- Я заметила ты сегодня не пил, исполняешь роль трезвого водителя для отца? – нарушила нашу тишину, ибо хотелось услышать его голос. Виктор повернул голову в мое сторону и грустно улыбнулся, пряча за ресницами свои воспоминания.

- Я не пью четыре года.

- Закодировался?

- Типа того, после аварии, как отвело. Вижу алкоголь и сразу вспоминаю тот день, когда чудом остался жив… – он что-то хотел добавить, но прикусил губу. – Хромота и шрам на лице – это оттуда.

- Но несмотря на это ты не перестал водить машину.

- По необходимости. Блокирую свою память и сажусь за руль, иначе меня накрывает и мозг отказывается исполнять обыкновенные команды. Стараюсь ездить с водителем, благо возможности есть!

- Почему ты скрываешь от отца, что выкупил почти всю компанию?

- Уже сплетники донесли информацию? Присядем? – Виктор указал на скамейку. Я шагнула вперед, села первая, расправив подол платья и взглянула на мужчину. Он сел рядом, но корпусом повернулся ко мне, положив одну руку на спинку. Молчал, не спешил отвечать. – Когда-то он разрушил мою жизнь, теперь я разрушаю его! – спокойный тон не соответствовал прищуренным глазам, в которых было все что угодно, но только не уважение к родителю. Я вспомнила своих. Они меня с легкостью вычеркнули из своей жизни, когда я перестала соответствовать их критериям.

- Меня родители выгнали, когда узнали, что я беременна! – набравшись храбрости, призналась. Я даже подумала, что может быть сегодня скажу Виктору о самом главном, о том, что у нас есть самое ценное, что может быть в этой жизни. Виктор удивленно вскинул брови, но не задавал банальных вопросов, ждал продолжения.

- Они у меня люди старой закалки. Отец всю жизнь проработал в партии, всегда был приближенным к власти, очень гордился своей идеальной репутацией и чтил ее, как драгоценность. Мама была его дополнением. Красивая, умная, образованная, с научной степенью. Все у них было идеальным, даже посуда, из которой мы ели, была фарфоровой, белоснежной, как во всех приличных домах. Они ждали своего идеального ребенка. В августе мама поехала на дачу к своим родителям, там неожиданно открылось кровотечение, и ребенок умер… – сглотнула. Боль правды до сих пор была во мне. Тяжело было жить сначала одной жизнью, а потом учиться другой. Виктор деликатно молчал, но потрясение было в его глазах. Изумление. –У мамы была сестра. В то время она так же была беременна не понятно от кого, в семье ее игнорировали, но не выгоняли, просто не замечали, хотя кормили, одевали, кров над головой сохраняли. Она с мамой в роддом попала одновременно. Но умерла во время родов. Умершего ребенка заменили мною. И когда я им сообщила, что жду ребенка, они кричали на меня, они называли меня шлюхой, проституткой, гулящей женщиной, как и родная мать. Потребовали назвать имя виновника, чтобы тот женился. Иначе позор! Я отказалась. В этот же день меня выгнали с вещами из квартиры… – слезы текли по щекам, размазывая тушь под глазами, но было все равно. Рана болела. Прошло десять лет, а мысль о том, что я неродной ребенок в семье, которую считала родной, до сих пор причиняла острую боль.

- Кира… – выдохнул Виктор и обхватил меня за плечи, притянув к себе. Его горячее дыхание согревало воздух возле лица. Я приподняла голову, чтобы смотреть ему в глаза, но наткнулась на губы. Он смотрел на мои губы. Как два мотылька, потянувшие к огню, мы потянулись друг к другу. Это было, как первый раз. Робко. Волнительно. Изучающе. Я вроде знала, какие его губы на ощупь, но оказывается забыла. Они были нежными и одновременно требовательными, дразнящими и властными, дающие и берущие. Я всю себя отдала в этом поцелуе, словно это последнее что можно было сделать перед концом света.

Звонил телефон. Не мой. Звонил настойчиво и тревожно. Виктор со стоном неудовлетворения оторвался от моих губ, все еще не понимая, что мелодия была его мобильника. Он обнимал меня одной рукой, второй доставал телефон. Дымка желания в зеленых глазах рассеивалась, как туман на рассвете. Черные брови нахмурились. Говорил на английском. Говорил резко, задавал конкретные вопросы. Я поняла, что Виктор с кем-то говорил о маленькой девочке, которая не спит и плачет.

- Мне нужно ехать! – в голосе беспокойство, в глазах тревога. Маленькая незнакомая мне девочка была ему дорога, это было видно по тому, как он хмурился, как дрожали его руки. Он переживал. Причем очень сильно.

- Я с тобой! – первый порыв. Мне хотелось побыть с ним еще чуть-чуть. – Я так поняла, что какая-та девочка не спит… я могу попробовать уложить, опыт есть в пении колыбельных! – Виктор странно на меня смотрел, слишком долго, слишком внимательно.

- Хорошо! – согласился с моим предложением помочь без особого энтузиазма. И сразу же встал, подождал пока я встану. Он внутренне от меня отстранился, я чувствовала его баррикады и гадала, с чем это связано. Еще сильно волновалась, словно сейчас будет что-то решающее, что-то такое, что решит мою дальнейшую жизнь. Быть или не быть мне с Царевым.


