Весь день мы отдыхали: стреляли в тире, объедались, чем только можно, немного пили, но совсем чуть-чуть — в последнее время совершенно не хочется спиртного. В общем и целом, праздник удался.

— Да, — киваю, потому что и правда, не могу избавиться от этой мечты.

Когда наш с Сашей дом так удачно и быстро продался, я первым делом стала искать себе новую квартиру, но все варианты, которые удалось найти за истекшие с начала поиска недели, не подходили. То слишком далеко от неба, то балкон великоват. Квартира мечты никак не хотела находиться, и я уже почти отчаялась, убеждая себя в том, что моя мечта — глупость, мираж в пустыне. Можно было, конечно, переехать к Викингу — он постоянно предлагал, но я решила, что своё жильё мне просто необходимо. Просто, чтобы чувствовать вкус свободы на полную.

И пусть отчаянно грела мысль о том, что Витя хочет быть со мной рядом, но я мечтала не только об этом, мне хотелось иметь в этой жизни что-то только своё — место, где я смогу чувствовать себя свободно.

— Пойдём, покажу кое-что.

Он снова ведёт к своему балкону, а у меня вырывается нервный смешок:

— На балконе меня поселить хочешь?

Не знаю, почему я так нервничаю, но что-то определённо не даёт покоя.

— На балконе тесно, ты девочка высокая, тебе будет неудобно, — хохочет Витя, открывая балконную дверь. — Посмотри влево.

Поворачиваю голову и чуть поодаль вижу такой же балкон, как в квартире Викинга. Впрочем, справа то же самое, если повернуть голову, но почему-то Витя хочет, чтобы я смотрела именно влево, и я слушаюсь, хотя совсем ничего не понимаю.

— Что ты видишь? — спрашивает Викинг, обнимая меня за талию и прижимая к себе. Мне кажется или я явственно ощущаю его возбуждение сквозь кожаный материал брюк?

Из-за этого мысли принимаются скакать в голове, а в ушах слегка шумит, но я всё-таки пытаюсь понять, что он от меня хочет, кроме секса.

— Балкон я вижу, стену ещё, небо вижу. Закатное.

— Умница, — говорит, наклонившись к самому уху, а я у меня мурашки по спине табунами носятся, сталкиваясь по пути, потому что его голос — мой личный афродизиак, особенно, когда в нём слышатся такие отчётливые нотки желания. — Хочешь быть моей соседкой?

Между словами он покрывает невесомыми поцелуи мою шею, перекинув волосы на плечо, а у меня в ушах всё сильнее шумит, но я всё-таки слышу его слова. Соседкой? В смысле?

— О чём ты? Я не понимаю.

Голоса своего не узнаю и, чтобы не упасть, приходится ухватиться крепко двумя руками за ограждение балкона. Викинг тем временем тихо смеётся, и смех этот несётся по кровотоку, отдаваясь внутри сладкой дрожью.

— Соседняя квартира продаётся, — говорит, забираясь рукой под футболку. — Хочешь купить? Цену, правда, не выяснял, но если твоих денег не хватит, что ж… готов предоставить тебе ипотеку. Лет так на пятьдесят. Отдавать будешь сексом, ежедневным. А, как тебе идея?

— Господи, какой же ты невозможный человек, озабоченный! — смеюсь, а Викинг накрывает мою грудь ладонью и сжимает довольно сильно. — А вообще перспектива неплохая.

— Жить по соседству?

— Сексом с тобой пятьдесят лет заниматься. Ну и по соседству тоже.

— Если меня, конечно, к тому времени вперёд ногами не вынесут.

— Не вынесут, не дам.

— Будешь изо всех сил держаться за мой одряхлевший хладный труп?

Надавив рукой на мой живот, заставляет прогнуться в пояснице и прижимает к себе, а я готова уже  извиваться, до такой степени хочу его. Это какое-то безумие, но мне нравится чувствовать его рядом, когда возбуждён и готов сорваться с катушек. Меня до головокружения заводит жидкое олово, которое плавится в его глазах, когда они темнеют и переливаются разными оттенками серого, стоит нам только остаться наедине.

Ночь постепенно спускается на город, а прикосновения становятся всё откровеннее, бесстыднее. И вот улетает на пол одежда, и лёгкий ветер, остужающий летний зной, холодит кожу, а я не понимаю, насколько ещё хватит моего терпения.

— Я люблю тебя, моя валькирия, — жарко шепчет на ухо, и этого такое тепло разливается внутри, что не выдерживаю и впиваюсь в губы поцелуем, буквально набрасываюсь, потому что от переполняющей нежности боюсь разрыдаться.

— И я тебя, — говорю, прервав на секунду поцелуй, а Викинг уже избавляет меня от остатков одежды.

Он снова разворачивает спиной к себе, а я прогибаюсь в пояснице, бесстыдная и почти ошалевшая от счастья. Мне мало этого мужчины, и так будет всегда, потому что он неожиданно заменил собой всё, что знала до этого. Одним выстрелом из ружья в тире уничтожил всю мою прошлую жизнь.

И он входит резко и стремительно, словно не выживет, если помедлит ещё хоть секунду, и я вскрикиваю, наслаждаясь невообразимым ощущением наполненности и гармонии, когда не только тела сплетаются воедино и один воздух на двоих, но и души, соединившись однажды, уже не разделить.

