— Отпусти! — ору, отпихивая его от себя, а Саша, пошатнувшись, падает на пол.

Вертит головой, словно мокрый пёс, а потом издаёт странный горловой звук и ползёт ко мне на коленях. Обхватывает мои ноги, утыкается носом, горячо дышит и болтает всякую ерунду о том, что не отпустит, что жить без меня не может. И я бы, может быть, даже растаяла, поверила, если бы сказано это было на трезвую голову и намного раньше. Сейчас внутри так пусто, что, кажется, гуляет эхо.

— Отстань! — Пытаюсь отодрать его руки от себя, выбраться, но Саша хваткий, так просто не отцепишься. — А ну, поднимайся, алкаш недоделанный!

Саша мычит, уткнувшись в меня носом, жарко дышит, хаотично гладит узкими ладонями бёдра, только это ни черта не возбуждающе! Мне противны его прикосновения, отвратителен он сам, видеть его не могу до зубовного скрежета, гада такого.

— Иди на фиг, я сказала! — воплю, снова пытаясь отпихнуть его, но Саша точно ополоумел: всхлипывает, гладит меня, забирается рукой под халат, а я падаю на спину, потому что не могу справиться с его напором. Господи, какая пошлость — быть изнасилованной собственным мужем, какая ужасная дичь.

Почему-то в том, что он сейчас попытается взять от меня своё и заявить супружеские права со всей своей пьяной страстью, даже не сомневаюсь.

Приземляюсь на толстый ворс ковра, смягчивший падение, а у Саши будто бы совсем мозг отключился: наваливается всем телом, впечатывая в пол, тычется сухими горячими губами в шею, слюнявит кожу на щеке, окутывает парами алкоголя. До слуха доносятся неразборчивые слова, смысл которых прост и понятен — сейчас он будет дарить мне свою страстную любовь. Ну вот, за что мне это?

И правильно! Не нужно было быть сердобольной идиоткой и впускать его в дом. Теперь уж придётся думать, как избавиться от его тела в опасной близости от моего.

Лучше сдохнуть, чем ещё хоть раз с ним переспать.

— Да отвали же ты! — ору, напрягаясь всем телом.

И мне всё-таки удаётся сбросить его на пол! Мамочки, никогда не чувствовала себя счастливее.

— Идиот проклятый, только сунься ко мне — зашибу!

Вскакиваю на ноги, а Саша так и остаётся лежать на спине. Поправляю халат, сбившийся и почти распахнутый, приглаживаю волосы и ору дурниной о том, что сейчас вызову полицию. Я так зла на Сашу, так неимоверно рассержена его выходкой, что подбегаю к висящему на стене стационарному телефону, снимаю трубку, и уже было звоню ментам, но странная тишина останавливает.

И правда, что ли, зашибла?! Господи, этого ещё не хватало...

— Саша, эй… ты там живой вообще?!

Но ответом мне служит размеренное дыхание спящего глубоким сном пьяного человека.

***

— Дядя Вася! — кричу, подойдя к высокому забору, разделяющему участки родителей и их ближайшего соседа — Василия Яковлевича, но для меня просто дяди Васи.

Я знаю его с самого детства, и всегда считала своим другом — настоящим, несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте. Часто с Полькой, будучи совсем мелкими, залезали на высокую яблоню и по длинным толстым ветвям спускались в соседний двор, чтобы полакомиться самой вкусной в мире ежевикой.

Дядя Вася делал вид, что сердится, хватал в руки длинный шланг и щедро поливал нас прогретой на солнце водой с головы до ног, словно свою любимую зелень. Мы визжали, хохотали, просили пощадить, сосед угрожал нажаловаться нашим родителям, но в итоге всё заканчивалось тем, что мы садились втроём под раскидистыми деревьями в саду и пили ароматный липовый чай, рассуждая о противных мальчишках и новых куклах в наших коллекциях.

Хорошее было время — простое и понятное, и всё виделось сквозь призму радужного счастья, которое способны испытывать лишь беззаботные дети, когда вся боль — лишь от разбитой в кровь круглой коленки.

— Анастасия? — слышится хриплый со сна голос соседа. — Что-то случилось?

Чёрт, я же могла ему просто позвонить, только напугала лишний раз. Дура, дура, эгоистичная истеричная дура!

— У меня к вам очень важная просьба, — говорю, когда дядя Вася открывает со своей стороны небольшую калитку и, чуть пригнувшись, заходит в наш двор. — Просто вопрос жизни и смерти!

Я тараторю, захлёбываясь эмоциями, потому что боюсь, что дядя Вася пошлёт меня и откажется помогать.

— А до утра эта важная просьба не могла потерпеть? — спрашивает, потирая заспанные глаза. — На дворе ночь глухая, чего тебе, егоза, не спится-то?

— Бессонница замучила, — отвечаю уклончиво, а сосед скептически хмыкает.

— В твоём возрасте от любви надобно ночей не спать, а не из-за бессонницы.

Дождь уж почти прекратился, лишь редкие крупные капли падают с неба, а земля превратилась в такую кашу, что ноги в резиновых сапогах разъезжаются. Точно, Апокалипсис, во всех смыслах этого слова.

— Так от меня-то ты чего хочешь? Колыбельную спеть?

И то верно. Пора переходить непосредственно к сути, а то не видать мне помощи, как своих ушей без зеркала.

— У вас машина на ходу?

