— Мы только пописаем и обратно, — пообещал я. — Я тебе мороженое куплю.

Пес вздохнул и пошёл к лифту, волоча за собой поводок. Дождь ещё не начался, но навалилась липкая духота, а сами тучи закипали у самого горизонта. Бублик, который торопливо топал к пустырю, боязливо на них косился — успеем ли? Я оглядывал горизонт — боялся Аньки. Она просто решила водвориться обратно в мою жизнь и постель, проявляя при этом завидное упорство.

Бублик заскочил за ближайший же кустик и собрался было бежать домой. Но меня мучило неясное предчувствие, томительное ожидание, виновницей которых, наверное, была гроза. Домой не хотелось. Словно, если пойду сейчас и закроюсь за дверями своей квартиры, пропущу нечто важное. Что — неизвестно. Непонятно самому мне. Но надеюсь, не очередное появление Аньки в платье, едва прикрывающем задницу. Я пересёк пустырь и пошёл к парку. В парке не происходило ровным счётом ничего интересного — молодые мамы с колясками, смотрящие на тучи с такой же паникой во взгляде, как и мой пес, редкие собачники. Обычная обыденная скука, явно не стоящая того, чтобы я стаптывал ноги, вместо того, чтобы с комфортом смотреть в потолок.

Подумал о Мышке. Бестолковой, бесполезной, упрямой и такой въевшейся в память Мышке. Но вряд ли судьба готовила нам очередную встречу именно в нашем парке. Тоже… слишком просто. Да и сколько уже было этих встреч? Скорее бы уже прошла свадьба, не позволяющая моей жизни войти в привычное русло. Вспомнил про Мышку, руки вспомнили вес её тела. Лёгкая, как пушинка. Но такая осязаемая, настоящая. Такая, что хотелось потрогать, как ребёнку яркую игрушку. Да только в эти игры я уже играл, и ничего хорошего не вышло.

— Куда идём? — спросил я Бублика.

Жажда действия все еще не покинула. Пес посмотрел на клубящиеся в стороне тучи, вздохнул и потрусил в сторону дворца спорта, по давно знакомому ему маршруту. Отчего бы не произойти судьбоносной встрече именно здесь? Всяко лучше проводить время, мучаясь от зависти при мыслях о бывших товарищах, чем нарезать круги по Мышкиному двору и пялиться в её окна так, словно не прошло десяти лет.

Встреча произошла. Тогда я ещё не думал, насколько она может повлиять на мою жизнь. Я просто встретил мальчика. Внимания я поначалу на него не обратил. Сел на лавку, думая о том, как, наверное, жалко выгляжу на чудном празднике жизни. От остановки в сторону тренировочного стадиона шла группа ребят. Молодые, крепкие, все будущее впереди. Я взял себя в руки и заставил проглотить горький ком зависти. И тогда понял, что пропал Бублик. Обычно это создание всегда было рядом. А когда исчезало, я начинал понимать, насколько привязан к этому кому шерсти с вечно грустными глазами. Насколько зависим от него, своего единственного компаньона.

— Пес! — позвал я.

Поднялся со скамьи, огляделся. Этот сквер перед зданием был засажен совсем недавно. Деревья ещё не разрослись в полную силу, и видимость была отличная. Собаки не было. Я обошел по кругу фонтан, ещё молчащий. В фонтане, на самом дне плескалась вода, оставшаяся от последнего дождя. В ней уныло плавал одинокий конфетный фантик. Минутка паники, лёгкой, но, наверное, понятной мамашам, которые вдруг теряют из поля зрения своё дитя, — и собака нашлась. Она поедала мороженое, укрывшись от меня за каменным бортом фонтана. Мороженым его угостил мальчик. Ничем не примечательный, на улицах тысячи таких же. Но присмотревшись к нему, я понял, что вот именно этого мальчика я видел. И даже знаю, как его зовут. И видел, причём в первый раз, именно тут и с клюшкой. Сейчас клюшки у Славика, а это, несомненно, он, не было. Было только мороженое, и то доедал Бублик.

Мальчик смотрел то на стремительно исчезающее мороженое, то на здание дворца спорта. И то, и то у него выходило донельзя тоскливо. Атмосферная вообще получилась картинка: тучи эти чёрные, пустой фонтан, грустный мальчик, пес у его ног, немного испуганный пропажей питомца я. На мгновение мне даже показалось, что эта встреча произошла не зря, но я одёрнул сам себя. Глупости лезут в голову от тоски и собственной никчемности.

— Пес! — позвал я Бублика.

Бублик оторвал голову от угощения, глянул на меня мельком и вернулся к мороженому, разве что есть стал быстрее, предвидя скорое расставание с нечаянным десертом. Мальчик посмотрел на меня тоже. Видимо, узнал, насупился сердито.

— А, это снова вы, — сказал он вместо приветствия.

Хотя кто сказал, что он вообще должен со мной здороваться? Я ему вроде как и совсем никто. Я кивнул, подтверждая, что да, я и есть, именно я и никто иной.

— Опять памперсы принесли?

— Нет, — я развел руками. — Я с собакой гуляю.

Мальчик посмотрела на пса, уже расправившегося с мороженым с явным сожалением. Будто тот ему нравился куда больше, когда был теоретически бесхозным животным. А в качестве моего питомца всю свою прелесть растерял. Потом перевёл взгляд на виднеющиеся под куполом катки. И столько в этом взгляде было знакомой мне звериной тоски, что у меня внезапно засосало под ложечкой. Мне показалось вдруг, что не Серёга, не Вовка, с которыми я пять лет играл в одной команде, ни Маринка даже, несмотря на всю её доброту и отзывчивость, ни тем более Мышка не смогут меня понять так, как этот мальчик. Маленький совсем такой мальчик. Который наверняка прожил на пару десятков лет меньше, чем я.