25. Ася

— Арчи, ты вообще нормальный человек? — воплю, когда этот лысый клоун поднимает меня в воздух, обхватив мощной ручищей за бедра, а у меня дух перехватывает от резкой смены дислокации. — Поставь на землю!

Где-то рядом раздаётся чей-то смех. Нет, это не смех, это ржач какой-то, будто бы коней на выпас вывели.

— Стремянку забрал Филин, — пыхтит Арчи, нагло ухмыляясь, и даже не думая выполнять мою просьбу, — потому развешивай эти чёртовы цветочки на стенку, пока у меня пупок не развязался.

— Тебя никто не заставлял меня тягать, между прочим! Я бы подождала, пока стремянка освободится, ничего страшного.

— Так, тихо мне здесь! Девочек в нашем коллективе обижать не принято — мы же эти, принцы на белых конях, так что пользуйся положением и не выделывайся.

Нет, его не переговорить, это точно — на всё найдёт отговорку.

— Пристаёшь, чертяка? — интересуется подошедший Викинг, а я отрицательно машу головой, всё-таки вешая на стену белую цветочную гирлянду. — Смотри мне, а то зашибу и не поморщусь.

— Спусти меня, я закончила, — прошу, стукнув Арчи по лысой макушке, а тот притворно возмущается, что я нанесла непоправимый вред его хрупкому здоровью.

— Арчи и так дурак, а ты ещё усугубляешь, — смеется Филин, вешая вместе с Роджером что-то типа транспаранта, только вместо традиционных надписей "Совет да любовь" и "Счастья молодым!" — изображения мотоциклов и всего, что связано с образом жизни жениха. — Роджер, мать твою, держи ровнее!

— У меня один глаз, войди в положение, — хохочет Роджер, но транспарант всё-таки выравнивает.

А я бегу в другой зал "Бразерса", чтобы проверить, всё ли готово к застолью. В коридоре чуть не сбиваю с ног официанта, несущего впереди себя блюдо с закусками.

— Торт! Где торт?! — кричу в сторону кухни, а кто-то орёт в ответ, что с минуты на минуту должны привезти.

Это радует, потому что жених наш сам рисовал эскиз, и торт должен выйти поистине грандиозный. В форме открытой шкатулки, где кружится балерина, а рядом на байке наяривает круги лысый татуированный Брэйн. Романтика такая, конечно, своеобразная, но обещали, что будет красиво и все прямо таки рухнут в обморок от восторга.

Задумываюсь о том, что всё-таки хорошо, что именно таким образом решили организовать праздник. Вместо скуки типичной церемонии — вот такая суета, когда всё кипит и всё сырое, но счастьем переполнены абсолютно все. Даже Полин отец приехал, с которым они только на пути к примирению, но дядя Юра старается, и это самое главное. Люди должны идти навстречу друг другу, а иначе война и неразбериха никогда не закончатся.

— Ты такая активная сегодня, — усмехается Викинг, неожиданно выросший рядом. Подрыгиваю от неожиданности, потому что так увлеклась философскими размышлениями и попутной расстановкой ровненьким рядком бокалов, что ничего не услышала. — Тихо, тихо.

Обнимает меня, целует в макушку, а я тихо вздыхаю, потому что понимаю: нужно остановиться. Я бегаю чуть не с самого рассвета, чтобы свадьба у Полины получилась, что нужно. Так рада за неё, что не могу перестать улыбаться и суетиться.

— Ты какая-то бледная.

Витя убирает волосы с моего лица и заглядывает в глаза, а я отмахиваюсь, потому что не вижу поводов для беспокойства. Ну, бледная, голова ещё немного кружится, но это ведь понятно — я подругу замуж выдаю! В первый и, надеюсь, последний раз в жизни.

— Ой, да всё со мной хорошо, не беспокойся, — улыбаюсь и целую Викинга в губы. — Вот сейчас всё закончится, и поеду отдыхать. Просто переутомилась, бывает.

— Переутомилась она, — ворчит, но взгляд теплеет. — Не бегай, точно тебя клюнули. Ребята справятся, посиди пока, отдышись.

— Так! Я не инвалид вообще-то! — упираю руки в бока и топаю ногой для убедительности. — И вообще, дел ещё целая куча! Некогда рассиживаться! Сам разве не видишь?!

И, не дав ему меня остановить, снова убегаю в центральный зал, чтобы проверить готовность к скорому приезду виновников торжества.

— Тётку привезли? — орёт кому-то Арчи, пытающийся распутать цветочные гирлянды, которые уже вешать некуда. — Чёртовы цветочки, чтоб им пусто было. Нашли ещё тут флориста заочника.

— Чью тётку? — раздаётся голос Филина.

— Государственную! Которая браки оформляет.

— На подъезде.

— Не бухти, Арчибальд! — велит Роджер, затаскивая одновременно два ящика пива. — Выбрось ты эту тряхомудию цветочную, раз поперёк горла встала.

— Нет уж, — упирается хозяин “Ржавой банки”, — я их одолею.

И матерясь себе под нос, продолжает насиловать свою психику несчастными гирляндами, а Филин сбегает со сцены, высокий и стройный, лёгкий и гибкий, как пантера перед прыжком, а я обвожу счастливым взглядом помещение “Бразерса”, не похожего на себя, привычного.

Чёрт возьми, нужно посидеть, а то сейчас стошнит, испорчу Полинке праздник.