— Это мой дом, — и с вызовом вздернула подбородок. Учитывая, что она макушкой уперлась бы мне в подбородок, если бы, конечно, подошла настолько близко, это было смешно. — Наполовину.

— Ты даже не приехала на его похороны.

Она открыла рот, словно хотела что-то сказать. Но не сказала. Подняла бутылку, которая до этого была воткнута в снег, отхлебнула. Я сморщился. Заслуживала ли она моей ненависти? Она, которая лишила меня детства, которая отобрала все, что только можно, а потом посмеялась, даже проводить отца не приехала, которая послала меня в пешее анальное путешествие на просьбу выкупить семейный дом? Она, которая…я понял, что мысли ушли слишком далеко, на запретную много лет назад территорию, и усилием воли себя остановил. Её было так легко обвинить во всех своих бедах. Эта идея была такой заманчивой.

— Знаешь, что я хотела сказать тебе тогда, когда мне было восемь? И потом, долгих десять лет, каждую нашу встречу? Урод. Я хотела обозвать тебя уродом. Ну вот, сказала, и никакого удовольствия. Потому что ты жалок Руслан, просто жалок.

Она отпила из бутылки, обошла меня и, покачиваясь, пошла к дому. Бублик, виновато дернув хвостиком, припустил за ней.

— Мышь, — крикнул ей вслед я. — Белая, лабораторная, красноглазая.

— Похер, — сказала она и показала мне средний палец. — Мне на тебя похер. Вали из моего дома, неудачник.

Я вдруг подумал, что могу просто сжать рукой её тонкую белую шейку, сжать и чувствовать кожей, как из неё, пульсируя, толчками утекает жизнь, и несколько мгновений это было единственным моим желанием.

Вторая глава

Она.

Было холодно. Чертовски, непривычно холодно. Я вытянула руку к соседней подушке, привычно ища Антона. Но рука повисла над пустотой — вместо двуспальной любимой постели лишь узкая кушетка. А сама кроватка осталась далеко-далеко в прошлом, и на ней спит сейчас Антон, и возможно даже не один. Я стиснула зубы и выругалась. Сколько ночей должно пройти, чтобы я, проснувшись, не вспоминала своего мужа? Бывшего мужа…

В высокое окно без штор просачивается серый утренний рассвет. Комната обставлена по-спартански, раньше её только в крайних случаях использовали. Минимум мебели, поблекшие обои на стенах — когда-то, много лет назад, на них были золотистые узоры. Пыль, пустота, да горшок с засохшей геранью на подоконнике. Я встала и поморщилась: спала одетой, ладно хоть сапоги с курткой сняла. Подошла к мутному, в разводах окну, зачем-то оторвала листик цветка, растерла его между пальцами в сухую серую пыль, которая по прежнему терпко пахла. Пахла моим детством. Когда я впервые приехала на эту дачу, пышный куст герани стоял на каждом подоконнике. А теперь вот…


О прошлом вспоминать не стоило. В прошлом эта дача была неразрывно связана для меня с Русланом. Наши матери носились с сумасшедшей идеей фикс, что можно сделать вид, что все остались семьёй, несмотря на развод его родителей. Ха, какая наивность. Чаще всего мы пересекались именно здесь. Я застонала и спрятала лицо в пахнущих геранью ладонях. Навалился вчерашний вечер: кошмарный, убийственный. Алкоголь в моей крови, Барбос, который Бублик, Руслан… Вчерашняя вспышка смелости кончилась до обидного скоро, я просто сбежала и заперлась в первой же попавшейся мне комнате. Упала на кушетку, борясь с головокружением и тошнотой, и все думала, думала о том, что Руслан сейчас где-то рядом, в этом же старом доме, и от этого было жутко. Сейчас, когда опьянение позади, мой нелепый детский страх поборен, но оставаться здесь? Увольте.

У двери сиротливо стояли мои сапоги, через спинку стула переброшена куртка. И то, и другое — отвратительно сырое и холодное. Я натянула их на себя, морщась и проклиная идиотскую идею напиться в одиночестве на краю света. Открыла дверь. Тёмный коридор тих. С трудом убедила себя, что никто меня не сожрет, если я выпью чая или кофе. Поставила чайник на плиту, достала кружку с отбитой ручкой. Кружку я тоже помнила с детства.

На кухню вошёл Бублик. Плюхнулся на толстую задницу у моих ног, посмотрел на меня требовательно снизу вверх.

— Шоколадки кончились, — развела я виновато руками. Песик тявкнул. — Тихо, разбудишь Синюю Бороду!

Пёс был понятливым. Я налила себе чая, воспользовавшись запасами Руслана, и скормила его собаке его же печенюшку. В голове ещё немного звенело от выпитого вчера виски, но в целом я чувствовала себя неплохо, вот что значит предаваться порокам на свежем воздухе. Вышла в сени, нашла лопату. Бублик шел за мной следом.

— Ну пошли, — сказала я ему. — Откопаем мою машину. Там ещё вкусности есть.

Колёса увязли порядком. Я не освободила даже одно, а устала так, словно фуру с цементом разгрузила. Сейчас, при свете дня, дом отсюда было хорошо видно, и я косилась на него взглядом поминутно, боясь появления Руслана, и зная, что этого не избежать. Пёс бегал вокруг машины, я откидывала лопатой мокрый и тяжёлый снег, время шло.

