Если родные и знакомые считают тебя дурочкой — главное, их не разочаровывать. Вера вздохнула и открыла дверь. Мы с Толиком поднялись по ступеням, я сдала ребёнка, посмотрела на экран телефона. СМС с внушительным списком покупок от Марины. Потом, сначала в аптеку. По старой памяти поехала в ту же, что и в первый раз, тогда, миллион лет назад.

Как ни странно, та самая аптека все ещё работала. Я даже ожидала увидеть ту же самую девушку за прилавком и даже то, что она меня узнает. Но на кассе была незнакомая мне пожилая женщина, да и работала аптека по типу супермаркета, я просто протянула выбранную коробочку и все. Не пришлось краснеть и мяться третий раз в жизни, покупая тест на беременность. Коробочка была в сумке, сумка через плечо. Машина оставлена на парковке, а я поднималась в торговый центр по чертовски медленному эскалатору. Недалеко была лестница, по которой я поднялась бы гораздо быстрее, но мысль о том, что мне придётся шевелить ногами, нагоняла тоску.

Я поднялась наверх, оказалась в большом зале, уставленном столиками, здесь кормили фастфудом и роллами сразу десяток различных забегаловок. Бегали, врезаясь во взрослых, дети, стоял шум и гомон, не разгоняемая кондиционерами духота и запах многочисленных тел. Я максимально осторожно лавируя между столиками пересекла зал, там, за той вон колонной в углу, туалет, который мне и нужен. Играла музыка, меня подташнивало. Я подозревала, что тошнота — это следствие самовнушения, и старалась не обращать на неё внимания.

— Мышь! — окликнули меня. Я не обернулась, и тогда позвали по имени. — Свет!

Я вздохнула, и остановилась. За крайним столиком сидела Анька. На столе рядом — молочный коктейль и смартфон, на лице тоска. Видимо, такая, что и я гожусь её разгонять. Я плюхнулась на стул напротив.

— Чего тебе?

— Поздороваться хотела, — скривилась Аня. — Это преступление?

— Здоровайся.

— Здравствуй.

Мы помолчали. Я смотрела на неё, гадала, чего ей ещё нужно. Взгляд её метался по залу, скользил по лицам людей, ни на ком подолгу не задерживаясь, словно не видя, и то и дело возвращался ко мне. Ей точно что-то от меня нужно.

— Ты ведь мне такой план сорвала, — наконец начала она, когда я стала уже подумывать о том, чтобы встать и уйти. — Я ведь думала, что все учла.

Она, видимо, хотела, чтобы я спрашивала, какой же это гениальный план. Но все мои мысли были о яркой коробочке, которая горела желанием быть распечатанной и использованной по назначению, и даже любопытство, пожалуй, не удержало бы на месте. Я поерзала, решилась и спросила только затем, чтобы уйти уже скорее.

— Какой план?

— Беременная я, Светка.

Я засмеялась. Нет, я захохотала в полный голос, не в силах остановиться, размазывая слёзы по щекам. Анька смотрела обиженно, я заткнула себя усилием воли, отдышалась и спросила, страшась услышать ответ.

— От Руслана?

А сама думала — так мне и надо. Вот именно так. Чтобы не питала иллюзий, замков песочных не строила.

— Нет, — ответила Аня, даже удивив меня. — Не от него. Но очень хотела, чтобы он так думал.

— Это….нечестно же.

— Да какая уже разница. Четвёртый месяц пошёл, поздно кулаками махать. Профукала я сроки, спасибо тебе.

И потянулась к своему коктейлю. Сладкая молочная жидкость поднялась вверх по трубочке, я подумала, что вот теперь точно надо уходить. Сейчас начнёт жаловаться, я её — жалеть. А мне некогда, мне себя жалеть надо. Сначала убить, потом пожалеть.

— Ну, я пойду?

Анька махнула рукой. Я пошла прочь, зачем-то несколько раз обернувшись. Анька все так же сидела, понуро согнувшись втрипогибели. Мне и правда стало её жалко, но приближать её к себе не хотелось, она слишком подлая.

— Свет, — крикнула она мне в спину, вынуждая остановиться. — Это я Фильке рассказала.

Я постояла минуту, прислушиваясь к себе. Поняла — кардинально ничего не изменилось. Руслан человек злопамятный, а я ему щеки расцарапала на глазах у всех. Но все же стало легче. Хотя бы оттого, что он не обсуждал то, что между нами тогда произошло со всеми подряд.

В туалете была только одна девушка, остервенело отмывающая руки в горячей воде, от которой клубами поднимался пар. Я пожала плечами, каждый истязает себя так, как ему сподручнее. Зашла в кабинку, повесила сумку на крючок. Зашелестела обёртка коробочки, сама коробка полетела в урну, а у меня в руках осталась пластиковая полосочка. А через минуту полосочка уже лежала на смывном бачке, а я старательно разглядывала носки своих туфель, считая про себя. Решила — досчитаю до ста пятидесяти и посмотрю. Не раньше. Цифры никак не заканчивались, словно их был миллион, а не жалких полторы сотни. На восьмидесяти девяти я сорвалась и схватила тест.

