вообще не знает Сюзетт. Я просто парень, которого наняли выложить ей камин.

Желая быть полезным, я протянул руку к брюнетке и нажал кнопку «вниз», хотя она уже

сделала это раз пять. Дерьмо, было ли это похоже на менсплейнинг ? Стоит спросить

сестру, которая постоянно третирует меня этим.

Брюнетку это, похоже, не парило, но лифт удивил, грохнув от остановки, а затем поменяв

курс и вновь направившись вниз.

– Не может быть, – она повернулась и подарила мне первую с тех пор, как вошла в лифт, по-настоящему дружелюбную улыбку. Как ударом, меня поразило магия её глаз, от

которой перехватило дыхание. Они дымчато-зеленые с янтарным кольцом по краю

радужки. Я никогда не видел ничего подобного, и я таращился как идиот несколько

секунд, затем протянул руку.

– Ной Донован, – представился. – Специалист по ремонту лифтов к вашим услугам.

Она засмеялась и приняла мое рукопожатие, скользя своей теплой гладкой ладонью по

моей и сжимая с удивительной силой.

– Я – Лекси, – сказала, и я заметил, что она не назвала свою фамилию. – Это то, для чего

все эти инструменты?

И кивнула в сторону моего большого ящика, наполненного шпателями и зубилами, и я

заметил, как подрагивает ее улыбка, когда она обратила внимание на молоток.

Двухсторонний и стальной, он выглядел так, будто был создан для раскола черепа, поэтому я не виню Лекси за ее дискомфорт. Если честно, всё это нагромождение

инструментов кажется чем-то вроде того, что можно найти на заднем сидении фургона

Теда Банди.

– Я каменщик, – объясняю ей. – Делаю такие вещи, как камины, декоративные каменные

фасады и надгробия.

Я думал, это прозвучит более впечатляюще. Но вижу по реакции Лекси, что слово

«надгробие» не уменьшило подозрений, относительно того, что она застряла в

ограниченном пространстве с серийным убийцей.

Слушайте, я все понимаю. Как большой парень с татуировками и сборкой, которая

предполагает, что я регулярно сжимаю маленькие автомобили в кубики, я знаю, что

заставляю некоторых людей нервничать. Но параноические вибрации, исходящие от этой

дамочки особенно сильны, поэтому сделал себе мысленную заметку избегать таких тем,

как смерть и острые предметы на все время этой поездки в лифте.

Она сделала шаг назад, изучая меня, а я стоял совершенно неподвижно, будто бабочка

приземлилась на кончик моего носа.

– Твоя девушка действительно менеджер по найму в «Зените»? – спросила.

Ее вопрос поразил меня, и мне потребовалась секунда, чтобы понять, о чем, черт возьми, она говорит. Точно! История, которую я рассказал блондинке.

Я покачал головой и засунул руки в карманы.

– Нет.

Выражение ее лица осталось сдержанным, а я задался вопросом, стоит ли дальше врать.

Признание лжи – не лучший способ убедить ее в моем высокоморальном облике.

– Мой муж – полицейский, – заявила брюнетка, прежде чем я успел добавить что-либо

еще. – Он специализируется на раскрытии громких убийств. У него отличный послужной

список.

Она смотрела мне в лицо, выдавая эту информацию, и я кивнул, подтверждая, что

сообщение получено.

– Оу. Ясно.

Интересно, правда это или нет, но она носит обручальное кольцо, так что как минимум

половина из её слов – правда. Это не мое дело вообще-то.

Тем не менее, мне интересно, должен ли я признаться. Полностью прояснить ситуацию. Я

имею в виду, черт, что никогда больше не увижу эту женщину, но мне не нравится

оставлять вранье нераскрытым. Когда мне было шесть, женщина из кафетерия

спрашивала всех детей, закончили ли они кушать. Однажды я сказал «да», хотя у меня

осталось две морковные палочки в моей коробочке для завтрака с «Невероятным

Халком». Я ревел целую неделю из-за чувства вины, пока окончательно не сломался и не

признался в этом проступке. Моя сестра ржет надо мной из-за этого до сих пор.

– Слушай, насчет девушки, – начал было я.

– Девушек, – поправила она с улыбкой.

– Точно. Эм, на самом деле у меня...

Скреееееежет!

Лифт резко затормозил, а Лекси упала на меня. Я подхватил ее за руки, когда она

столкнулась с растительностью на моей груди. Запах цветущих апельсинов застал меня

врасплох, как и упругость ее бицепсов. Мне потребовалась секунда, чтобы помочь ей

стать ровно, а затем отпустить.

– Ты в порядке? – поинтересовался я.

Она смотрела на меня несколько секунд, кивнула.

– Да. Боже, ты действительно твердый.

Я рассмеялся и отступил назад.

– Если тебя это утешит, моя сестра говорит, что у меня мягкое сердце.

– Рада это узнать.

Она снова повернулась к кнопкам и нахмурилась. Мы не двигались ни вверх, ни вниз. Мы

совершенно никуда не двигались. Я не взялся бы объяснять, что это значит.