Сосед энергично кивает, но в глазах мелькает подозрение.

— Куда это ты, на ночь глядя, намылилась, а? Аська, признавайся, что задумала, а то выпорю!

Все его угрозы — не более чем шутка, но вид при этом у дяди Васи очень сердитый. Не выдерживаю и смеюсь — уж больно забавно выглядит сейчас сосед, в натянутой на уши чёрной шапочке и с торчащими в разные стороны рыжеватыми усами.

— Саша… он пьяный ввалился, а потом уснул. На полу. А я видеть его не хочу, потому… потому поможете мне его увезти?

Дядя Вася окидывает меня долгим задумчивым взглядом, что-то мысленно взвешивая, а я закусываю щёку изнутри, чтобы не расплакаться от волнения.

— Ладно, егоза, помогу, — соглашается без лишних разговоров и ненужных расспросов. — Сейчас, только ключи возьму и свою крошку к вашему забору подгоню. А ты на улицу выходи, открывай воротá.

Готова прыгать на месте от счастья, что у меня есть такой замечательный сосед, который хоть и ворчун, но всегда на моей стороне. И Сашу он тоже не очень жалует, как, собственно, и почти всё моё ближайшее окружение.

Калитка захлопывается, а я спешу к воротам, чтобы выполнить просьбу соседа, и пусть вода после дождя затопила даже плитку дорожек, готова мордой в грязь упасть и на пузе ползти, но побыстрее Сашу из дома выбросить.

Я решила избавиться от Саши, как только услышала его размеренное сопение и сонную болтовню. Не хотела видеть его помятую рожу с утра, слышать путаные извинения и присутствовать при новых витках трагизма, с которым муж решит возвращать меня обратно. Не знаю, зачем он напился, зачем вообще пришёл, но, кажется мне, не от большой любви. Унижался бы он так, не попроси я его собрать вещи и уйти из дома? Не уверена. Он слишком привык, что в любой ситуации может рассчитывать на помощь моих родителей и мою, что совершенно перестал это ценить. А мне больше не хочется быть дурой, хватит.

А ещё для таких фокусов он слишком гордый и, обычно, цены себе не сложит, до такой степени уверен в своей непогрешимости и верности любого принятого решения. Изначально мне очень это в нём нравилось, но со временем его эго начало переходить всяческие границы, и стало почти неприятно. А вот, в свете последних событий, даже противно.

Да, возможно, внутри что-то ещё теплится. Всё-таки столько лет, в которых и радости было много, не так-то просто вычеркнуть из памяти, из сердца. Саша не всегда был куском дерьма, просто что-то однажды между нами пошло не так, и это “не так” разрушило нас окончательно, медленно, но уверенно расширяя раскол.

Когда Саша вырубился, я стала думать, каким образом решить проблему нахождения с ним на одной территории. И придумала. Нашла в его кармане мобильный, зашла в список последних вызовов и вычислила самого активного абонента — некую Наташеньку. Даже фото её прикрепил, гад такой, и на меня с него взирала та самая брюнетка, которая таращилась по сторонам коровьими глазами в моём же собственном доме, будто это мне должно быть стыдно. Оказалось, это у них взаимное: "Сашенька", "Наташенька". Тьфу. Хуже только “рыбки” и “котики”.

Недолго думая, чтобы не поменять решения, открыла сообщения и отправила этой Наташеньке: "Любимая, позвонить не могу — сижу на совещании. Мечтаю о тебе и жутко соскучился. Может, встретимся?"

Я действовала, конечно, опрометчиво, и шансы, что всё пройдёт удачно были ничтожно малы. Вдруг она стала бы наяривать, чтобы услышать голос любимого? Но иногда удача и мне улыбается — Наташа эта оказалась легковерной идиоткой и даже не задумалась о том, что в час ночи никаких совещаний приличные люди не проводят. Мне же и лучше. Вместо кучи вопросов она прислала батарею смайликов-поцелуйчиков, охов и ахов, и выразила готовность встретиться вот прямо сейчас. "Сашенька" написал, что освободится примерно через час — мне же нужно было ещё договориться с дядей Васей — и “попросил” напомнить ему адрес.

Внутри неприятно царапнуло, что Саша даже не думал с ней расставаться — это я поняла, прочтя пару их сообщений друг другу. Наоборот, этот всё ещё женатый человек уверял свою подружку, что любовь их — вечна и незыблема, как Тадж-Махал. Бред сивой кобылы это, а не любовь, но кто меня спрашивает?

И снова я рисковала, ведь не факт, что Наташа живёт одна и готова к встрече в своей квартире, но и тут несказанно повезло — идиотка отстучала геоданные в рекордно короткие сроки. Ха-ха, даже до такой тупицы дошло, что у Саши отвратительная память на адреса. Ничего, я уверена, после сегодняшнего приключения муженёк захочет забыть место жительства любовницы — не получится.

После я покопалась в телефоне благоверного, наплевав на все правила приличия, поглазела на их совместные фото. И ни одной моей, только та, что к номеру привязана. На минуту стало так обидно, словно он уже давно вычеркнул меня из своей жизни. И знал ведь, утырок, что я из принципа никогда бы его мобильный в руки не взяла. Потому смело оставлял его на видном месте, а я даже никогда не смотрела, кто звонил во время отсутствия владельца. А тут, оказывается, вон какой компромат нашёлся, твою мать.