И на меня разом обрушились воспоминания десятилетней давности. Моё отчаяние, опустошение, мой страх. Я прислушалась к себе — нет ничего такого. Посмотрела на две яркие полоски на тесте, и почувствовала, как по лицу расползается улыбка. Я беременна. И в этот раз все будет иначе.

Я не стала выбрасывать тест — глупая сентиментальность. Бросила его в сумку, вышла из туалета. Девица с ошпаренными руками уже исчезла, зато Анька все так же сидела, уставившись в экран молчащего смартфона. Я подошла, и чмокнула её в пахнущую духами макушку. Просто потому, что мне хотелось обнять весь мир.

— Не кисни, Анька, все будет хорошо.

И ушла. А уже на следующий день пошла к врачу. Воспоминания о моей прошлой беременности были ещё слишком свежи, чтобы я пускала дело на самотек. Отсидела небольшую очередь, прошла осмотр. Все что узнала, это срок беременности, который и так могла легко высчитать по календарю.

— Может мне в больницу лечь? — с сомнением в голосе спросила я врача.

— Зачем? Я первый раз в жизни вижу такую идеальную беременную. У вас даже гемоглобин в норме. Приходите через две недели, я вас поставлю на учёт.

Я сопротивлялась и не хотела уходить, убеждая всех, что меня нужно госпитализировать немедленно. Прошла УЗИ, на котором мне тыкали в экран, на непонятную рябь из точек и линий, которая обозначала моего ребёнка, и убеждали, что ему в моём животике просто распрекрасно, и наружу он не спешит. Сдалась. Шла по улице и несла себя, словно сосуд, наполненный драгоценным содержимым, боясь расплескать, растерять себя по пути.

— Свежий воздух. Никакой духоты. Витамины. Прогулки. Все, что вам нужно, — сказал мне напоследок врач.

Я подумала о нашей даче. Пять соток, и соседи за проволочным забором. Постоянный хоровод маминых подруг и наших родственников. И приуныла. С покоем это у меня не ассоциировалось. Но у меня был гениальный план.

— Марин, — спросила я вечером у подруги, которая так и пребывала на нашей даче. — А где Руслан?

— Руслан? — задумалась она. — В командировке. Точно. На неделю. Куда-то в Сибирь.

Это все решило. Я взяла отпуск на работе, на которую уже успела устроиться. Ничего особенного — перекладывание бумажек с место на место, и сотни людей вокруг. Отпуск мне давать не хотели, мотивируя тем, что я работаю всего немного. Но я решила, что в случае чего просто уволюсь. Деньги на пропитание и на ребёнка я вполне могла заработать в сети, а большее мне пока не нужно. Собрала необходимые вещи, объяснилась, не упоминая беременности с мамой, и уехала.

Папина Волга фырчала, но везла. Вскоре позади остался лесок, бревенчатый мост, я въехала на пригорок и остановилась у высокого дома. Он смотрел на меня с укоризной, словно обижался на мою ненужность.‍​

‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не обижайся, — попросила я. — Вот рожу ребеночка, будет здесь бегать и шуметь. И пофиг на его папашу.

Дом согласился ждать. Я разложила свои вещи, поставила продукты в холодильник, вытерла пыль и помыла полы. Дом словно оживал вместе со мной. Наступившая ночь меня даже не напугала, хотя я впервые ночевала одна в такой глуши. Стрекотали сверчки за окном, пряно пахло травами из открытой форточки. Я чувствовала умиротворение. Положила руку на живот, абсолютно плоский, впалый живот, и почувствовала, что я не одна.

— Теперь мама будет умнее, — прошептала я. — Мама не будет повторять прошлых ошибок.

Утром выпила стакан ненавистного, но богатого кальцием молока, съела кашу, и отправилась гулять. За домом, в роще розовела земляника. Я увлеклась, и заполнила ею весь подол сарафана, никакой тары с собой не было, а возвращаться не хотелось. Платьице было пёстрым, пожалуй, земляничные пятна его только украсят. Осторожно, дабы не растерять ягодки, пошла обратно. Вошла через задний ход, через который мы обычно бегали в баню, и который многие годы был запертым. Вчера я раскрывала все окна и двери, стремясь прогнать из дома не жилой дух.

Вошла, и принюхалась — пахло чистотой, свежестью, слегка средствами дезинфекции и земляникой. Прекрасно. Прошла на кухню, и остановилась как вкопанная, выпустив подол из рук. Сотни мелких, красных ягодок посыпались, дробно выстукивая по полу.

У кухонного стола, с рюкзаком через плечо и сомнением во взоре стоял Руслан. Я успела забыть, какой он высокий, сейчас мне практически пришлось задрать голову, чтобы смотреть в его лицо. Кухня, такая на первый взгляд просторная явно была для нас тесновата. Я шагнула назад, чувствуя, как давятся под ногами ягоды. Земляникой запахло ещё сильнее, просто дурманяще.

— Ты же в Сибири, — тихо сказала я.

— А ты в Москве, — ответил он, и пнул сумку, которая стояла у его ног. — Впрочем, ты ещё можешь это исправить, это мой дом.

Я ушла. Нет, не из дома. В свою комнату. Мерила её шагами, и думала, думала.

Сколько можно его бояться? Сколько можно ему уступать? Я теперь взрослая женщина, я почти мама, пусть об этом и не знает никто, кроме моего врача. Я должна быть увереннее.