– Куда ты тыкнул? – уточнила она.

– Кнопку «вниз». Уверен, это было совпадением, что сработало.

Она попыталась повторить мой подвиг. Но безрезультатно. Снова нажала кнопку «вниз».

Ничего. Опять «вверх»? Я молча наблюдал, полагая, что поступил бы также. Нет смысла

дублировать усилия. Лекси повернулась и посмотрела на меня.

– Что теперь?

Она спросила так, будто я должен это знать. Поэтому я шагнул вперед и несколько раз

легонько стукнул по панели с кнопками. Кажется, мы застряли где-то между седьмым и

восьмым этажами, что не очень хорошо. Если ситуация станет критической, я бы не

чувствовал себя в безопасности, открывая двери, когда под ногами нет пола.

Я ударил по «семерке» в надежде, что это может заставить лифт двигаться. Нет.

– Попробуй «восемь», – ее голос снизился до шепота. Надеюсь, что не от паники.

Клаустрофобия – последнее, что нам сейчас нужно.

Тыканье по кнопкам ни к чему не привело. Вокруг нас тишина. А я смотрел на тревожную

кнопку и думал, как долго мы проторчим здесь, прежде чем один из нас ее нажмет.

– Я вызываю техника, – Лекси прошла мимо меня и придавила кнопку со значком

телефона. Телефона здесь нет, поэтому я очень удивился, когда звон заполнил кабину.

– Техобслуживание. Это Боб.

Лекси расслабилась.

– Привет, мы в лифте в «Берлингтон-Тауэр», и кажется застряли. Мы никуда не едем.

– Твою мать, – отвечает техник. – Этого я и боялся.

Стоп, что? Не самый обнадеживающий ответ.

Лекси бросила на меня взгляд, полный паники, и я сделал шаг вперед так спокойно, насколько это только возможно.

– Эм, Боб? – постарался я придать голосу независимость. – Что здесь происходит?

Молчание. Долгое.

– Алло? – проговорила Лекси в ту самую минуту, когда в лифте раздался щелчок. Я

подумал, что мы с ней одинаково сильно боимся, что наш друг Боб может нас кинуть.

Но Боб все еще на связи, и его следующие слова были сказаны мрачным тоном.

– Слушайте, мне очень жаль, но вы застряли.

Охренеть.

– Прошу прощения? – Лекси говорила, а ее голос немного дрожал.

– За-стря-ли. То есть не будете двигаться час, может два. Может и подольше.

Лекси посмотрела на меня, широко раскрыв глаза, и прижала руку ко рту.

– О нет.

ГЛАВА 2  

     Лекси

Я сфокусировалась на глубоком дыхании, делая медленные вдохи через нос, а выдохи

через рот, положив одну руку на груди, другую – чуть ниже ребер.

Это должно было удержать меня от отдышки, но в голове вертелся только один вопрос: думает ли Ной, что я сама себя щупаю или нет? Он смотрел на меня с беспокойством, а

ширина его плеч напоминала, что парень может расплющить мой череп одним

движением.

Не то, чтобы он думал об этом... Хотя не стала бы ручаться, о чем он думает, но выглядел

он обеспокоенным.

– Ты в порядке?

Он спросил меня об этом уже второй раз за те пять минут, что мы были знакомы, и мне

ударила в голову мысль, что я должна стать сильнее вместо того, чтобы бояться всего на

свете.

Обвините последнего в том, что произошло в прошлом году. Но я отвлеклась.

– Все нормально, – соврала, хотя жар хлынул к моим щекам. – Просто... У меня

небольшая клаустрофобия.

– Ах, – вздохнул он. – Нечего стесняться. У всех нас есть свои проблемы.

Приятель, да ты и половины не знаешь!

– Правда? – спросила.

Я моргнула. Меня вдруг осенило, что я, возможно, сказала эти слова вслух. Паника

заставляет меня делать странные вещи.

– Я... Я могу быть немного нервной, – объяснила ему.

Он улыбнулся, как будто я сказала что-то милое, и мне стало интересно, что бы он

подумал, если бы знал о голосах в моей голове. Это не такие голоса, как у сумасшедших

или типа того. Просто это мой способ мышления, обработки информации в подсознании.

Думаю, что на самом деле все в порядке, и никакой патологии в этом нет.

Этих, что в моей голове, двое, и я даже дала им имена. Первый – Уотсон, названный в

честь Джона Б. Уотсона, который проводил основополагающие исследования о

бихевиоризме – там, где маленького Альберта запрограммировали бояться чего-либо

белого и пушистого. Когда думаю об этом, сразу представляю себе белого кролика.

Второй – Гарри Харлоу, который изучал доверие и привязанность к обезьянам.

И эти образы приводят меня к тому, что я представляю себе обезьяну и кролика, спорящих

в моей голове, когда взвешиваю две разные реакции на окружающий мир.

Ладно, пусть это звучит безумно. На самом деле, я бармен со степенью психолога и

недавней травмой в жизни, так что вполне может быть, что в моей голове происходит что-