Я прошла к кафе, в котором меня ждал Антон. Уже успел заказать мой любимый десерт, я улыбнулась. Все же человек, знающий тебя до самой твоей последней привычки, дорогого стоит.

— Привет, — поздоровалась я.

— Привет, — он легонько поцеловал меня в щеку, а я подумала, что мы постепенно научимся быть друг другу друзьями, а затем и посторонними людьми, стоит только дать времени пройти.

Антон пододвинул ко мне тарелку, я повозила в ней ложкой, не чувствуя аппетита. Слишком много мыслей мучает, чтобы получать удовольствие от такого незатейливого процесса, как еда.

— Свет, — привычно попросил он, — поехали со мной, — я привычно уже покачала головой, отказываясь это этого сомнительного удовольствия.

Антон вздохнул, протянул мне документы. Документы на нашу квартиру, которую я с такой любовью когда-то выбирала. Я поняла, что сейчас мне придётся отказаться от неё совсем, окончательно и бесповоротно. Нет, я не так корыстна, как кажусь. Но отдавать своё гнездышко, в котором сама подобрала каждую деталь, было грустно. Я, не глядя, подписала. Рвать так рвать.

— Мы же покупали её в браке. Я решил, что будет честно, если я переведу тебе половину стоимости.

— Не надо мне льстить, — ответила я. — Я бы заработала такую сумму, только если бы работала лет десять, забывая есть и спать. Пока, Антош.

Он улыбнулся, грустно, словно прощаясь. Сердце снова дрогнуло, но я знала, что делаю. По крайней мере, мне хотелось так думать. Я отодвинула тарелку с исковерканным десертом и вышла из кафе. Когда проходила мимо витринных окон, то увидела, что Антон все так же провожает меня взглядом. И почувствовала себя виноватой, словно не он, а я ему изменила, разрушив тем самым наш брак.

А дома меня ждала мама. Сидела на кухне, чинно сложив руки на коленях. Пахло жареным мясом, чем-то пряным. В желудке заурчало.

— А где Антон? — встрепенулась мама. — Я готовилась.

— Мама, хватит звонить моему мужу. Бывшему! — вспылила я. — Нет Антона, закончился.

И ушла, хлопнув дверью. Спряталась в комнате, опять с грустью вспомнив утерянную квартирку с зелёным двором, уютными комнатами, в которых каждый уголок был мне дорог. Вспомнила и разозлилась сама на себя. Мама продержалась пять минут. Затем пришла, постучала в дверь. Тихонечко, осторожно, боясь потревожить, но требуя внимания.

— Свет! — негромко сказала она. — Я же добра тебе желаю. Я сама тебя растила одна. Ты думаешь, это просто? У ребёнка должен быть отец. Мне посчастливилось встретить Олега. Но так везёт далеко не каждой женщине, поверь.

Я подошла к окну, не желая её слушать, посмотрела на пустой двор. Вот здорово было бы, если внизу стоял Руслан, уже привычно подняв голову, с горстью мелкой гальки в руках. Я бы взяла и сбежала к нему. И все было бы хорошо. Жили бы мы долго и счастливо и рожали красивых и здоровых детей, которые бы все повально играли в хоккей и любили толстых щенят. Я представила, и на душе стало щекотно. Только вот беда, когда Руслан звонит, я не беру трубку. И не знаю, как сказать ему, что я снова, нечаянно совершенно, беременна. И что не знаю, как нам жить, если я вся сосредоточена на своём животе, а он на своих горестях.

Мама все говорила и говорила, я не выдержала, осторожно открыла дверь, за которой она стояла, прошла в гостиную, обулась.

— Ты куда?

— Гулять.

— Пора взрослеть, Света. Бегать от проблем бесполезно, они догоняют.

А то я не знаю, мам. Я знаю это, как никто иной. Но сидеть и вариться в собственном соку, не хочу, не могу больше. Разумеется, всего этого я не сказала. Я не знала, куда уйти, где взять просто и скрыться от себя, своих мыслей, своих проблем, которые, я понимаю, мелкие совсем, но мастерски отравляют жизнь. Я хочу улыбаться, хочу смотреть, как раздувается мой живот, в котором растёт ребёнок, и совсем не хочу думать о том, как быть.

Я решила, что просто пойду и расскажу все Руслану. Даже думать не буду. Просто подойду и скажу — я беременна. А там, пусть делает что хочет: смеётся, плачет. По крайней мере, меня это мучить перестанет. Да, а потом пойду и скажу маме, что это не ребёнок Антона. Пусть уже успокоится и она, и моя совесть.

На детской площадке возле дома Руслана, пользуясь хорошей погодой, играли десятки малышей. Я позвонила в домофон, но из него текли гудки. Посмотрела на время — скоро должен быть дома, выгуливать собаку. Хотела позвонить, но так и не нашла в себе смелости. Буду рубить с плеча, глядя в глаза.


Потом снова глянула на площадку. И почувствовала свою сопричастность. Что я тоже мама. Что могу почти на законном основании пойти, сесть вон на ту полосатую лавочку и не чувствовать себя лишней на этом празднике жизни. Так я и поступила. Моим вниманием завладела девочка в белой панамке. Она была так очаровательна, что я просто не представляла, что скоро у меня будет такая же. Разнюнилась, расфантазировалась. Представила, как мы будем встречать Руслана после работы, а маленькая девочка с ямками на локтях и коленках, с младенческими кудрями будет идти ему навстречу, неуверенно ставя пухлые ножки. Представила, и слёзы навернулись на глазах. Потом пошла дальше, решила, где мы поставим кроватку. Комната у Руслана большая, удобная. Но потом, когда малыш подрастет, конечно же, надо будет найти квартиру просторнее. Может быть, даже в этом же доме, район очень хороший, зелёный, два парка рядом….