Виктор жил загородом. В закрытом поселке недалеко от города. Его машину на контрольном пункте пропустили без вопросов. Дорога между дорогими домами была пустой и освещалась яркими фонарями. Мы остановились возле высокого желтого кирпичного забора. Как за каменной стеной. Успела заметить камеры по углам, возле калитки. Видимо у богатых людей свои бзики. За калиткой была большая территория. Тротуарная дорожка, подсвеченная маленькими фонариками, вела к двухэтажному дому. Я заметила справа большой детский комплекс. Там были и качели, и стена для скалолазания, и веревочная бродилка, домик наверху. Сердце сжалось. У Виктора есть ребенок. И скорей всего маленькая девочка была его дочерью. Было почему-то горько и обидно. За Тему.

Мы еще не дошли до крыльца, как входная дверь распахнулась и из нее выскочило?что-то маленькое в белой пижаме с Мики Маусами. Виктор рванул ей навстречу, подхватывая на лету и прижал к своей крепкой груди. Девочка обняла его рукам за шею, ногами за талию. Я стояла в сторонке и проклинал свой порыв поехать с ним. Теперь от этой картины сердце разрывалось. Я ждала, что сейчас выйдет женщина. Что она удивится моему присутствию. На крыльцо действительно вскоре вышла женщина, скрещивая руки на груди. Но на ее лице не было вопроса по поводу меня, ей было все равно. Ее даже не волновала девочка.

Никто не заговаривал. Было логично, что малышка сейчас расскажет Виктору почему не спит, какие монстры ее пугают. Но ничего подобного.

- Пойдем в дом! – это он обратился ко мне, продолжая держать девочку на руках. Я подошла к нему и посмотрела на малышку. Ее головка лежала на плече Виктора, темные волосы были распущены, на кончиках вились. Большие глаза цвета зеленой листвы смотрел заинтересовано и испуганно. А еще во рту держала большой палец. На вид ей было года четыре, но утверждать не бралась.

Мы вошли в дом. Я старалась не крутить головой по сторонам, но было любопытно. Ремонт, мебель, каждая мелкая деталь – все было продумано, все было на своих мечтах, можно было позвать репортеров из журналов по интерьеру и спокойно предоставлять помещение для фотографий. Как в магазине. Если бы не пара мягких игрушек на диване, небрежно лежавшая футболка на спинке дивана, я бы подумала, что это дом для образца. Виктор сразу направился на кухню. Он усадил девочку на высокий барный стул и повернулся к холодильнику. Незнакомая женщина за нами не последовала. Малышка продолжала сосать палец и с испугом рассматривала меня. Я ей улыбнулась.

- Привет! Меня зовут Кира, а тебя как? – я подняла глаза, дверка холодильника резко захлопнулась. Виктор стоял с банкой мороженного и напряженно смотрела на меня. Девочка не отвечала, она повернула голову в сторону Виктора. Чего-то меня переклинило, вспомнила, что он разговаривал на английском, тоже самое я продублировала уже на другом языке. От девочки ноль реакции. Я недоуменно смотрела на мужчину, который подошел к кухонному островку, открыл банку ванильного мороженного, достал ложку и поставил перед малышкой. Девочка вытащила палец и с улыбкой накинулась на лакомство, испуг в глазах медленно растворялся с каждой съеденной ложкой.

- А не вредно ребенку на ночь есть сладкое?

- Это единственное средство, что ее успокаивает. Да она много и не съест, максимум ложек семь. Потом спокойно уснет! Правда, малыш? – Виктор с такой любовь посмотрел на девочку, сомнений не осталось. Это его дочь. Да и глаза были папины. Генетика сильная вещь.

- А где же мама? – осторожно спросила, сжав руки в замок. Виктор смотрел на малышку, стиснул губы, видно размышлял, отвечать или нет.

- Мама погибла в автокатастрофе. В той самой аварии, где я и Ирэн остались живы, а Эмилия погибла! – он посмотрел на меня, прямо в глаза. – Ирэн было полтора. После аварии она не разговаривает. Вообще не издает звуки. Она даже плачет беззвучно. Прошло четыре года, ни один врач так и не сумел мне объяснить, что происходит с дочерью. Психологическая травма. Именно на этом все сошлись, а как с этим бороться, никто не знал.

- Извини! – чувствовала себя виноватой, заставляя его рассказывать о прошлом, глаза смотрели перед собой. И я понимала, что Виктор во всем винит себя. – Ты не виноват… так случилось.

- Нет, Кира, я виноват. Если бы я не выпил, сумел бы удержать руль на мокрой дороге, и мы бы не слетели в обрыв. Так что тут полностью моя вина и мне с этим жить… – его рука прошлась по волосам девочки, она подняла свое испачканное личико и улыбнулась, сияя зелеными глазками. Виктор привычным жестом вытер салфеткой маленький рот, подхватил дочь на руки.

- Оставайся здесь или проходи в гостиную, я минут через пять спущусь! – как хороший хозяин он мне предложил вариант пребывания.

- Я подожду тебя здесь.

- Если хочешь чаю, чайник возле микроволновки, – он кивнул в сторону серебристой техники.

- Хорошо.