Глаза Оуэна вспыхивают, будто он только что вспомнил, где находится.

– Точно.

Я тороплю его к правой лестнице к сцене, потом оглядываю комнату в поисках других актеров труппы на случай, если они замешкались. Никого нет, и я сама пробираюсь за кулисы, замечая, что теперь кончики моих пальцев подкрашены голубым. Я улыбаюсь, несмотря на то, что грудь сжимает смесь радостного возбуждения и нервозности, которая предшествует каждому представлению.

Мои актеры выстроились за кулисами, и я смотрю на них, на Тайлера с портфелем. Выглядывая из-за кулис, я смотрю в зал. Но софиты горят, и я только могу различить первые ряды. Я всматриваюсь в лица новичков из театрального кружка, гордых бабушек и дедушек и нескольких учителей.

Но я нигде не вижу Уилла.

Борясь с разочарованием, я снова фокусируюсь на сцене.

– Назови имя Вилли Ломана, посмотри, что будет!.. Вилли Ломан – известная личность! – провозглашает Тайлер с отчаянной, показной смелостью.

– Ладно, пап, – миролюбиво отвечает Оуэн.

Кто-то чихает в одном из первых рядов, и я резко поворачиваю голову на звук и вижу в зале сгорающего со стыда аллергика-девятиклассника, сидящего рядом с… Роуз?

Она сидит одна, Эрин не видать, и она выглядит возмутительно хорошо для женщины на восьмом месяце беременности. Волосы ее собраны в аккуратный пучок, и она надела те длинные серьги, которые никогда не надевает с Эрин, и платье с длинным рукавом, которое подчеркивает, как мало веса она набрала.

Папа в Нью-Йорке, по делам, связанным с домом. Наверное, Роуз пришлось привезти Эрин к тете Шарлотте, и она приехала сама – не папа ее привез. Я хочу испытывать благодарность – с ее стороны было мило уже то, что она разузнала о времени выступления, не говоря уже о том, что она пришла. И все же вместо этого я чувствую вину, даже более горькую.

Если бы не развод, в первом ряду сидела бы моя мама. Именно она нас с папой вытягивала на представления в ТИЮО, и она иногда даже приводила меня на выступления в Стиллмонтской старшей школе, когда я была маленькой. Ей бы тут понравилось. Неким образом то, что Роуз пришла сегодня, воспринимается, как будто она посягает на роль моей мамы и вторгается в мои отношения с ней даже в большей степени, чем то, что Роуз живет со мной под одной крышей.

– А ты на нее не кричи, слышишь? – разгневанный голос Оуэна притягивает мое внимание обратно к сцене. Теперь благодаря моей расстановке актеров по сцене и тому, как Оуэн расправил плечи, он даже выглядит выше Тайлера. Он внес в финальные строчки такой накал, которого не было на репетициях, так что я впечатлена.

Тайлер обмякает, словно побитый, и упавшим голосом произносит финальную реплику Вилли:

– Передай привет Биллу Оливеру; может, он меня помнит.

Некоторые зрители украдкой вытирают глаза под тяжелое молчание, которое повисает после его слов.

И вот включается свет, а зал аплодирует моим актерам, которые вышли на поклон. Чувствуя волну удовлетворения от идеального выступления, я собираюсь уходить, но вдруг вижу, как Тайлер жестами зовет меня на сцену со своей дурацкой ухмылкой, которая сияет на его лице каждый раз, когда он оказывается перед обожающей аудиторией.

– Ни за что, – шевелю я губами, пока Тайлер продолжает махать мне рукой.

Я смотрю, как он – глазам не могу поверить! – обменивается понимающим взглядом с Оуэном, который бежит к месту за сценой, где я прячусь, и, не успеваю я сообразить, за локоть вытаскивает меня на сцену. Он крепко держит меня в самом центре.

– Давайте еще раз поаплодируем Меган Харпер, – кричит Тайлер толпе. – Которая, возможно, прибьет меня за это потом, но не сейчас. Сейчас уж слишком много свидетелей.

Зал хохочет, все еще под действием чар Тайлера. Я их не виню. Даже если он прав насчет того, что я его потом прибью.

– Меган не только великолепный режиссер – она руководила всем показательным выступлением старшеклассников, – продолжает он. – Она отлично поработала за четыре года, в течение которых претворяла спектакли в жизнь на этой сцене – и давала мне больше возможностей тут перед вами выставлять себя дураком, чем я заслуживаю.

Ничто в истории моих отношений с Тайлером не могло подготовить меня к тому, как он теперь на меня посмотрел – с искренним уважением. Помощник выходит на сцену из-за кулис с огромным букетом белых орхидей в руках, и Оуэн ободряюще сжимает мою руку. Я поворачиваюсь к нему лицом, но он уже отпускает меня и уходит в тень. Оставляя меня в одиночестве у всех на виду.

Мои щеки заливает жаром. Наверное, я в какой-то момент взяла цветы у Эндрю Меты, потому что краем сознания чувствую плечом прижатые к нему лепестки, пока я утопаю в аплодисментах.

Выбрав позицию режиссера, я стремилась избегать таких моментов – когда все взгляды на мне, когда все восхищенные выкрики и любящая улыбка Роуз для меня. Я думала, что от такого будет неприятное ощущение, что я все это неизбежно потеряю вскоре в связи с переменами. Но его нет.