— Ты на тренировку?

Мальчик, хотя почему я его так называю про себя, зная его имя? Славик снова посмотрел на меня, и теперь его взгляд кололся сотней иголок. Ребёнок — кактус. Я проглотил ком, чувствуя, что ступил на запретную территорию, по себе это знаю. До сих пор не могу ни с кем обсуждать свой уход из спорта. Эх, знать бы ещё, что за беда ребёнка гложет. Вряд ли она настолько же глобальная и необратимая, как моя.

— Нет, — сказал Славик. Наклонился, касаясь в лёгкой ласке короткой шерстки мопса, и встал. — Я не тренируюсь. И сюда хожу просто так. Потому что парк хороший. И не носите больше к нам свои памперсы, мы и без вас проживем. А если принесёте, то я выброшу.

И пошёл прочь, ссутулившись. Я оглядел 'хороший парк'. С его пустым фонтаном и пыльными аллеями, усаженными аскетично обрезанными короткими деревцами. Знавал я парки и получше. Хотя бы тот, что недалеко от дома Мышки, да и моего тоже. Тот, в котором в детстве носились, где ели высотой до неба, а в раскидистых кленах, в самой чащобе, можно строить штабики. Вот это парк. А это…так, занять пустой пятак земли, не уставленный машинами. А мальчика сюда гонит та же беда, что и меня. Горечь, с толикой зависти и обиды. Кому знать, как не мне.

Мальчик уходил прочь, а я все стоял, не зная, что мне делать. Нагнать его? Окликнуть? Позволить уйти? Но что сказать ему? Что я старше его на целую жизнь, но чувствую его беду как свою? Что не все так страшно, что случается с нами в одиннадцать лет? Хотя что бы я сказал тогда, в свои одиннадцать, когда папа, мой кумир, самый справедливый человек в мире вдруг сказал, что он уходит от нас? Что будет продолжать любить меня и оставаться моим отцом, но жить будет с этой вот белобрысой мышью? Сомневаюсь, что я сказал бы спасибо в ответ на любой совет. Каждый сам сбивает лоб о личные грабли, даже в детстве. И кого-то жизнь учит, а кого-то нет. Меня, например.

В общем, я позволил мальчику уйти, не стал кричать вдогонку советов, которые остались бы отвергнутыми. Мальчик ушёл, а чувство, неприятно скребущее изнутри, осталось. Недосказанности какой-то. Словно мог что-то сделать, а не сделал. Но я посмотрел на небо, которое щетинилось всей своей тёмной массой, на Бублика, поджавшего трусливо хвост на очередной раскат грома, и в сотый, наверное, раз решил, что утро вечера мудренее. Я же знаю, где Славик живёт. Я мог бы помочь ему, если он, конечно, примет мою помощь, маленький мальчик — ёжик. Помогать другим всегда значительно легче и проще, чем самому себе.

Когда мы с Бубликом вошли в квартиру, на пыльный асфальт уже падали первые капли дождя. Летели они мелкой, несерьёзной моросью, в которую даже не верилось, если судить по гнету, которым небо давило на землю. Казалось, небеса вот-вот разверзнутся, а пока все смотрели на редкие капли, затаившись в ожидании. В квартире казалось невыносимо душно. Бублик засопел вытянувшись на своей лежанке, я смотрел в окно и ждал. Наверное, как и все, дождя с большой буквы, который хлынул бы и смыл нахрен все, включая грехи, запреты и старые обиды.

В конце концов, тягостное ожидание наскучило, я взял ключи от машины и вышел из квартиры. Бублик, напуганный громом, сделал вид, что моего ухода не заметил, напрашиваться со мной не стал. Дождь хлынул сразу, как только я сел в машину. Он не начался, он просто упал, одной сплошной стеной воды. Дворники едва справлялись, я не спешил трогаться со двора, пережидая самый мощный, первый удар стихии. Когда струи воды начали истончаться, поехал бог знает куда. Главное, вперёд, главное, не стоять на месте и не думать всякую хрень. Например, не думать о том, успел тот мальчик, которого я даже и не знаю толком, дойти до дома до того, как начался ливень, и о том, что же сейчас делает Мышка. О Мышке вообще думать не хотелось, но тем не менее вспоминалось постоянно, как назло.

Город был умыт начисто. Из приоткрытого окна несло свежестью, запахом дождя, лёгким ознобом, от которого меня защищал салон автомобиля. Прохожих и почти всех автомобилистов тоже словно смыло. Но я настолько привык чувствовать себя одиноким, что эта пустота меня даже устраивала. Она дарила покой. Однако первый же прохожий, встретившийся мне на пустом проспекте, показал, что мой покой лишь иллюзии. Самообман. Возле автобусной остановки, голосуя, стояла Мышка. Правда, сейчас она была больше похожа на мокрую курицу. Я чертыхнулся. Наш город слишком мал для нас двоих, нам тесен один на двоих район. Проклятье.

Я проехал мимо. Честно проехал. А потом подумал, что если сейчас не остановлюсь, то все равно буду думать о ней весь вечер. Думать и беситься от этого. Мне нужно было срочно вылечиться от Мышки. А лучше самой Мыши с этим лечением никто не справится. Мне нужно только увидеть, вспомнить, какая она. Эгоистичная маленькая сучка. И все само пройдёт. Успокоив и даже похвалив себя за правильные умозаключения, я сдал назад. Испугался, что кто-то её уже подобрал, не увидев на прежнем месте, и тут же рассердился на себя за этот страх. Но Мышка была на месте. Просто шагнула за козырёк, пытаясь спрятаться от сырой прохлады.