнка. Но Анька энергетический вампир. И знатная сплетница. Кормить её своими бедами я не хотела.

— Понятно, — я в три глотка допила чай и отставила чашку. — А теперь он сбрил бороду, выкинул палку, начал зарабатывать денежки — и блудная девица вернулась? Только хрен тебе обломится.

Анька открыла рот, намереваясь что-то ответить, я немного зависла, залюбовавшись тем, как бурно вздымается её грудь, и вдруг рассмеялась.

— Хватит, — сказала я, — делить ничейного мужика. Бери свою долю речей для выкупа. Надеюсь, выучить сможешь?

Аня фыркнула, так же быстро успокоившись, как завелась. Зашуршала бумажками, читала она забавно, чуть шевеля губами, как старательный первоклассник.

— Я буду лучшей подружкой на свадьбе, — она поднялась. — И подружкой вообще. Пока ты теряла годы жизни в столице, я здесь основательно укрепилась, поверь. И на Руслана тоже можешь не претендовать.

— Удачи! — крикнула я ей вслед.

А потом подумала и придвинула к себе только принесенные пирожные. Может, и правда путь к сердцу мужчин лежит через огромную задницу.

Пирожные осели в моём организме, надеюсь, там, где и хотелось, выпилась ещё одна чашка чая, а мыслей ноль. На Аньку обижаться не получалось, ну хрен с ней, подумаешь, проведу выкуп сама. Я буду говорить, а она трясти в такт сиськами. И все будет прекрасно. Угодим и теткам Марины, и друзьям Сереги. Тетки меня любили всегда, им отчего-то казалось, что я хорошая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вышла из кафе. Прожила день. А потом ещё один. Свадьба, которая казалась определенной вехой в моей жизни, становилась все ближе. Покупка платья для меня была назначена на завтрашний день. Я должна была совершить её вместе с Маринкой и, надеюсь, без Ани. Родственников, конечно, не выбирают, но на них моей подруге очень не повезло.

Цветочные почки на деревьях набухли так, что, казалось, вот-вот распустятся, не дожидаясь свадьбы. Каждое утро я наливала кофе, и подходила к окну, и ревниво оглядывала их — не расцвели ли? Но они смиренно и терпеливо дожидались оговоренной даты.

Мама ушла ни свет ни заря, её жизнь, несмотря на пенсию, оказалась очень насыщенной, я ей даже немножко завидовала. Сегодня был праздничный день, выходной, и мне занять себя было нечем. Жизнь, которой я жила первые два десятилетия своей жизни, теперь упрямо казалась чужой, и стабилизироваться никак не получалось. Я почитала книгу, потерзала телефон. Затем отложила его в сторону — в виртуальном мире тоже не происходило ровным счётом ничего.

Меня охватило дурное предчувствие. Совершенно внезапное, если не считать, конечно, предвестником мою сломавшуюся жизнь. Я распахнула окно и вывалилась по пояс наружу. Далеко, где-то за окраиной города, закипали тучи. Чёрные, тяжелые, массивные. Наверняка быть первой в этом году грозе. Природа, аккомпанируя моему тревожному ожиданию, тоже затаилась.

Хотя что могло случиться в моей жизни? Все, что могло, уже случилось. Если только Антон приедет и будет ползать на коленях, умоляя вернуться меня назад. Очень заманчивая мысль. Можно было бы снова жить полной жизнью, чувствуя себя на своём месте и не терзаясь по поводу своей никчемности.

Я почти угадала. Антон и правда приехал. Причём судьба решила не откладывать его появление на потом. И машина Антона явилась моим очам прямо сразу, когда я рассматривала небо и думала о своих перспективах. Правда, потом все пошло несколько иначе. Настолько, что я не сумела бы предугадать, наверное, ни за что. И это несмотря на то, что на скудость фантазии я никогда не жаловалась.

Мой бывший муж вышел из машины, поднял голову, высматривая меня. Нашёл глазами, улыбнулся. Я скривилась в ответной улыбке, гадая, чего теперь-то ждать. Он достал с заднего сиденья огромный букет цветов в хрустящей обертке и решительно пошёл к подъезду. Я вздохнула и пошла открывать дверь, ибо перекрикиваться через неё, разнося отзвуки ссоры на радость соседям.

