Я коротко посигналил, толкнул пассажирскую дверь. Мышка вскинула взгляд, увидела меня и вздохнула, почти так же обречённо, как Славик. Меня это даже рассмешило отчего-то. У меня талант окружать себя неудачниками. Видимо, оттого, что подобное притягивает подобное.

— Ты, — констатировала факт Мышка.

Но в машину залезла, плюхнулась на сиденье и съежилась, чуть не свернулась калачиком. Видимо, замерзла. Ещё бы, насквозь мокрая. Хотя ей уже не привыкать.

— Держи, — я бросил ей толстовку, которая ездила на заднем сидении моей машины уже, наверное, пару месяцев. — Накинь.

Мышка посмотрела на меня пытливо, ожидая подвоха. Никакого подвоха не было, не объяснять же ей, что я надеюсь вылечиться, сломавшись об её глупость и эгоизм. Много чести.

Она стянула через голову насквозь мокрый свитер, оставшись в одной лишь маечке. Каюсь, я потянулся взглядом к ней, это произошло само по себе. Она была без лифчика. Мне казалось, что я могу даже разглядеть контуры сосков под тонкой тканью. Предплечья, руки были покрыты мурашками, я подумал, что на ощупь Мышь, наверное, просто отвратительно ледяная. Сзади посигналил, сгоняя с остановочной площадки неповоротливый автобус, я вернулся на грешную землю. То есть перестал я соски или мне показалось. Мышка утонула в огромной толстовке и обхватила себя руками, отогреваясь.

Я вдруг остро осознал, что вот она, Мышь, снова сидит со мной рядом, запертая в салоне автомобиля, едет куда-то, не спрашивая даже куда. Мне казалось, что я даже слышу её дыхание.

— Куда тебя отвезти? — спросил я, вспомнив, что она голосовала.

Мышка не ответила, отвернулась к окну. Подула на него, затем нарисовала на запотевшем стекле кривую рожицу. Я пожал плечами и поехал туда же, куда и ехал. То есть никуда, просто вперёд. Даже музыку включать не стал, отчего-то с молчащей Мышкой было комфортно.

— Я вдруг поняла, — внезапно сказала она. — Что стараюсь жить просто потому, что если я умру, то маме будет плохо. Забавно, да?

Я не ответил. Хотя бы потому, что сам понял, что живу отчасти по этой причине. Потому что у мамы я один, больше никого. А она ещё и внуков ждёт… Обнажаться перед Мышкой, выплескивать на неё свои комплексы не хотелось.

— Скучно жить, — продолжила моя спутница. — Скучно. Неинтересно. Бессмысленно.

И снова отвернулась к окну. Я даже немного растерялся — что мне с ней делать? На мгновение пожалел, что поддался импульсу и остановился. Вот ломай теперь голову, как быть. Куда девать нечаянно свалившееся 'счастье'?

— А знаешь, — повернулась снова Мышка, глянула на меня своими глазищами, которые казались отражением пасмурного, нависшего над нами неба. — А давай напьемся?

И снова посмотрела, даже чуть виновато. Улыбнулась едва, самыми кончиками губ. А я подумал, что сегодня просто идеальный день для того, чтобы напиться. И выпить вдруг захотелось, так же остро, как тогда, когда моя жизнь навернулась медным тазом. Так же, и одновременно иначе, само желание отчего-то не казалось грязным, порочным.

— А давай, — сказал я. — Давай напьемся.

Проехал по проспекту к зданию университета, здесь, напротив, во дворах была неплохая забегаловка, где я точно не встречу никого из знакомых. Мышка увидела вывеску и словно лицом посерела, а потом захохотала. Я затосковал, предчувствуя очередную бабскую истерику, снова пожалел о своём опрометчивом решении. Но она взяла себя в руки, знакомо вздернула подбородок, вышла из машины, такая нелепая в моей огромной толстовке.

Одиннадцатая глава

ОНА

Пятиэтажка неизвестного назначения выглядела так же обшарпанно, как и десять лет назад. Неоновая вывеска над подвальным помещением, возможно, оживила бы картину, но сейчас она была выключена, видимо, в целях экономии электричества.

Я хмыкнула, чуть подвернула длинные рукава и шагнула вперёд, стараясь не обращать внимание на то, как льнут к коже отвратительно мокрые брюки.

Повернулась к Руслану, который стоял, покручивал в руках ключи на брелоке и смотрел на меня со смесью любопытства и брезгливости во взгляде. Вроде как и интересно ему, что я отчебучу, и противненько при этом. Так учёный в белом халате и толстенных очках мог бы наблюдать за своей испытуемой… мышью лабораторной.

— Ну что, — сказала наконец я и шагнула вперёд, чувствуя, как хлюпает вода в промокшей балетке. — Идём? Или праведность в тебе взяла верх?

И, не глядя на него, стараясь не прислушиваться к его шагам, пошла вперёд. По крутым ступеням, вдоль кирпичной стены, с которой ни одна покраска не могла свести сотен имён. Стоило их закрасить, как появлялись новые. Я помню, моё тоже здесь было. Когда-то.

