— Понятия не имею, — пожимает плечами и смеётся. — Но я люблю ездить по случайным дорогам и находить вот такие простые и понятные заведения.

— Мне казалось, человеку, у которого во владении свой клуб не за чем что-то ещё искать.

— "Бразерс" — мой дом, но иногда я хожу в гости.

— Промышленным шпионажем, случайно, не занимаешься? — спрашиваю, а Викинг в притворном ужасе округляет глаза, быстро смотрит по сторонам, словно боится, что нас могут услышать.

— Тс-с! — Прикладывает палец к моим губам и смеётся. — Смекалистая какая, самый главный мой секрет разгадала. Хорошо, лес недалеко.

— Убьёшь и закопаешь?

— Сначала изнасилую, конечно же.

Я смеюсь, а Викинг помогает мне разместиться и уходит делать заказ, оставив меня одну. Официантов в этом гастрономическом раю, как оказалось, нет. Осматриваю небольшое помещение с грубо оштукатуренными стенами, толстыми потолочными балками и чёрной барной стойкой в углу и снова убеждаюсь, что здесь мило и просто — как раз то, что нужно, чтобы спокойно поговорить, не задумываясь об очерёдности использования столовых приборов и степени прожарки стейка.

Кроме нашего с Викингом, в зале занято ещё два столика. За одним, у самого окна, сидит мрачный мужик средних лет в клетчатой рубашке. Напротив него стоит бокал тёмного пива, в который он вглядывается, о чём-то размышляя. Наверное, у мужика с уже наметившейся плешью что-то произошло — слишком сильно хмурится и вообще, выглядит потерянным. Эх, жаль я не умею в души заглядывать.

За столиком с другой стороны, ближе к выходу, сидят трое байкеров в кожаных куртках с разноцветными нашивками и множеством заклёпок — очень похожих на жилет, который так любит носить Викинг, только Витина одежда без эмблем и логотипов. Вдруг, будто что-то почувствовав, один из байкеров — бородатый дядька лет сорока с длинными тёмными волосами и окладистой бородой — ловит мой взгляд и, ухмыльнувшись весьма плотоядно, салютует мне бокалом пива. Резко отворачиваюсь, проклиная себя за излишнее любопытство, а щёки так и горят от смущения. Моё любопытство когда-нибудь до беды доведёт.

Вдруг до слуха доносится громкий мужской смех и голос Викинга. Оборачиваюсь и вижу, что Витя стоит, облокотившись о спинку одного из стульев, и о чём-то оживлённо беседует с теми самыми байкерами. На меня никто из них не обращает внимания, потому позволяю себе понаблюдать за ними. Одно мне ясно с первого взгляда: Викинг — свой в их компании, чтобы это понять, даже не нужно быть специалистом. Точно такой же любитель скорости, кожаных доспехов и свободы. Интересно, такого мужчину вообще возможно приручить или он всегда будет, точно вольный ветер, рассекать бесконечные дороги?

— Это твои друзья? — спрашиваю, когда Викинг ставит на столик большой поднос. — Интересные такие…

— Знакомые, — отвечает, лукаво глядя на меня. — Когда-то в одном клубе состояли.

Бросаю украдкой ещё один взгляд на байкеров и замечаю у одного из них на рукаве кожаной куртки квадратную нашивку с надписью “Чёрные ангелы”. Я не глупая и знаю, что такие нашивки с подобными названиями носят далеко не самые законопослушные товарищи. Интересно, сколь многого я ещё не знаю о Викинге?

— Сейчас уже не состоишь?

— Это очень долгая история, когда-нибудь я обязательно тебе её расскажу, — обещает, и я верю. С Викингом я готова поверить во всё, что угодно.

Смотрю в стальные глаза, а на языке вертится уйма вопросов, но что-то останавливает. Наверное, мне хочется, чтобы он сам захотел рассказать мне обо всём, но, зная себя, уверена, что долго молчать не смогу — слишком уж я не выношу неизвестность и боюсь быть снова обманутой.

— Ешь, — говорит Викинг, указывая подбородком на большую сковороду яичницы-глазуньи с десятью желтками, и вкладывает мне в руку вилку. — Еда способна решить большинство проблем.

И я согласна, потому, не откладывая в долгий ящик, принимаюсь за еду. Хоть блюда на нашем столе просты и незамысловаты, но аромат стоит потрясающий, и я получаю особый вид удовольствия, следя исподволь за тем, как Викинг расправляется со своей порцией. Он, наверное, и правда очень голоден, раз с такой скоростью поглощает провизию.

Когда с обедом покончено, Викинг относит пустую посуду, и, посмотрев по сторонам, понимаю, что в обеденном зале мы остались с ним вдвоём. Уж не шумят байкеры, и не пялится в свой стакан мрачный мужчина у окна.

— Пиво, кофе или вино? — отвлекает от размышлений голос Викинга, стоящего у барной стойки. — Пиво здесь, кстати, хорошее — сами варят.

— Тогда его неси.

Впрочем, мне всё равно, но предчувствие, что впереди ждёт не самый простой разговор, заставляет выбрать алкоголь.

Пиво, в самом деле, оказывается довольно вкусным — горьковатым, с густой белоснежной пеной и лёгким хлебным ароматом. Делаю пару глотков и понимаю, что напряжение постепенно сходит на нет. Почему я так накрутила себя, понять не могу? Нет же ни единого повода сомневаться в Викинге, но всё-таки страх быть вновь преданной сильнее меня и доводов рассудка.