Открыла и осталась стоять в дверях, выжидая. Антон тоже поднимался по лестнице, наша семейная, так сказать, привычка. Из-за угла показался сначала букет, потом и сам Антон.

— Привет, — поздоровалась я, принимая букет.

Антон чуть склонился и едва ощутимо поцеловал меня в щеку. Лёгкое прикосновение губ, до боли знакомый аромат лосьона после бритья. Кольнуло сожаление, потом боль от потери. Но следом за ними шли воспоминания и обиды, вытесняя все остальное.

— Привет, — ответил он. — Татьяна Сергеевна дома? Я торт принёс, а то вдруг вы здесь без пирожков.

— Есть пирожки, — кивнула я. — А Татьяны Сергеевны нет. Проходи.

Я посторонилась, пропуская его в прихожую. Снова дохнуло знакомым запахом, я даже шаг назад неосознанно сделала. Подальше от соблазна. Поставила чайник, чашки достала, пирожки пресловутые. Антон на пирожки покосился, но один все же взял, не забыв улыбнуться.

— Если бы ты стряпала пирожки, как твоя мама, — зачем-то начал он, но я перебила:

— Тогда бы ты не трахнул ту сисястую девицу?

Антон поморщился и не ответил. Я заварила чай, затем налила ему, подумав, что само по себе это неторопливо действо тоже возвращает в прошлое. Подтолкнула ему блюдо с пирогами, пусть жрёт, если уж так нравится. Покосилась в окно — тучи сгустились ещё сильнее, грозя вот-вот разлиться дождём. Подумала, где там мама? Успеет ли до дождя? Вмешается ли в грядущий мне разговор? Хотя учитывая её позицию, вряд ли.

— Что ты хотел?

— Ты знаешь.

Разговор вновь получался дурацкий. Я заскучала, вновь посмотрела в окно. Где-то вдалеке прогремел гром. Майская гроза во всем её великолепии.

— Я сам не знал, насколько от тебя зависим. Ты всегда была рядом, и это было словно само самой разумеющимся. А ты…наверное, просто вросла в меня за эти годы.

Он помешал чай, забыв положить сахар. Я сложила руки на коленях, замерла, ожидая того, что он скажет, предчувствуя, что это будет нечто. И я не ошиблась.

— Мне тяжело от мысли, что ты больше не моя. Ещё сложнее понимать, что рано или поздно у тебя будет другой мужчина. Меня передергивает просто, до зубовного скрежета.

Я подумала о том, что, быть может, тогда он поймёт, каково видеть своего человека в объятиях другого. А быть может, уже понимает. Только поздно, как всегда, слишком поздно. А Антон продолжил выворачивать мне душу словами.

— Я понял, — сказал он, словно прочитав мои мысли, — что ты ощутила тогда… И да, наверное, поздно. Но тебе было тяжелее, несравненно, ты же видела…Прости, я не хотел. Просто слов подобрать не могу. Но вдруг подумал, что, если я пройду через это, через все круги ада, тебе будет легче меня простить.

— О чем ты? — заинтересовалась я.

— Измени мне. Один лишь только раз. Сделай мне больно. Сделай нас квитами. И возвращайся. Я не могу…не смейся, пожалуйста!

Но я не могла сдержаться и хохотала не в силах остановиться, наверное, как Руслан тогда, на известие о моей беременности. Смеялась, не в силах перевести дух, чувствуя, как от смеха текут слёзы. Лицо Антона обиженно вытянулось, вызывая у меня новый приступ хохота.

ОН.

Где-то далеко прогремел гром. Несолидно совсем, чуть слышно. Однако Бублик забеспокоился, заворчал, попытался шмыгнуть за кресло. Нет, я и сам был бы рад просто принять горизонтальное положение и провести часов десять, глядя в потолок, но осознание того, что в этом случае мой зверь нальет в коридоре лужу, не воодушевляло. Поэтому сейчас я пытался вытолкать на улицу толстенькое, очень упрямое и боявшееся грозы животное.