Мечтать так сладко. Я настолько погрузилась в свои мечты, что даже поверила в их реальность. Даже захотелось поскорее рассказать Руслану, и купить уже эту кроватку, и родить кудрявую малышку. Оглянулась на подъезд, его ещё нет, возле дома на лавочке сидит девушка, темноволосая, на лице круглые солнечные очки. Я отвела взгляд. Посмотрела снова через несколько минут, увидела, что девушка встаёт кому-то навстречу. В тоже время раздался рокот мотоцикла, я привстала, Руслан едет. Натянула на лицо улыбку, пытаясь настроить себя на важный разговор. И прямо с этой идиотской улыбочкой на лице и смотрела, как девушка, которую я уже ненавидела, бежит навстречу моему гипотетическому мужу и вешается на его шею. И Руслан не выглядел смущенным. Он был рад видеть эту девушку. Улыбался ей, сверкая белыми зубами, придерживая её за талию.

— Так мне и надо, — сказала я сама себе.

— Что? — вскинулась одна из мам, сидевшая рядом со мной.

— Да ничего. Все хорошо. Мечтать, конечно, не вредно, но неплохо бы и по сторонам смотреть.

И пошла прочь, надеясь, что он не увидит меня, такого позора бы я не вынесла. И обидно становилось, и злость, едкая, противная, словно желчь, поступающая к горлу, душила, не давала дышать. Я ускорила шаг, чувствуя, что задыхаюсь и тошнота, реальная, ненадуманная, грозит выплеснуться наружу вместе с истерикой. Завернула за угол и согнулась, выворачивая свой и так почти пустой желудок, даже не думая о том, что меня могут увидеть, главное, что меня не видит он и эта его…девушка. Потом отдышалась, купила в магазине воды, жалея о том, что нельзя выпить и закурить сигарету. В городе уже начинался вечер, тёплый, безветренный. Тени удлинялись, грозя вскоре всех захватить в свой плен. Я постояла, посмотрела бесцельно на прохожих, достала телефон. Вспомнила, что Руслан и правда мне не звонит. Два дня как. Видимо, надоело слушать гудки, уговаривать меня надоело, когда есть другие, менее замороченные девицы. Я задушила в себе очередной виток истерики и набрала номер Антона.

— Привет. Ты далеко уже уехал?

— Нет.

— Возвращайся, а. За мной.

Через полтора часа я уже ехала в машине прочь из города. За окнами проносились пригороды, которых я не видела в упор.

— Ты отдаешь себе отчёт в том, что я беременна? — в третий раз за десять минут спросила я.

— Вполне, — ответил Антон. — У нас же все равно не получалось… Буду считать, что это наказание господне за все то, что ты из-за меня перенесла.

Я подумала, что, наверное, просто прекрасно жить с человеком, который считает тебя и твоего ребёнка божьим наказанием. Зажмурилась. Антон улыбнулся и ободряюще потрепал меня по голой коленке. Я отодвинула ногу, почти прижалась к двери, чувствуя, как впивается в бок ремень безопасности. И посоветовала себе не вспоминать, как меня касался Руслан. В прошлый раз переломалась. Ещё лет десять, и переломаюсь снова. Потом ещё десять, и вообще буду вспоминать о своих терзаниях с улыбкой, с высоты своего жизненного опыта. Сотни женщин живут с мужьями, которых не любят, я тоже смогу. Зато мама… счастливая.

Меня укачивало. Я закрыла глаза и откинулась на сиденье. Вспомнила, как уезжала отсюда несколько лет назад. Как стояла на перроне, жалась к чемодану, который был размером с половину меня. Глотала слёзы, смотрела на табло, ожидая поезда. И увидела его. Он шёл по перрону широким шагом, уверенно, я даже оглянулась, смотря, к кому он мог идти вообще. Судя по всему, ко мне. Я вытерла слёзы, торопливо, поздно, он наверняка их уже видел.

— Убегаешь? — спросил он. Я вздернула подбородок. Мне не хотелось, чтобы он видел, насколько мне хреново. Насколько не хочется уезжать. Но я понимала, что все мои усилия тщетны. — Далеко собралась?

— В Москву. Мне… работу предложили.

Он посмотрел мне в глаза, он так давно этого не делал. Я сама его избегала. За последние годы мы виделись совсем редко. Он играл за какую-то именитую команду и на родине почти не показывался, я училась. А когда виделись, я просто чувствовала себя грязью под его ногами. Насекомым, севшим на его полированный ботинок. В каждом его жесте сквозило такое превосходство перед грязной мной… В последние годы я старалась избегать наших встреч как никогда раньше.

Взгляд Руслана скользнул дальше, остановился на моём животе. Я даже втянула его неосознанно, кровь прилила к лицу, дышать нечем, словно не пасмурный ветреный день, а жаркий летний полдень. Захотелось сбросить с себя всю эту грязь, отмыться, только поздно.