Руслан вышел из дома тогда, когда я перешла уже ко второму колесу. Уселся на веранде с банкой пива. Алкоголик, полудня нет, а он уже пьёт. Я довольно хмыкнула, мне нравилось видеть, что он ничем не лучше, а быть может даже хуже меня. Я осталась без мужа? А Руслан вон, мало того, что одинок, так ещё и алкоголик. От собственной вредности мне стало смешно, я фыркнула, привлекая этим внимание Бублика. Он вывалился из кустов и тявкнул. Руслан свистнул собаку с крыльца, но остался проигнорирован. Вот так, ты даже своей собаке не нужен.

Я извлекла из пакетов банку растворимого кофе и упаковку маффинов. Руки, непривычные к тяжелому физическому труду ныли, мне требовался перерыв. Я — хозяйка этого дома на пятьдесят долбанных процентов, сказала себя я, шагая на пригорок. Имею не меньшее право чем он находиться здесь. И все равно чувствовала себя испуганной восьмилетней девочкой, и это меня бесило. Я в двадцать один год уехала в другой город, выжила, построила с нуля карьеру, я состоялась. Пусть и накрылась медным тазом моя жизнь, я знаю, что не должна его бояться. Взрослая женщина, не ребёнок. Руслан сидел на веранде в плетеном кресле качалке, вытянув вперёд длинные ноги в потертых джинсах. Через ноги мне пришлось бы перешагнуть. Он специально это? На мгновение я впала в панику, но взяла себя в руки и перешагнула. Это было до смешного просто. Бросила взгляд на банку в его руках — нулевка. Ну вот, он ещё и не алкоголик. Впрочем, какой нормальный мужик сидит утром в компании своей собаки и пьёт безалкогольное пиво? Слабак.

Я готова была выдумать миллион различных причин по которым Руслан был хуже меня, хуже Антона, хуже всех остальных людей. Чайник закипал так медленно, что я успела съесть три маффина, умыться и известись в ожидании. А когда налила кофе, пришёл он. Я не смотрела на него, мне было стыдно за вчерашнюю пьяную вспышку агрессии, и одновременно я понимала — если скажет хоть слово в мой адрес, снова взорвусь. Поэтому пила кофе и молчала. Кофе был горьким и невкусным, зато горячим.

— Камышка разлилась.

Я так привыкла к нашему молчанию, что от звука его голоса вздрогнула и едва не поперхнулась кофе. Подняла на него взгляд. Стоит в дверях, руки в карманах джинс, щетина двухдневная на лице. Глаза привычно чёрные, как сама ночь.

— И что? — с вызовом спросила я.

— Мост затопило. Пока не сильно, но к вечеру будет ещё больше воды.

— Я с тобой здесь сидеть не буду! — вспылила я.

— Удачи, — Руслан пожал плечами и ушел.

Допив кофе, я сполоснула чашку, поставила её в шкафчик. Помялась мгновение, вышла. Сидит все также. Точно специально. Я перешагнула через его ноги и свистнула собаку.

— Пойдём, Барбос.

Бублик послушно побежал за мной следом, мне показалось, что я слышу, как скрипят зубы его хозяина. Так-то.

Я ускорилась. Уже через час сугроб, в котором завязла моя машина, сдался и выпустил её на волю. Я подумала о том, что теперь придётся ехать к маме, с тоской посмотрела на серый дом. Такой план провалился! Подумала о том, что будь Руслан нормальным мужиком, он мог бы предложить свою помощь, вместо того, чтобы пить пиво, любуясь моими страданиями.

— Светка, — решила спросить сама у себя. — А ты бы приняла его помощь?

Постучала пальцами по рулю в раздумии. Машина ехала медленно, с пробуксовками, Бублик обгонял её и ждал впереди, на дороге, которая представляла собою две колеи с островком безопасности и сухости между ними. Решила быть честной сама с собой.


— Нет, не приняла бы. Но предложить-то он был обязан.

Речка, ещё вчера мирно лежащая в своих берегах, сегодня взбунтовалась. Я никогда ещё не была тут ранней весной и поэтому то, что мирная Камышка может быть такой широкой, меня поразило. Я подошла к самой воде. Она бурлила перекатываясь через низкий мост. На вскидку, мост ушёл под воду сантиметров на пятнадцать, не больше. Просто очень широкая лужа. Я смогу, ничего сложного. Однако руки тряслись. Я нашла в сумке сигареты, в пачке последняя, прикурила, сидя на корточках на берегу. Прибежал Бублик, сел рядом.

— Беги обратно к своему хозяину. Тебя-то он не обижает. Везёт тебе, псинка.

Сухой сигаретный дым резал горло. Я прислушалась к себе — курить не хотелось. Пусть я и возвращалась в свою старую жизнь, но старые привычки уже переросла. Бросила недокуренную сигарету в речку, она закрутилась волчком в мутной воде, в которой плыли ветки, обломки льда и исчезла.

Бублик дёрнул было за ней, но у кромки воды остановился и попятился назад.

— Иди домой, — сказала я. — Если укусишь своего хозяина за задницу, я тебе ещё шоколадку принесу, имей ввиду. И ещё, пожелай мне удачи.

На всякий случай я подхватила гладкое, тяжёлое тельце собаки на руки и отнесла подальше от воды. Где Руслан? Надо смотреть за своим питомцем, как бы в воду за мной не полез. Песик остался послушно сидеть там, где я его оставила и смотреть мне вслед круглыми глазами, склонив голову.