— Ты хотела поговорить обо мне, — не спрашивает, утверждает, а я киваю и делаю ещё один глоток пива. Викинг тем временем достаёт из пачки сигарету, разминает её в пальцах и прикуривает.

Я протягиваю руку, а он вопросительно смотрит на меня.

— Разрешишь?

— Сигарету? Бери.

Протягивает мне пачку, а потом чиркает зажигалкой, и горький дым наполняет мои лёгкие. Не очень часто курю, но сейчас почему-то испытываю острую необходимость немножечко отравиться.

— Жены у меня нет, — внезапно говорит, сразу перейдя к сути, а я делаю новую затяжку, пытаясь справиться с эмоциями, — но паспорт у меня запачкан штампами.

— Развёлся?

— Да, — кивает и стряхивает пепел. — Давно уже, к счастью. Уж больше двадцати лет как свободный гражданин.

Подсчитываю в уме, во сколько лет он пошёл под венец, а осознав, удивлённо смотрю на Викинга.

— Да, я ранний парень, — невесело улыбается, постукивая пальцами по столешнице. — В восемнадцать женился, в двадцать один развёлся — романтично, да?

— Знакомая ситуация, я тоже в восемнадцать замуж вышла.

— Тоже, смотрю, в девках не засиделась.

Пожимаю плечами и жду продолжения рассказа, потому что вижу — есть что-то такое, о чём Викингу трудно говорить, но сказать необходимо. Наверное, что-то связано с детьми. Может быть, жена забрала их при разводе и не даёт видеться? Такие случаи сплошь и рядом, куда ни глянь.

— Детей у меня нет. — Когда хочу облегчённо выдохнуть, Викинг добавляет: — Уже нет.

До меня медленно доходит смысл сказанного, а сердце с каждой секундой колотится всё сильнее.

— То есть…

— Да, у меня был сын, но он погиб. Его зовут Ян… извини, мне до сих пор тяжело говорить о нём в прошедшем времени.

— Я понимаю.

Чёрт, чёрт, чёрт! Всякого ожидала, о всякой ерунде успела подумать и нафантазировать себе и предательство, и подлость, дура малахольная, но правда бьёт наотмашь, сбивает с ног, оказавшись слишком болезненной и почти невыносимой.

— Это хорошо, что понимаешь, — замечает, туша сигарету в пепельнице и тут же достаёт новую. Длинные пальцы чуть подрагивают, и это лучше всяких слов говорит о том, насколько ему сейчас тяжело.

— Я… в общем, у меня никого и ничего сейчас нет, только работа и вечно пустая квартира, в которой мы жили когда-то все вместе: Ян, мои родители, я. Потом всё разлетелось на части: сын связался с дурной компанией. Так глупо и прозаично, что даже не смешно.

Молчу, не мешая Викингу выдавливать из себя по крупицам боль, а в глубине сознания бьётся странная мысль: он доверяет мне. Мне! И это значит больше, чем можно себе представить.

Ничего не говорит о жене, а я и не спрашиваю — если развёлся, значит, так было правильно, и не моего ума дело, почему так, а не иначе.

— А родители? — спрашиваю, осмелев, а Викинг смотрит куда-то за моё плечо, слегка сощурившись, точно вглубь своей души заглядывает.

— Когда Ян… когда его не стало, отец почти сразу умер от инфаркта. Мать жива ещё, но это больше похоже на существование. — Голос ровный, почти не выражает эмоций, а я прикусываю щёку изнутри, чтобы не заплакать. Что-то я слишком чувствительной стала в последнее время, но Викинга боль исходит волнами, бьёт меня в самое сердце, впитывается бесконечной горечью через кожу. — Она так плотно застряла в радужном мире иллюзий, где всё ещё может быть хорошо, что, боюсь, уже не выбраться.

Он замолкает, а я сглатываю плотный комок непролитых слёз, стараясь не задумываться, насколько Викингу тяжело. Протягиваю руку и касаюсь его ладони — мне хочется, чтобы он понимал: я рядом.

— Знаешь, я очень хотела ребёнка, — говорю, сама не зная зачем. Просто дико захотелось поделиться с тем, кто открыл мне своё сердце в пустом помещении придорожной закусочной. — Мне казалось, родив, смогу избавиться от сосущего душу одиночества. Каждый день просыпалась и представляла, что вот сегодня, возможно, во мне зародится новая жизнь.

Викинг молчит, лишь переплетает свои пальцы с моими и крепко сжимает.

— Шли дни, складывались в годы, но ничего не менялось. Так глупо, мне всего двадцать пять, но иногда кажется, что прожила три жизни, настолько сильную усталость иногда ощущаю.

— Почему не родила? Не вышло?

Он не щадит меня, просто спрашивает, и эта прямолинейность наряду с обезоруживающей честностью — именно то, за что он мне так дорог.

— Муж мой, понимаешь ли, не хотел. Всё время находил причины, чтобы отложить пополнение в ящик подальше. То учёба, то карьера, то отдых на море, ещё какая-то ерунда. Это сейчас я понимаю, что Саша просто не хотел.

Викинг молчит, а я говорю вдруг:

— Спасибо тебе.

Он удивлённо смотрит на меня и улыбается.