Ощущение такое, что я получила то, чего мне не хватало.

Я слышу, как кто-то за сценой кричит «Давай!», и я знаю без тени сомнения, что это Энтони, чей монолог из «Криминального чтива», между прочим, был великолепен. Дженна и Кейси смеются за мной, и постепенно аплодисменты умолкают. Все начинают толкаться к выходу, но не Маделайн. Она прорывается через толпу к сцене, на лице ее светится гордая улыбка.

Я спрыгиваю со сцены к ней.

– Ты идешь к Тайлеру в мужскую раздевалку? – спрашиваю я, ожидая, что она покраснеет.

Она и правда краснеет.

– Нет, – говорит она. – Я жду свою невероятно талантливую, великолепную подругу, выдающегося режиссера. – Она сгребает меня в тесные объятья.

– Ты такая молодец, что пришла, – говорю я, уткнувшись в ее толстовку. – Но вообще знай, я видела, как Тайлер пошел за сцену.

Маделайн выпускает меня из объятий и смотрит туда, не решаясь пойти.

– Мне все равно нужно поговорить с Роуз, – уверяю я. – Иди поздравь Тайлера. Я тебя потом найду.

Она сжимает меня еще раз, но мои слова ее убедили, и она вскакивает на сцену, чтобы отправиться за кулисы. Я присоединяюсь к давке на выход во двор. Надеясь найти Уилла (он же должен быть где-то здесь), я осматриваю толпу снаружи. Я хмурюсь, потому что никак не нахожу его, но вообще почти невозможно кого-то тут найти.

Впрочем, Роуз выделяется в толпе. Она ждет рядом со столом с напитками, и несмотря на то, какая во дворике густая толпа, ее беременному животу все дают пространство метрового радиуса. Она выглядит потерянной. Что я могу понять – она никогда не была ни на чем подобном.

Я подхожу к ней, не особо представляя, что собираюсь сказать. Я хочу поблагодарить ее за то, что пришла, но мы нечасто говорим с глазу на глаз. У меня нет готового сценария на такие случаи. Кроме того, я все еще чувствую себя так, будто предаю маму тем, что рада видеть здесь Роуз.

Ее глаза загораются, когда она замечает, как я выхожу к ней из толпы. Вместо слов благодарности из моего рта, стоит мне подойти к ней, почему-то доносится:

– Где Эрин?

Роуз моргает, а потом к ней возвращается самообладание.

– Я подумала, что до трех лет ей не стоит приобщаться к пригородному нигилизму «Смерти коммивояжера», – отвечает она, и я не могу сдержать смех. Приободренная, она ласково улыбается. – Было чудесно посмотреть твою сцену. Да и все представление. Ты сделала отличное мероприятие. Мне понравилась твоя сценография – то, как Вилли был все сильнее изолирован от остальных актеров по мере того, как его советы становились более оторванными от реальности.

Я растерялась от неожиданности. Именно такого эффекта я и добивалась.

– Ты… знаешь эту пьесу?

– Я изучала английскую литературу в колледже, – отвечает она с улыбкой. Не знаю, предательство ли это по отношению к маме, но я чувствую себя виноватой, потому что не знала этого о Роуз. И я понимаю, что, наверное, мало что вообще о ней знаю. Где она выросла, ее любимое кино, играла ли она сама когда-то в спектакле, почему она решила стать помощником адвоката.

– Очень мило с твоей стороны было прийти, – наконец говорю я, зная, что стоило сказать это раньше.

– Я очень рада, что получилось. – Она кивает на что-то за моей спиной, и улыбка ее становится игривой и понимающей. – Кажется, Биф Ломан с тобой хочет поговорить, что для меня сигнал уходить со сцены. До встречи дома.

– Ага. Увидимся.

– Хочешь, возьму твои цветы? – Она указывает на букет, который я и забыла, что держу в руках.

– Ой! – Я неуклюже протягиваю его. – Пожалуй, это хорошая идея. Спасибо, – говорю я, затем поворачиваюсь к Оуэну, который стоит в метре от меня, теребя галстук.

Я подхожу к нему и вытягиваю галстук из его рук.

– Ты был великолепен, – говорю ему я и действительно так считаю. Он было улыбается на секунду, но тут же возвращается его нервозность. Он выглядит точно так же, как тогда, в гримерке, когда его захлестнула паника перед выходом на сцену. Но сцена-то уже сыграна. – Что не так?

Он опускает глаза.

– Мы можем, э-э, поговорить где-нибудь?

– Конечно, но дай мне секундочку. Я все еще не нашла Уилла. Я должна его предупредить, прежде чем исчезну. – Через плечо Оуэна я оглядываю толпу во дворике, где все так же не видать Уилла, но Оуэн берет меня за руку. Наши взгляды встречаются.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить, – его голос теперь ниже, более взволнованный. Я чувствую дрожь в груди.

– Оуэн, что происходит?

– Нам нужно поговорить наедине.

Он аккуратно тянет меня за руку обратно в зал, вверх по ступеням к пустому закулисью, в гримерку. Она пуста, если не считать Брайна Андерсона, который кивает мне с улыбкой, на которую я не отвечаю, так как слишком взволнована.