Зал был пустым, что, конечно, не странно, учитывая такое раннее время. Полутемный, чуть унылый, в воздухе витает лёгкий запах сигаретного дыма. Я прошла к самому дальнему столику, отмечая различия в интерьере, которые приключились с заведением за последние годы. Все они не пошли ему на пользу, атмосфера никуда не годилась. Пыль, запустение, уныние.

Все, как и в моей жизни. Так что все очень символично, все правильно. Я выдвинула стул, он неприятно взвизгнул, проехавшись ножками по плитке пола, и уселась. И только сейчас поняла, да, я очень переживала, идёт ли Руслан следом, и до последнего не знала, как он поступит. Похоже, не знал этого и он, судя по тому, насколько он меня отстал, там, наверху, он потратил несколько минут на размышление. А я увидела его и испытала облегчение, испугавшее меня саму. Меня пугало то, насколько мне важно, последует ли он за мной.

— Что будем пить?

Руслан сел напротив меня. Положил ключи на стол, откинулся назад, уставился на меня выжидающе. Я взяла папку меню, уставилась на разноцветные картинки, которые норовили смазаться в одно пятно. Он на меня смотрел, и это нервировало, выводило из себя.

— Вот это, — сказала я и показала на первую попавшуюся картинку.

Руслан кивнул, поозирался в поисках официанта. Не нашёл такового и сам пошёл к бару, в глубине которого томился единственный живой человек в зале, помимо нас. Через несколько томительных минут, которые я провела, разглядывая свои ногти, он вернулся с подносом. На нем — пузатый бокал для него и высокий с трубочкой для меня.

— Как в старые добрые нищенские времена, — улыбнулась я и потянулась к своему бокалу. — Хотя учитывая все обстоятельства, мне нужно снова учиться постигать аскетизм.

Я заткнулась, видя, что моя ностальгия по шальному и пьяному студенчеству его не интересует. Пошевелила трубочкой кубики льда в бокале, принюхалась. Пахло съедобно. Сладко. Решилась и сделала первый глоток. Жидкость была прохладной, чуть сладковатой, свежей и едва отдавала алкоголем. Обманчивое 'едва'. Я помню, насколько коварны такие напитки. Прислушалась к своим ощущениям, сделала ещё глоток. И вот тогда холодный и безобидный сладенький коктейль загорелся, огнём по венам пробежался, отогревая озябшее тело.

— Прекрасное начало, — я откинулась на спинку стула и посмотрела на Руслана.

Он все молчал, смотрел на меня. Это выводило из себя, мне хотелось оправдываться, как-то ему доказать, что я вовсе не такая пустышка, которой он меня считает. И одновременно бесилась, понимая, что при нем я именно так себя и веду. Глупо, эгоистично, безответственно. А быть может, я пытаюсь обелить себя в своих же глазах, а на самом-то деле просто дура. Именно такая, какой он меня и считает. Я запуталась, приуныла и решила, что самое верное, что я могу сейчас сделать, это выпить ещё. И выпила.

И вновь поймала на себе его взгляд. Иногда мне казалось, что они мне мерещились, что я просто сошла с ума. Ещё тогда, двадцать лет назад, когда мы впервые встретились. Ибо не может человек ненавидеть с таким упоением и одновременно разглядывать исподтишка. Сейчас он смотрел на мой рот. Я была уверена в этом настолько, насколько вообще в чем-то могла быть уверена. То есть процентов на десять. Ха-ха. Я уткнулась взглядом в свой бокал, стараясь не поднимать глаз, не выдать своего интереса, даже веки прикрыла, коснулась языком трубочки так, чтобы это длилось лишь мгновение одно и не выглядело спланированной акцией.

Затем втянула в себя терпкую жидкость, чувствуя, как она катится по горлу, и гадая, от его ли взглядов горит кожа или от алкоголя? Меня даже затрясло, хотелось бежать к бармену, наброситься на него, заставить ответить мне на вопрос — смотрел ли на меня этот смуглый красавец, сидящий напротив, смотрел, или я окончательно заработала паранойю?

Но, разумеется, я ничего такого не сделала. Допила свой бокал, отодвинула его в сторону, вскинула взгляд на Руслана. Почти смелый взгляд, чуть пьяный. Руслан сидел и откровенно скучал. Алкоголя в его бокале стало меньше лишь на треть.

— С тобой очень весело пить, — сказала я.

Он равнодушно пожал плечами. Я покосилась на свой бокал, в нем медленно таяли остатки льда. Боже, какой же тяжёлый человек.

— А у меня муж приехал, — ляпнула я. Мне показалось, что Руслан посмотрел с интересом, и я поспешила добавить: — Бывший.

— Поздравляю, — его голос звучал едва слышно, бармен решил оживить наши посиделки и включил музыку. Но блин, даже в одном этом слове уверенность, которой я так завидовала.

— Ты рад за меня?

— Ещё больше буду рад, если твой муж заберёт тебя обратно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я хотела было обидеться, но потом вспомнила, что это же Руслан, а уж на пакости от него у меня давно должен быть иммунитет. И не стала. Снова с тоской посмотрела на свой бокал. Нелепая ситуация просила продолжения банкета, но меня останавливало отсутствие официанта. Надо вставать и идти к бару, но Руслана просить не хотелось, а самой как-то неловко.

— Ты сопьешься, — констатировал факт Руслан. — В один прекрасный день ты точно сопьешься.